Любовь с чистого листа
Посвящается маме, научившей меня всему о жизни в искусстве
Глава 1Воскресенье, я работаю в гротеске.
Жирный шрифт для заголовков — так пожелал клиент, — макушки сплющены, как крыши и столешницы, каждая буква тянется, старается и требует, чтобы ее увидели.
Все буквы прописные, но не потому, что ей нравится кричать — по крайней мере, мне так кажется, хотя однажды я увидела, как ее муж дал их малышу глотнуть немного кофе, и от ее взгляда у него, наверное, весь подбородок облысел за сутки. Нет, я думаю, что ей просто не нравится, когда что-то выходит за дозволенные рамки. Все ровное, однообразное, без отвлекающих факторов, чтобы глазу было не за что зацепиться.
Черные и серые чернила — с этим она еще будет мириться, но не более. Это не шутка. Однажды я увеличила трекинг и добавила чуть-чуть металлика — тонкие золотистые линии к вертикальным элементам каждой буквы. Строгая нота ар-деко, с которой, я была уверена, она смирится, но открыв планер (черный, в точку, формат А4, никакой вычурности), она захлопнула его, не прошло и десяти секунд, и двумя пальцами отодвинула от себя. Рукав ее черного кашемирового свитера точно был частью этого заявления.
— Мэг, я плачу тебе не за декор, — сказала она. Будто декор — это удел хламосборщиков и наемных убийц.
Это женщина в стиле гротеск.
А я? Все эти бренды вроде транспортных компаний — большие, массивные, строгие буквы — не в моем стиле. Не в моем привычном… как там написали в прошлогоднем «Нью-Йорк таймс»? Причудливый? Жизнелюбивый? Озорной? Вот, точно: не в моем привычном причудливом, жизнелюбивом и озорном стиле. Но еще в «Нью-Йорк таймс» написали, что с буквами я могу сделать что угодно. Этим я и занимаюсь в воскресенье.
Вздыхаю и смотрю на лист передо мной, где набросала своим карандашом Staedtler буквы:
М-А-Й
для наступающего месяца. Достаточно крупно, «А» даже пересекает центральную линию. Слово очень… очень короткое, у него мало возможностей, в отличие от моих клиентов, которым хочется красивый весенний узор перед разворотом на месяц: крупные мазки, изящные завитки на концах букв, провозглашающих радость нового месяца. Я сделала уже четыре «Цвети на своей клумбе», три «Май цветет!», а также индивидуальный запрос на «Страстный месяц май» от сексолога, у которой офис в элитном квартале Бруклина и которая сказала мне поразмышлять, не намекает ли моя коллекция карандашей на что-нибудь конкретное.
— Конкретнее моей работы? — спросила я, на что в ответ получила очень осудительно вздернутую и очень ухоженную бровь. Бровь сексолога, которая будто говорит: «Я знаю, какая пустошь у тебя в половой жизни». Планер у нее в розовой кожаной обложке с золотистой кнопочкой. Надеюсь, она понимает всю иронию.
Я беру свой любимый линер из линейки Micron, тонкий и острый — ни на какие перспективы в половой жизни, я надеюсь, не намекающий — и безразлично тычу им в обшарпанную деревянную столешницу. Сегодня это мое рабочее место. В магазине тихо, осталось полчаса до закрытия.
Местные по выходным нечасто заходят, потому что здесь собирается толпа приезжих с того берега реки и туристов, прочитавших о «ламповом канцелярском магазинчике» в Бруклине, которую Сесилии удалось превратить в обязательную для посещения достопримечательность, по крайней мере для тех, кто не прочь закупиться. Но и такие покупатели давно разъехались, набрав полные пакеты милых открыток, коробочек с дизайнерской бумагой, профессиональных ручек, маркеров и карандашей, кожаных блокнотов и, возможно даже, купив парочку довольно дорогих дизайнерских подарков, которые Сесилия выставляет перед входом… В былые времена, когда я работала здесь чаще, мне нравились эти моменты тишины, когда в магазинчике нет никого, кроме меня, моего ни на что не намекающего линера и листа бумаги. И вся моя работа в этот миг — творить. Играть буквами, экспериментировать с их формой, раскрывать их возможности.
Сегодня это затишье меня не радует. Наоборот, мне хочется, чтобы вернулась эта воскресная суета, потому что она мне нравится: шум, люди, лицом к лицу с новыми лицами. Сначала я думала, что чувствую себя так с непривычки, оттого что долго не прикасалась к телефону — вынужденный отдых от всех этих красных кружков с уведомлениями, которыми кишат иконки моих соцсетей. Это лайки и комментарии к видео, которые я когда-то выкладывала ради удовольствия, а теперь почти всегда для спонсоров. Видео, где я демонстрирую брашпены, которыми вообще-то почти не пользуюсь, или плавным движением руки делаю изящный росчерк, где пролистываю толстый планер с уголками, отделанными фольгой, который я не смогу продать и в итоге просто подарю.
И все-таки я поняла, что это не только из-за смартфона. Все дело в отдыхе от списка основных задач, который я прикрепила над рабочим столом в своей комнатушке. Причудливо оформленный, но насыщенный ожиданиями дедлайн с треском приближается, а я в его сторону и шагу не сделала. Я расслабилась вдали от дома, где когда-то царила теплая и радостная атмосфера, а теперь Сибби меня как ножом режет своей сдержанной вежливостью, и я не нахожу места от грусти и обиды.
Поэтому в пустоте магазина мне тяжело и одиноко. Она напоминает об ужасе, который я теперь испытываю в подобные моменты тишины. В голове пустота и никакого вдохновения. Сейчас передо мной лишь слово М-А-Й, это должно быть просто. Должно быть легче легкого, это просто заказ, нет никакого риска, повода неделями прокрастинировать над этим заданием. Ничто здесь не требует моих идей, воображения, уникальности.
Гротеск. Жирный. Прописные буквы. Никакого озорства.
Но ведь я чувствую что-то, смотря на это слово. Что-то знакомое, что-то, от чего я все эти дни пыталась убежать.
Я чувствую, что делают эти буквы. Говорят правду, которую я не хочу признавать.
МОЖЕТ быть, у тебя ступор, говорят они. Я моргаю, чтобы прогнать это видение. Я пытаюсь ненадолго расфокусировать зрение, мысленно добавить надписи декор, представить, что мне не надо сдерживать данные клиенту обещания. Что бы я сделала с шириной нижних элементов? Поиграла бы с отрицательным интервалом или…
МОЖЕТ быть, ты одинока, перебивают буквы, и зрение снова фокусируется.
МОЖЕТ быть, говорят они, ты просто на это неспособна.
Я положила линер и отшатнулась.
И тут зашел он.
♥ ♥ ♥
Дело в том, что буквы открывают мне правду не только обо мне.
Иногда они говорят и о других людях; Рид Сазерленд оказался как раз таким человеком.
Помню его, будто вижу каждый день, хотя с нашей первой и единственной встречи прошло уже больше года, к тому же в тот раз я провела не больше часа в его молчаливой, неприветливой компании. Он тогда опоздал. Невеста ждала его в магазине, чтобы одобрить мой проект шрифтового оформления их свадьбы. Даты, приглашения, карточки гостей, программа мероприятия — я занималась всем, что содержало буквы и, честно говоря, к тому моменту отчаянно хотела побыстрей закончить, чтобы наконец отдохнуть. До переезда в Бруклин я несколько лет жила фрилансом, но с тех пор как начала работать только с Сесилией и брать заказы на оформление свадеб и помолвок, которые поступают через магазин, молва обо мне разошлась с такой скоростью, что я не знала, радоваться или пугаться. Ко мне поступало столько заказов, что от части из них пришлось отказаться. Но это лишь усилило ажиотаж. Днями напролет голова моя была забита требованиями клиента и дедлайнами, а ночью руки ныли от усталости и напряжения. Я часто сидела на диване, держа в правой руке мешочек теплого сухого риса, чтобы унять боль, и выдыхала стресс от встреч с парочками и их семьями. От предсвадебной суеты они все были как на иголках, а я с улыбкой успокаивала их, набрасывая на бумаге красивые романтические надписи, от которых они умилялись. В те времена я думала навсегда уйти из свадебного бизнеса.