Всё, кроме любви

 
Глава 11. Мировоззрение
Хурт всегда удивлялся, отчего его считают особо опасным. Он — слуга Всевышнего. С чего бы ему быть опасным? Все согрешили, все лишены славы Божьей, а возмездие за грех — смерть, так чего они ждут? Что возмездие их не настигнет? Настигнет, никуда не денется. Не он накажет, так кто-то другой. К тому же он и вправду старался не убивать тех, кто, по его мнению, был не виновен. В отличие от того же Спина, которому было всё равно, кого мучить.
Вагнер не просто бездушно убивал. Он освобождал души, возвращая их Творцу. За плату.
Хурт улыбнулся. Многие, особенно те, кого он убивал или пытал, чтоб взять эту самую плату, сочли бы его улыбку зловещим оскалом. Но это было не так. Он не держал зла ни на кого из них. Да, возможно при этом чувствовал раздражение, усталость, даже скуку — но ненависти он не испытывал. Как, впрочем, и сочувствия. Такова воля Творца. И они должны бы даже гордиться — не всем посчастливится умереть, получив отпущение грехов. А его жертвы такого удостаивались — не все, но многие. Особенно те, плата за души которых его вполне устраивала.
Вагнер чувствовал себя этаким Хароном — проводником в мир мёртвых, прикольным персонажем одной из религий Земли. Хурту нравилось изучать древние религии этой планеты, забавляясь тем, как люди создавали течения и конфессии, описывая и восхваляя какую-либо грань Бога, не пытаясь охватить всю фигуру целиком. Продвигая схожие догматы, люди, тем не менее, вполне успешно занимались взаимоистреблением во имя веры, прикрываясь своими религиями. Сам Хурт в этом плане был честнее.
Он не делал различия между своими жертвами по расе, половой или бесполой принадлежности или вероисповеданию. Важным оставалась только плата, которую он мог взять с них, не считая сопутствующие потери, которыми нередко становились и его подельники. "Все там будем", — думал он, переступая через очередное агонизирующее тело. Некоторые даже удостаивались "покойся с миром".
К отсутствию у себя способности к глубоким чувствам и ярким эмоциям Вагнер относился философски. Он вообще ко многому относился философски — профессия обязывала. И способ заработка, к слову, тоже. В конце концов, так было не всегда, тот, чувственный, как сам Хурт его называл, период, он прекрасно помнил, и мог сравнить. Нынешнее его состояние устраивало контрабандиста намного больше, и несло много полезных бонусов.
Доступные поверхностные эмоции — раздражение, досада, удовлетворение, заинтересованность, да те же физиологические половое влечение, голод, холод, тепло, сытость и иже с ними — его вполне устраивали, и о большем он не скучал.
Он вообще не скучал. Даже подзабыл уже, что это такое.
И вот ему в руки попалась Катарина. Странная, диковинная птичка. На фоне её холодного, отстранённого спокойствия он выглядел практически истеричным подростком.
Это было интересно и немного смешно. Хурту уже давно не было смешно.
Хурт ухмыльнулся и закрыл каюту, специально не активировав замок. Он был готов поспорить, что его пленница, наверняка отметив для себя сей факт, всё равно даже попытку к побегу не предпримет.
Её безэмоциональность вначале просто показалась забавной, сейчас же откровенно интриговала.
Она утверждала, что сидит на препаратах, и это — последствия. Почему-то не верилось. Что-то тут явно было не так, но что именно, пока было не понятно. Время шло, а поведение Катарины не менялось. Да и не походила она на ту, что под действием каких-то транков.
Уж в таблетках Хурт разбирался. Кучу литературы перелопатил. Аудиокниги тоже. Даже некоторых пленных врачей, особенно мозгоправов, дополнительно расспрашивал. Правда, быстро перестал. Раздражали. Вместо того, чтоб просто ответить на прямой вопрос, начинали задавать свои, причём дурацкие и много. Ну и зря, в общем то, Царство им Небесное.
Ну что ж. Если Господь подкинул ему новую задачку в виде этой девушки — почему бы и не поиграть? Хурт очень ценил подобные… подарки.
Он даже сексом с ней заниматься не стал. Да, влечение было, его тогда в голову ранили, а не хозяйство отстрелили. Но! Вагнер — не извращенец, а спать с ней — это же практически некрофилия. Хурт хотел птичку, но живую и трепещущуюся. А не вот это вот “мне вообще параллельно”.
Поймав себя на том, что он насвистывает в голове какой-то мотивчик, как любил делать ещё до операции, контрабандист улыбнулся.
И поэтому звук, который раздался из коморки с пленником, (когда уже этот, стыдно сказать, напарничек, дверь научится прикрывать!), внёс некий диссонанс в его мысли.
Контрабандист толкнул двери, практически стукнув ими по спине силуанца. Спин развернулся и осклабился.
— О, партнёр. А я тут отдыхаю. Присоединиться не хочешь? — он сделал приглашающий знак рукой.
Рукой в крови. Фу. Хоть бы перчатки надел. Хотя к ним ещё неплохо бы скафандр. И шлем.
Хурт Вагнер поморщился. Опять лишний раз гонять команду с бессмысленными заданиями — уборкой после Спина.
— Нет, спасибо, — брезгливость на лице сменила гримаса отвращения, когда он увидел пленника. Вот же больной садист. Силуанец успел превратить его в кусок мяса. Причём вывернутого наизнанку.
— Слабенький какой-то попался, — для чего-то решил прокомментировать псих. — И тупой. Поначалу всё орал, что больше ничего не знает. Ну вот не придурок? И ты молодец — чего меня не подождал? Не пришлось бы препараты тратить — он бы и так всё как на духу выложил.
— Препараты надёжнее. Да и с твоими методами он мог просто не успеть что-то выложить. Тебе не кажется, что ты уже перегнул с ним? Просто добей, чего он тут кровить продолжает? Смотри, какую ты тут грязь развёл.
— Ой, тоже мне, чистюля выискался. От тебя после взрывов грязи больше остаётся.
— Но я же в ней не живу, — резонно возразил Хурт.
— Ладно, скажу, чтоб прибрали. Потом. Сейчас я его убивать не буду. Хвост видишь? Это же квантр. Они знаешь, какие живучие! Мне с ним играть и играть. Но сейчас да, пусть повисит. А то действительно сдохнет, чем мне тогда заниматься? Хотя… — силуанец с энтузиазмом энтомолога, вспомнившего о ещё не пришпиленной бабочке, уставился на Вагнера. — У тебя ж баба вроде осталась. Ты как — уже наигрался? Дашь? Если принципиально, я даже портить не буду. Сильно.
— Спин, я предупреждал — она моя. Полезешь — пристрелю.
— Ой, да ладно тебе выпендриваться. Не наигрался — так и скажи. А то можно и междусобойчик устроить. Тройничок, а? Ой, ну не кривись опять, чего ты постоянно такой недовольный? Жалко или религия не позволяет? Святоша хренов. Боженька твой убивать кого ни попадя не мешает, а как бабой поделиться — так нет? Я ж тебя как облупленного знаю. Ханжа твой Бог, да ещё какой. Что Бог, что святоша — оба вы одинаковые.
Это он сказал зря. Хурт лишь слегка нахмурился, а повернувшийся к нему силуанец даже не подозревал, что только что оплатил свой билет по ту сторону Стикса. Ворота Святого Петра ему точно не светили. И священника не смущало, что образы взяты из разных религий. Они оба были уместны.