Я всё ещё...

Она пропускает вступительную часть и протягивает мне толстую папку с документами и просит ознакомиться. Первое, на что я натыкаюсь, это были фотографии Оливии во младенчестве, большая часть из которых с родителями Амели. Следом распечатанные новостные ленты, я вчитываюсь в каждую строчку и ком встаёт в горле, хочется ослабить галстук, только я его не надел.
— «… Единственный выживший в аварии двухгодовалый ребёнок с многочисленными переломами находится в реанимации»; «… Только один пассажир смог выжить»; «…Один из пассажиров и водитель скончались на месте»; «…женщина с полученными травмами, несовместимые с жизнью, скончалась по дороге в больницу».
Услышать от Амели то, что её родители ушли из жизни, было тяжело. Однако может быть и хуже. Увидеть фотографии с места происшествия и прочитать с подробностями собственными глазами о смерти не чужих мне людей — воспринимается дико больно и остро, будто в тебя вонзили зубчатый нож и вкручивают, словно болт, в самое сердце, задевая легкое, поскольку дышать я и вовсе перестаю после прочитанного.
Я беру время, чтобы перевести дух, который стремится высвободиться наружу. Прочитываю название следующего документа и непроизвольно одобрительно киваю. Я держу в руках постановление об опекунстве. Я обращён к ней и не могу не выразить глубокое уважение. Как смогла хрупкая на вид девушка пройти через все это: принятие нелёгких решений, потерю близких, взятие на себя колоссальной ответственности. Ежедневно прятать боль под стальным куполом, находить силы просыпаться и делать все, что от тебя зависит, а от неё зависит то, какая жизнь будет у Оливии.
— Значит мама?
— Мама.
— Ты удивительный человек, Амели. И прости меня, что меня не было рядом, когда тебе это было так необходимо. Прости.
— Твоей вины нет ни капли, Дэвид. Тебе не за что просить прощения. Иногда жизнь подкидывает нам причины становится сильнее, хотя сама стремительно уходит из-под ног. С годами я научилась балансировать.
— Ты не должна была проходить это одна.
— А меня никто и не спрашивал, одной мне быть или кто-то примкнёт ко мне в команду.
Из тягостного разговора нас вырывает Оливия.
Если не можешь включиться в беседу, тогда начни свою и перемани всех к себе — то, что сделала Оливия. И мы продолжаем с ней с того, с чего остановились. Бэби бон теперь щеголяет по квартире в чистых подгузниках.
Малышка уснула у меня на коленях, ее тихое сопение с каждым выдохом становилось роднее, один день и она в моем сердце. Она часть Амели, а Амели часть меня.
 
 
Глава 29. Амели
Двенадцать часов дня, а по ощущениям меня минимум трижды локомотив проехал, видимо двух раз маловато. Загреблась я по уши в работе, хоть и дома слабине и минутам безделья места в голове не освобождала, но трехнедельное отсутствие на рабочем месте: то больница, то Сан-Франциско, вкупе с редкими внезапными появлениями в офисе, как по волшебству — сказалось. Всё больше начинаю понимать предпринимателей, как ни крути, твой бизнес нужен только тебе. Если и надо напрягать булки, то знай, что никто тебе в этом составлять компанию не собирается. Вот и я, сидя в кресле руководителя, сжимаю, и разжимаю их усердней, поскольку потерять должность я не планирую в ближайшее время. А желающие вытолкнуть меня из тёпленького места, нагретого потом и кровью быстро найдутся. Иногда и искать не требуется, вечно трутся возле кабинета генерального, вымытые и обязательно с чистыми язычками. Лживые ходячие смайлы.
Обеденный перерыв я уж точно заслужила. Время на ресторанные посиделки зажопила, но выделить двадцать минут на разминку затёкших ног, и пропустить через себя психостимулятор виде чашечки эспрессо, пожалуй смогу.
Презрительные взгляды и не замолкающие рты за спиной при входе в комнату отдыха для моей натуры были неизбежны. Дьяволица любит подсластиться. Я редкая здесь гостья, как в простонародье бы сказали: и зажравшиеся могут спускаться с небес к рабам Божьим. Сплетни, пересуды, направленные в мою сторону в лично отведённое время, разрешены и человеческое гнилье лишний раз не трогаю, но, когда касается некомпетентности и нарушения рабочего порядка, моё лицо непременно украсит оскал росомахи. Ведь так они любят меня называть?
Мистер Тейлор уже с приветливой улыбкой ожидает меня, кивая в сторону стула, расположенного напротив него. Он из немногих кто разглядел настоящее сквозь призму вымышленного.
— Рад видеть тебя в строю, Амели. Немного дала повод понервничать нам.
— Нам? — я не сдерживаюсь и смеюсь в голос. Это он про тех, которые ждали как бы мой больничный плавно перешёл в их освобождение. — Вы не преувеличиваете ли?
— Ходит слушок, что в рядах ваших почитателей прибавление. Вам ли не знать юная леди. И как? Любовный фронт открыт, или выбираем бой в одиночку?
Благо я осведомлена о том, что новый приятель Дэвида и мой дорогой друг мистер Джесс является приятным слушателем, и поклонником нашей любовной драмы, и я не застигнута врасплох тем, что список тем к нашим беседам расширится, и личность Дэвида будет мелькать в обсуждениях.
— Вы же знаете, что в борьбе и в одиночку не плохо справляюсь. А вот счастье с кем-то разделить не против. Тем более желаемый человек нашёлся.
— Рад за вас, мисс Амели. Как-нибудь познакомите с вашим спутником?
— Не поверите, он иногда заглядывает сюда, возможно, вы уже пересекались.
— Если это так, то только один джентльмен мог отвлечь ваше внимание от мирских забот. И признаюсь вам Амели, я с ним солидарен, вы стоящий экземпляр, был бы у меня сын, от такой невестки не отказался бы.
В груди начинает пощипывать, возможно, я и выгляжу как ледяная скала, но и во мне можно пробудить вулкан, извергающий тепло по всему телу. Для Мистера Тейлора говорить о собственных детях болезненно, ведь у него их нет. Мистер Тейлор со своей первой любовью уже больше двадцати лет. Он бегал за ней как сумасшедший в школе, но смог покорить сердце дамы лишь по окончании университета, куда поступил следом за ней. Неоднократные попытки зачать ребёнка оборачивались ранним прерыванием беременности. Полное обследование показало, что причина кроется в генетической несовместимости партнеров. Долгие прожитые годы в любви и во взаимной поддержке доказывают, что совместимость все же у них есть, пусть и не на физиологическом уровне.
— Я и в роли дочки не против побыть. — Лесть и лукавство мои слабые стороны. Не умею так, поэтому говорю чистую правду.
— А ты мне уже как дочь, Амели. Мы с Хлоей никогда не рассматривали вопрос усыновления, хотели своего ребёночка родить. Но тебя дитя я и сейчас не прочь официально удочерить.
Мне двадцать шесть с хвостиком, а радуюсь, как ребёнок конфетке. Только в добавок ко всему слёзы скатываются по щекам и хлюпают на стол одна за другой. Возможность снова услышать слово дочка, обращённое тебе, имеет сладко-соленный вкус. Никто и никогда не заменит твоих родителей я могу с уверенностью утверждать, но люди существа, которые способны отдавать. И я готова отдавать накопленную любовь.