По секрету твоя

— Как финансовый аналитик становится поваром? — Марк продолжает идти, и я следую за ним. Мою ладонь он так и не выпустил. Приятно...
— Отучившись по наставлению родителей, Стас принес им диплом и пошел по собственному пути. И знаешь, я в который раз убеждаюсь, что важно заниматься тем, к чему лежит душа.
— Это не так легко… — вырывается у меня, — Мне знакомо давление родителей, когда каждое действие под контролем. Меня учили, что вседозволенность – не благо.
— Ты не согласна? — поворачивает ко мне голову и смотрит серьезно. Ему действительно интересно слышать ответ.
— У вседозволенности разные оттенки и каждый выбирает свой. Но я поняла, что благо в выборе.
— Одного выбора маловато для счастья тому, у кого он есть, не находишь? Многие ищут защиту в контроле…
— О нет! Если бы я встретила человека, которому не хватает в жизни контроля, поменялась бы телами. Пусть бы пару деньков в моем доме побыл. — Марк берет меня за запястье и плавно разворачивает к себе.
Пристально смотрит в глаза, изучает лицо, будто только- только увидел или взглянул под другим углом. Обводит взглядом каждый контур на моем лице, словно касается. Я будто чувствую горячие искорки там, где он смотрит.
И я позволяю. Пойму это уже позже. Что могла, как в фильмах показывают, смутившись, опустить глаза, а затем невозмутимо продолжить прогулку. Возможно, это бы помогло вынырнуть из забвения? Но сейчас, в это мгновение ничто не способно заставить меня улететь из объятий этого взгляда. Приятный жар прокатывается по телу, когда он проводит кончиками пальцев по моей щеке:
— Контроль бывает разным, Вишенка. Уверен, тебе бы понравился мягкий…
И этот бархатный голос, что приятным шёпотом ласкает мой слух...
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍
    
Глава 7
Войдя в номер меня охватывает странное волнение, оседающее внизу живота. Пчёлки нервно помахивают крылышками в ожидании неизвестного. Марк спокоен, но собран, будто лев на охоте. Мне приятно наблюдать за ним так же, как и находиться рядом.
— Держи, — вкладывает в руки меню, забирая куртку, — выбери что-нибудь на ужин.
Марк идет в душ, а я, быстро пролистав страницы и сделав заказ по телефону, звоню матери. Нужно предупредить о моём перенесённом рейсе.
После недолгого рассказа о погодных условиях она задает вопрос, который будет волновать отца, но я к нему готова:
— Да, мам, билеты сохраняются и дополнительных трат не потребуется, — уверяю её, когда дверь ванной хлопает.
— А где ты ночуешь?
— Аэропорт поселил нас в отель по близости, — отбрехиваюсь, оглядываясь на Марка. Не говорить же матери, что номер достал мужчина, с которым я этот самый номер делю.
«Это ведь возможно?», — спрашиваю у попутчика одними губами.
«Вполне», — так же отвечает он. Оперся о дверной косяк и наблюдает с усмешкой. Конечно, для него эта сцена кажется забавной, а для меня нет. Особенно когда:
—С чего это такая щедрость? — чеканит на том конце провода властный мужской голос, и я холодею.
— Это… — дыхание сбивается от волнения — лгать ему и маме вещи разные. Он будто нутром чует даже малейшие несостыковки, — Здравствуй, отец, это компенсация, — делаю глубокий вдох в попытках справиться с собой, и продолжаю, — менеджер авиакомпании так и сказала: это малейшее, что мы могли бы сделать для вас в этой ситуации.
— От них многое и не требовалось: всего лишь выполнить свою работу, — он не доволен, впрочем, это его обычное состояние.
—Полностью согласна, отец, — с готовностью говорю то, что он хочет слышать, — Но что поделать, халатность сплошь и рядом.
— Вот именно. Смотри на чужую недобросовестность и запоминай, как она способна попортить людям жизнь.
Удивительно, однако он действительно не считает перенос рейса из-за погодных условий объективным. В смысле, он и на минуту не способен предположить, что компания может беспокоиться о пассажирах. Заговор. Везде заговор.
Мама всё это время помалкивает, давая возможность высказаться своему супругу. Что дается ему лучше всего, так это разглагольствование о чьей-то неправоте и удовлетворение мыслями, что он — то ошибок не совершает.
— Еды закажи, но не шикуй особо, я деньги не печатаю, — звучит раскатистое подобие заботы. Это награда за поддакивание.
— У вас все хорошо?
— Было бы лучше, если бы ты вылетела вовремя, всё надо делать вовремя. Поешь и ложись спать.
Звонок, не требующий прощаний, сбрасывают на той части материка, а я даю себе несколько секунд унять бешено колотящееся сердце и поворачиваюсь к Марку, пригладив волосы. Они не растрепались, просто благодаря этому жесту я успокаиваюсь.
Он никак не комментирует услышанный разговор, и я не хочу. Но на губах его больше не играет усмешка, в глазах засело волнение. Жаль, что не вышло закончить разговор с родителями, пока Марка не было в комнате.
Еду еще не привезли и я, пользуясь временем, намереваюсь залезть под теплые струи воды. Всё-таки Австрия — холодная страна. В это время года.
Стоя перед зеркалом, придирчиво осматриваю себя. Почему-то мне хочется выглядеть хорошо рядом с ним. Кожа у меня чистая, ресницы длинные, косметики нет, в аэропорт не красилась, как и весь отпуск. Как и всегда. Щеки горят румянцем смущения, который легко спутать с румянцем от холода. В целом на свое отражение нареканий у меня нет.
Снимаю одежду и залезаю в душевую кабину. Теплые струи воды льют сверху, но я не чувствую успокоения. Ночь все ближе и осознание, что мы проведем её вместе накатывает с новым трепетом. Только теперь трепет приятный. Всё это странно, и я не хотела бы оказаться в этой ситуации. В той, где есть неизведанные мной ощущения и мои сомнения из-за этих самых ощущений. Он не принуждает меня и самое пугающее в этом — мой выбор. Это так нравится мне — выбирать, но понимание неправильности происходящего накатывает омерзением к самой себе.
Я отвратительна и порочна. Он свободный мужчина и волен делать всё, что пожелает, а я нет. Ненавижу себя в этом моменте, но здраво оценивать собственные желания способна. И никоем образом не выходит отвергнуть глупое волнение своего сердца. Сейчас я могу выбирать. Передо мной, словно две таблетки положили. Возможно, стоит относиться к этому проще? Монетку кинуть, например...