За пять веков до Соломона (СИ)

* * *
Действовать! Сейчас! Сразу! Любопытные слуги скоро на шум сбегутся. Потому ни мига не теряя!
— Мариам, — Моисей протянул руку, рывком притягивая невесту к себе. — Бежать надо, пошли скорее.
— Куда же ты собираешься скрыться? — медленно, словно во сне, сказала израильская рабыня.
Тут Моисею пришлось остановиться и крепко задуматься. Хоть и не легко было унять бешеный стук сердца, но удалось сбитое дыхание перевести и порядок в голове восстановить. Потому как не было очевидного ответа на вопрос Мариам. Убей он раба чьего или простолюдина какого, хватило бы заплатить изрядный штраф хозяину или родственникам. Тем бы все дело и окончилось.
Но убийцу сына самого Верховного Жреца, никто не позволит простить без смертного наказания. Даже фараон — посланник небесных богов на земле — священника главного опасается, стараясь в конфликты не вступать. А сейчас, когда по коварным наветам Моисей в немилость пал, и подавно не может полагаться на заступничество фараона.
Но на то и дан юный возраст, чтобы тяжелыми думами голову не нагружать. Вот и Моисей через миг уже имел готовое решение:
— Надо убираться прочь из Египта. На полудень идти нельзя — там земли Нубийские. На полуночь направимся. Но не в страну Ханаанскую, что имеет договор с фараоном о выдаче рабов и прочих беглецов. Двинемся в Мадиамский край. Давай же, трогайся!
— Моисей… — неуверенно сказала Мариам.
— Ничего, не пропадем с голоду. Я и различным наукам, и практичным ремеслам обучен, как сын фараона. И себя, и тебя прокормить сумею. Идем же!
— Моисей, возлюбленный мой…
— Построим новый дом в далеком краю и станем жить вместе долго и радостно! Ты будешь малых детей рожать, а я буду вас защищать и беречь от всяческих напастей. Мариам, почему же ты столпом стоишь, не двигаясь с места?
— Моисей, брат мой, не могу я с тобой идти в страну далекую, — очнулась Мариам из долгого оцепенения.
Настал черед Моисея остолбенело глядеть на Мариам:
— Как не можешь? Зачем говоришь такое, что сердце разрывается? Или больше не люб я тебе?
— Моисей, знаешь ведь, что дороже тебя нет для меня никого. Но не могу я с тобой на чужбине скрываться. Ведь здесь вся моя семья. И братья-сестры родителей, и племянники, а главное — младший брат Аарон. Если сбегу — подозрение на них падет, не избежать им тогда лютой казни.
— Но Мариам, я люблю тебя! Больше жизни своей!
— И я тебя, Моисей, тоже. И живот свой за тебя, не задумываясь, сложу. Но не прощу себе, коли жизнь близких людей на алтарь нашей любви принесу! Если бы мог ты и моих родственников из рабства египетского высвободить, то сразу бы я за тобой бросилась. А так беги, спасай себя, возлюбленный брат мой!
Знал, крепко знал Моисей, что Мариам истинную правду говорит. Но сердце ту правду принимать никак не хотело:
— Тогда и я не пойду никуда, а здесь останусь!
Предательская слеза собралась покатиться по щеке, когда он страстно целовал невесту, прикасаясь носом к носу. Моисей вздохнул крепко, прогоняя непрошеную гостью. Еще только расплакаться не хватало! Вместо этого стиснул Мариам в крепких объятиях, к себе прижимая, и долго не отпускал прочь. Но с неженской силой Мариам отстранилась, вырвалась из ласковых рук. Взяла в мягкие ладони лицо, опаленное Нубийским солнцем, и сказала твердым голосом:
— Зачем говоришь слова глупые? Или хочешь, чтобы я здесь твои страдания да бесчестную смерть видела? Лучше буду я знать, что ты жив и здоров, хотя и не со мной находишься, чем могилу твою иметь рядом с собой. Невыносима мысль о том, что больше не суждено увидеть тебя. Но если ты будешь мертв, то и мне жизнь не мила станет. Потому уходи, Моисей, скрывайся от гнева фараона, спасай себя. Тем и меня спасешь.
А потом добавила, в последний раз заглядывая в темные очи:
— Все, беги уже, а я слуг пока задержу. За меня не опасайся. Тут все рабы из израильского племени, я их научу, что на дознании верховному жрецу говорить, чтобы от себя подозрение отвести. Беги, и да пребудут боги с тобою!
 
— Клянусь, Мариам, я вернусь. Клянусь, я освобожу тебя!..
* * *
Как обычно перед рассветом ветер усилился. Резкий вихрь яростно налетел на горные вершины, пытаясь поколебать, сдвинуть с места. Каменные исполины лишь усмехнулись про себя: даже самый сильный ураган мог лишь освежить их старые морщинистые лица: пыль со скал смахнуть да пару валунов сдвинуть. Им, помнящим родовые схватки матери-земли, когда океан, внезапно вспучившись, взметнул вверх каменистое дно, когда потоки магмы вмиг испарили воду, навсегда превратив все вокруг в бесплодную пустыню, им ли бояться каких-то порывов? И совсем никакого дела не было каменным громадинам до двоих людей, что беседовали в ночи.
— Вот так и вышло, что покинул я отчий дом, египетскую землю, вскормившую меня. И Мариам — возлюбленную невесту…
— Так что, Мариам — святая пророчица — не приходится Вам родной сестрой? — поспешно задал вопрос Осия, едва дослушав долгий рассказ.
— Именно так. Она из рода израильских рабов, как и весь наш народ. А я — из знатной семьи. После смерти моего отца, что был верховным жрецом пред злобным Бакенхонсу, фараон принял меня на воспитание в свое семейство. Я вырастал вместе с Рамзесом, который и сейчас еще Египтом правит. Они же меня Моисеем нарекли, что по-египетски «сын» значит. А о нас с Мариам, как о потерянных брате и сестре, люди потом уже легенду сложили. Но то совсем другая история.
Осия тряхнул головой, протянул онемевшее тело, потер озябшие руки да ноги. Долго, видать, сидел он так, без движения, пристально внимая дивной повести.
— Ну что, Осия, понравился тебе мой первый рассказ? — посмотрел на него Моисей.
Осия кивнул в ответ, с трудом сдерживая лязг зубов — ледяной ветер все норовил забраться под одежду да тело до самых костей пронять.
— Тогда подумай вот над каким вопросом. Понятно, что не достиг я тогда того, что сердце мое желало. А отчего так случилось? Почему я не получил красавицу Мариам в жены? Где и что неправильно сделал?
У Осии ответ наготове вертелся:
— Видать, Господу Богу неугодно это было. Может, тогда уже он замышлял другое предназначение в Вашей жизни?
Но вместо похвалы, Моисей неодобрительно нахмурился:
— Да, большинство именно так и считает. Но для истинных Лидеров есть правило простое и жесткое: на Бога надейся, а сам не плошай. Замыслы Всевышнего не дано нам постичь, так что давай ответ в земных делах искать.
— Тогда, наверное, потому, что подлый язычник Неферперит на Вашем пути встал.
— И что же? Зачем я его убил, вместо того, чтобы вопрос миром решить?
— Коварен был его язык, вот и не выдержал Ваш рассудок.
— А что мои глупые уши, зачем слушали те коварства? Зачем разум внимал им? Нет, Осия, за все, что случилось, мне одному суждено ответ держать… Ты думай пока, а я прогуляюсь чуток, разомну кости старческие.
Костер едва тлел, почти уже не давая тепла. А много ли сделаешь огня на верблюжьих кругляшах? Запалить бы хоть пару веточек — и то больше жару бы было. Но откуда дереву, здесь, на голой скале, взяться? И доле, в низине, его не очень-то сыщешь. Совсем не как в далеких странах, что лежат за морем, в которое могучий Нил вливается. Предания сказывают, что деревьев там — что песчинок в пустыне. Да не каких-то пальм пустотелых и акаций кособоких, а зеленых и стройных кедров, как те, что в стране Ханаанской произрастают.
Бледная четвертинка луны по-прежнему освещала пейзаж призрачным светом. На фоне темно-синего неба чернели соседние вершины. Над ними сияли яркие точки — ночные светила на небесной тверди, давая единственный ориентир одиноким путникам. На востоке всходила утренняя звезда — видать и Солнцу скоро придет пора показаться. А пока повсюду властвовала ночь. С пронзительным ветром да кромешным мраком. Где-то вдалеке раскинулось море, днем видимое отсюда, а сейчас сокрытое мглою. То самое Чермное море, через которое двадцать лет назад евреи ушли из египетского плена от злобного фараона. Тогда Господь даровал чудо, раздвинув воды и дав пройти праведному народу, словно посуху. А затем долгое время кормил манной небесной, которую израильский люд собирал каждое утро в пустыне вокруг лагеря. Неприветлива была земля Синайская. Ни травы, ни деревьев, ни даже кустика сухого — одни каменья с острыми краями, в кровь режущими босые ноги. Совсем не как в далеком Египте, где даже пустыня была сложена из мяконького песочка, приятного на ощупь. Хотя Осия те места уже смутно представлял — совсем маленьким ребенком пришлось в спешке бежать. Помнил только, что мать даже тесто для хлеба заквасить не успела — так пресным печением и питались. Но была у их народа великая цель — добыть свободу. И не боялись они любые лишения вынести…