Дух воина (СИ)

Баяр был прав – за каждый хвостик кусарки торговец тканями и красками дал по большой квадратной монете с отверстием посередине. На эти монеты Баяр купил мешочек соли, новую сковородку (старую они все же забыли у реки), муки, рису, сушеной моркови, связку рыбы и пару копченых змей. Остановился на миг у лавки с одеждой, сунул Дженне поводья коня и нырнул внутрь. На связке у него оставалось еще не меньше десяти монет. 
А вышел со свертком, и, кажется, без денег. Встряхнул нечто яркое, изумрудное с золотом, велел Дженне:
– А ну примерь. Руки расставь.
Женька догадывалась, что это какая-то одежда, но на ее взгляд она была слишком непрактичной. Шелк же! Глубокого зеленого цвета, расшитое золотыми цветами и диковинными птицами. 
– Я этот халат еще в прошлый раз тут приметил. Так и думал, что никто не купит. Очень дорогая вещь. Думаю, тебе подойдет, хоть он и мужской. 
И пока Женька хлопала глазами, Баяр ловко надел на нее диковинное одеяние: сначала широкие рукава, потом запах, поясом два раза обмотал и хитро завязал. Сделал шаг назад, весь искрясь смехом – Женька так и стояла на цыпочках, раскинув руки и боясь даже дышать. 
Да, он знал, что халат сядет на нее, как влитой. И в какой-то мере заехал в эту убогую деревню, рассчитывая его найти непроданным. Вещь такая, что угуры не купят запросто. Сшитый скорее на мальчика-подростка, чем на мужчину, длиной он был до колена, с высокими разрезами – чтобы на лошади ездить. Теплый, стеганый, подбитый толстой шерстяной тканью. Шелк был только сверху. Вещь очень дорогая, такую впору носить сыну правителя. Откуда такой халат в деревенской лавке – только духи ведают. Баяр предпочитал думать, что специально для него. Нет, ему совсем не жалко было денег. Его женщина должна одеваться достойно. Холодной осенью ей будет теперь тепло. Ну и пусть халат запахивается на мужскую сторону, и узор на нем мужской, и пояс такой, чтобы за него можно было нож заткнуть или ножны привесить. Дженна явно возражать не станет. 
Женька наконец отмерла, с горящими глазами разглядывая надетую на нее красоту. Погладила дрожащими пальцами гладкую ткань, очертила вышитую золотой нитью птицу. Попробовала пошевелить плечами. По тяжести одежды было понятно, что вещь на холодное время года. И отказаться бы от подобного подарка – ведь понятно же, что стоимости немыслимой, можно ли себе позволить такую роскошь, но как можно отказаться? К тому же Баяр – не просто воин, а сын хана. Наверное, отказ его расстроит. Нет, не стоит его обижать. 
На самом деле Женька просто напросто была жадной, как и все дети, которые выросли в нищете. Этот халат на Женьку надел муж, теперь это – ее вещь. Не отдаст.
– Спасибо, – тихо сказала она, глядя в лицо довольному Баяру, шагнула к нему и, зажмурившись, поцеловала его прямо в губы. 
Миг, и он напрягся весь, сжал ее плечи и выдохнул: 
– Поехали. Нам здесь больше делать нечего. 
Всё. Больше терпеть он не мог и не хотел. Сейчас он увезет ее из угурских земель и сегодня ночью сделает своей. Против Дженна точно не будет, он ощущал это всем своим существом. 
С явным сожалением Дженна сняла халат, очень аккуратно сложила его и убрала в сумку. Подхватив жену за руку, Баяр быстро повел девушку вниз по улице. Снова верхом, снова долгая дорога. Снова короткий привал и быстрый перекус холодным вареным рисом с соусом. 
К вечеру оба так измучились, что ни о какой любви речи даже не шло. По каким-то своим приметам Баяр вывел их к ручью, расседлал лошадей – и они оба повалились на кинутое на траву одеяло. Уснули мгновенно, и тут уж даже степняк не проснулся до утра. Где там! В этот раз Женька открыла глаза первой, осторожно выбралась из под тяжелой руки, сбегала до ближайших кустов, умылась в ручье и развела костер. Когда ее муж проснулся, она уже заварила чай и подогрела вчерашние угурские хлебцы. 
Улыбнулась его сонному виду и взъерошенным волосам, хихикнула, когда Баяр, оглядываясь, помчался к кустам, а потом, фыркая, умывался, измочив рубаху. Разделся до исподнего, демонстрируя ей свое совершенное тело. Не смотреть она не могла, глаза сами по себе скользили по его груди и мускулистому животу.
 
Завтракали в неловком молчании. Женька то и дело краснела, думая про себя только об одном: дальше ли они поедут, или он прямо сейчас сделает ее своей? Передавала ему хлеб и вздрагивала, когда пальцы их соприкасались. 
Вкуса еды Баяр не чувствовал совершенно. Сейчас Дженна могла скормить ему что угодно, даже яд. Не заметил бы. А как она на него смотрела! Тут даже дурачку понятно было бы: эта женщина вся его, до кончиков холодеющих от волнения пальцев. Смог, приручил, уже забрал. Осталось только руку протянуть. 
Он и протянул, отставив чашку с недопитым чаем, тихо сказав:
– Иди ко мне. 
Секундное колебание, тень сомнения на лице – и она подползает ближе. Губы у Дженны дрожат, дыхание сбивается. Чего боится? Он точно знает – не его. Боли? Нет, никогда он не обижал женщин. Никакой боли не будет, в себе Баяр уверен.
Потянул девушку на себя, бережно уложил на покрывало. Быстрыми легкими поцелуями касался щек, лба, носа. Не торопился. Развязал осторожно тесьму на рубашке. Пальцами шершавыми провел по ключицам. Нежно. Трепетно. Прильнул ртом к трепещущей жилке на шее.
Женька зажмурилась, прикусила губу. Было немного страшно, но теперь она точно знала – силой не возьмет. Не обидит. Хотел бы – уже давно бы взял. Интересно, а он сам раздеваться собирается? Ей еще с реки нравилось поджарое тело степняка. С каким удовольствием она бы потрогала его… Сегодня, наверное, не рискнет, слишком уж цепенеет от его прикосновений, слишком трясется в предчувствии неизбежного, но завтра… Или, может, позже… Но смотреть ей никто не запретит! Как же хорошо, что они не в шатре, а под ясным небом!
Он осторожно потянул вверх ее рубашку, стягивая через голову, замер, любуясь. 
– Очень красивая. И вся моя.
Ей оставалось только опустить ресницы, соглашаясь. Твоя, конечно, а как иначе?
Горячее дыхание на ее груди, влажное движение языка, пальцы, рисующие таинственные узоры на животе. Трепетные поцелуи — на плечах, на груди, на боках. Никогда, ни разу Женьку так не любили – иначе она описать этот процесс просто не могла. Все, что было раньше – можно назвать лишь совокуплением, быстрым, грязным и почти всегда болезненным. А сейчас – с ней занимались любовью. И от осознания этого, от нежных, таких ласковых прикосновений она замирала, вздыхала и вся выгибалась. 
Острые зубы прикусили нежную кожу, и Женька не выдержала, всхлипнула, потянула его на себя, обхватила двумя ладонями лицо и поцеловала – сама. Скользнула языком в теплую влажность рта, увлекая его в эту сладкую игру. Баяр зарычал ей в губы, словно весь завибрировал. Отпрянул на мгновение, быстро стягивая с нее, а потом и с себя остатки одежды, снова упал рядом и уже сам потянулся к ее рту. Он совершенно не умел целоваться, у кохтэ это не очень принято, но сейчас и здесь готов был вечно пить ее дыхание. Тем более, что Дженне явно нравились поцелуи. Ее руки скользнули на спину, пальцы впились в кожу, притягивая все ближе. Девушка сама раздвигала уже колени, прижимаясь своим огнем к его нетерпению, мурлыкала под его ласками, вся изгибалась.
Больше терпеть он не мог. Опустился на неё, сделал плавное длинное движение бёдрами... и Женька широко распахнула глаза и заерзала, пытаясь ускользнуть от слишком странных, слишком приятных ощущений. Все было не так, как она помнила. Откуда этот жар, это томление, эти волны, поднявшиеся в ней? Он же вдруг сдавленно застонал, упал на неё всей тяжестью, подхватил под ягодицы и задвигался быстро и резко.
– Баяр... – растерянно выдохнула Женька, цепляясь за его плечи.
– Что, сайхан?
– А-а-х!
Он фыркнул довольно и снова прильнул к её губам, ловя ртом жалобный всхлип. Женька мотала головой, вытягивалась в струну, кусала его за плечи, заглушая стоны. Её всю выгибало от горячих губ, от острых зубов, от ритмичных толчков его бёдер, от дерзких пальцев, проникающих в самые укромные уголки её тела.