Наследники Хамерфела
Они с Маркосом не без оснований полагали, что поскольку Сторн прибрал к рукам все имение Хамерфелов, то определенную часть его должно изъять на поддержание законного владельца.
Сегодня ночью Сторн узнает, кто на самом деле его враг и почему на него совершали набеги.
Пошел такой густой снег, что лошадей было едва видно. Конн полностью доверился чутью животного, понимая, что если при такой погоде он начнет им править, то лошадь может сбиться со следа. Через какое-то время Маркос остановился, причем так резко, что Конн едва не налетел на старика.
Маркос соскочил с седла и взял лошадь Конна под уздцы.
— Отсюда мы пойдем пешком, — прошептал он. — Вокруг могут быть их солдаты, и лучше, чтобы они нас не видели.
— Разумеется, — сказал Конн, мысленно прочитав то, что Маркос не произнес вслух, чем меньше придется убивать, тем лучше будет для всех. Люди Сторна всего лишь выполняли приказы и не несли полной ответственности за то, что их заставляли делать, а стоило им проявить излишнюю симпатию к оставшимся без господина арендаторам Хамерфела, они разделили бы их участь. Ни Конн, ни Маркос не испытывали тяги к убийству.
Соблюдая тишину, маленький отряд обошел деревню, ведя лошадей под уздцы. Затем последовала команда стать на месте. В темноте Конну казалось, что его дыхание, должно быть, слышно даже в деревенских избах. Но окна во всех домах, кроме одного, были темны.
«Интересно, — подумал Конн, — почему? То ли это старик задремал у огня, то ли мать сидит возле больного ребенка, то ли престарелые родители ждут возвращения сына, а может быть, это кормилица, занятая своим делом?»
Он ожидал в тишине не двигаясь, держа меч наготове.
«Сегодня я стану настоящим Хамерфелом, — думал он. — Отец, где бы ты ни был, надеюсь — ты знаешь, что я забочусь о твоих людях».
Вдруг из какого-то дома раздался дикий крик, и в истерзанное бурей небо взвился огненный столб. Дом запылал как факел. Раздались вопли и стенания.
— Пора! — коротко скомандовал Маркос, и отряд Конна поскакал вниз по склону холма, Конн прицелился из лука в сторону фигур, снующих с факелами в руках меж домов. Стрела просвистела, и один из поджигателей упал. Конн достал вторую стрелу. Из домов начали выскакивать женщины, дети и несколько больных стариков. Они кричали от страха и не могли понять, что творится. Загорелись еще избы, и тут отряд Конна, дико улюлюкая, кинулся в рукопашную.
Конн громко крикнул:
— Лорд Сторн! Ты здесь или послал своих подчиненных делать за тебя грязную работу, а сам сидишь дома у огня? Что скажешь, лорд Сторн?
Наступила длительная пауза, только треск пламени да крики перепуганных детей раздавались в ночи. Затем послышался суровый голос:
— Я — Руперт Сторн. Кто осмелился призывать меня к ответу за то, что я должен сделать? Этим негодным крестьянам уже много раз приказывали освободить дома, и то, что я делаю, не является для них неожиданностью. Кто оспаривает мое право поступать так, как я хочу, в моих собственных землях?
— Эти земли не принадлежат Сторнам, — выкрикнул Конн. — Это законное владение Хамерфелов. Я — Конн, герцог Хамерфел. Ты можешь творить свои грязные дела у себя в Сторне, если твои крестьяне тебе это позволят, но только тронь моих арендаторов, и тебе не поздоровится! Достойное занятие для мужчины — воевать с женщинами и маленькими детьми, не надевавшими штанов. Или с кучкой стариков. Да, люди Сторна храбры, но только когда нет мужчин, которые дали бы им отпор и защитили женщин и младенцев!
Наступила тишина. Затем донесся ответ:
— Мне сказали, что весь выводок Хамерфелов сгорел в пожаре. Что за выскочка осмелился делать тут подобные лживые заявления?
Маркос прошептал на ухо Конну:
— Руперт — это племянник и наследник Сторна.
— Тогда выходи, если ты не трус, — ответил ему Конн, — и я докажу, что я Хамерфел, на твоей бесценной шкуре!
— Я не дерусь с самозванцами и неизвестными бандитами, — ответил из темноты голос Руперта. — Убирайся туда, откуда пришел, и больше не попадайся на глаза моим людям. Эти земли принадлежат мне, и никакой безымянный бандит не смеет вмешаться… — Слова захлебнулись в возгласе боли, перешедшим в ужасающий булькающий хрип. Следом раздался пронзительный крик, в котором смешались ужас, отчаяние и гнев. Стрела Фаррена, просвистев в темноте, пронзила горло Руперта.
Маркос прокричал:
— Теперь-то вы выйдете и будете сражаться как мужчины?
Последовала короткая команда, и люди Конна, точно призраки, бросились на отряд Сторна. Бой был кровавым и коротким. Конн рубанул человека, кинувшегося к нему с пикой, быстро расправился со вторым, но тут Маркос железной хваткой схватил его за руку и оттащил прочь.
— Они получили свое, и не надо больше мстить за грязное дело, совершенное сегодня ночью. Посмотрите: они грузят Руперта, точнее, то, что от него осталось, на лошадь… хватит, они уходят, — сказал старик.
И тогда тяжело дышащий и дрожащий от возбуждения Конн позволил Маркосу подсадить себя в седло. Тут его окружили женщины и дети в ночных рубашках, в которых повыскакивали из домов, несмотря на снег.
— Неужто и вправду — молодой герцог?
— Хамерфелы вернулись к нам!
— У нас есть свой молодой правитель!
Они целовали ему руки, плача и моля.
— Теперь бандиты Сторна не смогут нас прогнать! — воскликнула старуха, державшая в руках факел, взятый у одного из убитых людей Сторна. — Вы — просто копия отца, дорогой юноша… господин, — быстро поправилась она.
Конн ответил, запинаясь:
— Люди, спасибо вам за такой теплый прием. Я обещаю вам, что с этого дня вы не увидите пожаров, если в моих силах будет их предотвратить. И никто не посмеет воевать с женщинами и младенцами.
— Вот так, — пробормотал Маркос, когда они в конце концов беззвучно ускакали в темноту. — Сокол вылетел из клетки, и, начиная с этого дня, сынок… — он осекся, — нет, ты больше не «сынок», ты — господин… с этой ночи, они будут знать, что в лесах правит Хамерфел. Могу сказать, что сегодня ты с честью обагрил отцовский меч кровью врага.
И Конн знал, что борется за правое дело.
Именно ради этого они с Маркосом все эти годы скрывались, именно ради этого он был рожден на свет.
7
Эдрик Элхалин праздновал восемнадцатилетие своей дочери — Флории во дворце Элхалинов в Тендаре. Среди гостей были король Айдан и королева Антонелла. Эдрик во время перерыва в танцах подошел к Флории и Аластеру Хамерфелу, которые сидели и болтали о своем, потягивая прохладительные напитки.
— Надеюсь, ты довольна, дорогая моя, — сказал он дочери.
— О да, папа! Это самый лучший вечер из всех…
— Боюсь, что должен прервать вашу беседу. Аластер, как и обещал, у меня был разговор о тебе с королем Айданом, и его величество хочет тебя видеть. Пожалуйста, пойдем со мной.
Аластер извинился перед Флорией, затем встал и направился вслед за лордом Элхалином через зал в смежную комнату, элегантно обставленную мебелью черного дерева и обитую шелком.
Там в одном из кресел сидел седовласый, роскошно одетый мужчина на удивление маленького роста. Годы, казалось, давили на него тяжким грузом, но, когда он поднял глаза, взор его оказался живым и проницательным. Неожиданно глубоким и сильным голосом король спросил:
— Молодой Хамерфел?
— Я, ваше величество, — произнес Аластер, низко кланяясь.
— Оставим этикет, — сказал король Айдан Хастур, протянув руку и жестом предложив Аластеру сесть. — Я знаю твою мать. Очаровательная женщина. Мой кузен Валентин много о ней рассказывал. По-моему, ему хочется стать твоим отчимом, юноша, но того, что мне действительно интересно, он не знает. Я имею в виду подробности кровавой междоусобицы, которая выкосила два рода горцев. Что известно тебе? Как и когда она началась?
— Я не знаю, ваше величество, — ответил Аластер. В комнате было жарко, и он почувствовал, что весь вспотел под шелковой туникой. — Мама очень мало рассказывала об этом. Она говорила, что даже отец точно не знал, ни откуда пошла вражда, ни причин ее вызвавших. Мне известно лишь, что, когда армия Сторна сожгла Хамерфел, в пожаре погибли мои отец и брат.