Когда тигр спустился с горы

– Но почему мы разговариваем с тиграми?
– Потому что они разговаривают с нами, – объяснили Тии, подавив нервозный смешок. – Они умеют говорить, и теперь они убедились, что и мы умеем. Это значит… что они будут относиться к нам как к людям.
– Но все равно есть вероятность, что они нас съедят.
– О, да. Просто некоторые люди более… съедобны с точки зрения тигра.
Сыюй вытаращила глаза, но тут женщина вернулась. Отблеск костра играл на нитях гранатов, которыми была расшита ее плотная черная туника – с высоким воротником, как аньские халаты, но длиной почти до украшенных сверкающими камнями туфелек и с разрезами по бокам до самой талии. На ногах у нее были широкие штаны из белого шелка, с мочек ушей свисали необработанные рубины, губы она выкрасила в красный цвет. Но кристаллы льда не таяли в волосах этой прекрасной, по-летнему одетой женщины, указывая, что она отнюдь не человек.
Но разумное существо и царица, и если мы не будем забывать об этом, все может сложиться удачно.
Тигрица устроилась на земле у входа в сарай, чувствуя себя непринужденно, словно правительница в своем дворце. Минуту погодя две ее сестры улеглись по обе стороны от нее, и она вытянулась между ними, положив ноги на живот одной и закинув руку другой на шею.
– Я Хо Синь Лоан, а это мои сестры Синь Хоа и Синь Кам. Я царица Кабаньих Хребтов и окрестностей до самой Зеленой горы. Назовите мне свои имена.
У народа Сыюй горы, где они сейчас находились, назывались по-другому, но Тии далеко не в первый раз сталкивались с различиями в топонимике. Насколько Тии могли судить, тигрица только что заявила свои права на всю горную цепь и большую часть территории, известную на севере как Огай. Огайцы удивились бы, обнаружив, что ими правит тигрица, – впрочем, она явно не требовала уплаты налогов и исполнения воинской повинности.
– Ваше Величество, я Сыюй, дочь Халаня, потомка рода Журавля из Исая. А это Пылук от Киеан из Лотука.
Тигрица кивнула и выжидательно перевела взгляд на Тии.
– Госпожа, я служитель Тии из обители Поющие Холмы. Я здесь затем…
– Чтобы стать ужином, полагаю, – любезно закончила тигрица. – Вы им станете, все трое. А мамонт может отправляться домой, если хочет.
– Этот мамонт… – вспыльчиво начала Сыюй, но получила толчок локтем в бок от Тии и умолкла.
– Боюсь, нашими законами это не допускается, – повторили Тии. – Госпожа, на самом деле я здесь, чтобы послушать ваши рассказы и прославить ваше имя.
– Лесть, служитель, – отозвалась тигрица, – не слишком хороша на вкус, и желудок она не наполнит.
– История, госпожа, – с надеждой ответили Тии. – История и ваше место в ней. Нам известно о Хо Донг Винь, Хо Тхи Тхао и…
– Хо Тхи Тхао?
Голос тигрицы прозвучал резко, обе ее сестры выпрямились, прищурились и воинственно встопорщили усы.
– Служитель, что вы натворили? – сухо спросила Сыюй, и Тии подавили желание отпрянуть при виде настолько хищного интереса.
– Что ты знаешь о Хо Тхи Тхао? – спросила тигрица.
– Ну, моя работа – скорее выяснить, что знаете вы, – спохватившись в последнюю минуту, Тии не стали улыбаться. Улыбка обнажает зубы, а Тии знали, что их зубы не идут ни в какое сравнение с тигриными. – В Поющих Холмах ведут архивы и занимаются исследованиями, и мне точно известно, что нам очень хотелось бы получить ваше описание свадьбы Хо Тхи Тхао.
– «Наше описание», – передразнила тигрица. – Ты имеешь в виду – истинное.
– Разумеется, – жизнерадостно согласились Тии.
– Нет, вряд ли.
– В таком случае…
– Нет, думаю, это ты расскажешь нам то, что тебе известно, – решила Синь Лоан.
– А мы укажем, в чем ты ошибаешься, – резко зарычала Синь Хоа, и ее голос напоминал грохот падающих камней. – Мы тебя поправим.
– Так что лучше тебе ошибаться пореже, – посоветовала Синь Кам голосом, подобным бурлению опасных вод.
– Что вы творите? – прошипела Сыюй.
– Рассказываю историю, – объяснили Тии, жалея, что рядом нет Почти-Блистательной и некому отчитать их за безрассудную выходку.


Тигрицы терпеливо ждали, пока Сыюй и Тии разводили костер, Синь Кам даже ненадолго обернулась человеком, чтобы принести охапку дров из-за путевой станции. Она была моложе Синь Лоан; Тии предположили, что моложе не только она, но и Синь Хоа, увидев, как обе тушуются перед сестрой. Принимая дрова, Тии заметили, что лицо Синь Кам совершенно неподвижно, словно она не привыкла к человеческому облику, и что от нее пахнет глиной, холодом и чистым мехом.
Пока Тии подбрасывали дрова в костер, Пылук издала тревожный стон и переступила с ноги на ногу, как взволнованный ребенок. Она тихонько толкнула Тии хоботом, словно пытаясь обратить ее внимание на трех хищниц, расположившихся у входа в сарай.
– Знаю, детка, – отозвались Тии. – Ничего.
– Может, и так, – пробормотала Сыюй и встала со своего места рядом с Баосо. – Он ненадолго пришел в себя и успел сказать только несколько слов и попросить воды. Состояние у него так себе, но он продержится. Если нас всех не съедят.
– Так ведь могло быть гораздо хуже, – весело откликнулась Синь Лоан. – Сейчас его сердце бьется ровно, а не скачет, как заяц на празднике солнца.
Сыюй скривилась, а Тии напомнили себе, насколько острый у тигров слух.
Наконец костер с ревом разгорелся. Его сложили с таким расчетом, чтобы огня хватило на всю ночь, – если они сами продержатся эту ночь. Сидеть хоть и у костра, но на земле было зябко, и Тии с благодарностью приняли у Сыюй лишнее одеяло.
Пылук улеглась. Она все еще похныкивала время от времени, но уже не так беспокойно: Сыюй подтащила Баосо поближе и сама села рядом с мамонтом.
Тии посмотрели сквозь языки пламени на уставившиеся на них три пары голодных глаз, сделали глубокий вдох и заговорили.
 
Глава 4

Много лет назад жила одна начитанная и образованная женщина по имени Дьеу. Она усердно училась восемнадцать лет, и наконец ее наставник счел, что она готова сдавать имперские экзамены в Аньфи.
В те времена Аньфи был величайшим городом всего мира – от берегов Матери-Моря до сухих пустошей, где среди дюн из черного песка рыщут драконы-полукровки. Для того чтобы добиться хоть сколько-нибудь заметного успеха, следовало родиться в столице, в одной из шести прославленных семей, предпочтительно физически крепким старшим сыном, лучше всего без единой отметины на коже и без пристрастия к тайным магическим искусствам и крайним политическим течениям. И поскольку большинство жителей столицы даже на такую малость не были способны, им оставалось лишь преуспеть на имперских экзаменах, которые проводились каждые четыре года в Зале жестокого нефрита.