Солги обо мне (СИ)
— Я домой хочу, забраться в кровать и выспаться. - Мне даже удается правдоподобно зевнуть. - Перенервничала - ужасно. У меня живот в узел завязался, все равно даже крошку не проглочу.
— Тогда пообещай что ты выпьешь хотя бы чай с медом, - строго требует сестра. - На тебя смотреть больно - кожа и кости.
— Ага, - поддакивает Сергей. - Ты с нашей Маринкой один размер наверное носишь. Никуда не годится!
Марина - это его дочь от первого брака, и ей - двенадцать. Я видела ее пару раз и в общем, то, что сказал Сергей - не преувеличение. Но я обращаю внимание не на это, а на то, что он назвал дочь «нашей» - его и Алёны.
Меня пробирает легкая зависть, хотя я все равно не понимаю, почему среди всех своих красавцев-ухажеров (а их у сестры было немало), она выбрала именно его. Но то, что его дочь теперь не просто его, а их общая - это главное, что стоит знать об их отношениях.
Они высаживают меня около подъезда. Я машу им на прощанье и стою посреди дороги, пока автомобиль не скроется из виду.
Захожу в дом. Стою в темной прихожей и с чувством потерянности происходящего, сжимаю ключи в ладони. Так тихо, что даже не по себе. В моей жизни сегодня случилось почти самое знаменательное в карьере любой балерины событие. Оно не прошло гладко, но это ни капли не умаляет его важность. А мне даже… поговорить об этом не с кем.
Хотя, кого я обманываю? Если бы мне действительно хотелось обсудить мой первую в жизни премьеру - я бы согласилась на предложение Алёны, и мы наверняка душевно и интересно посидели бы в каком-то умном месте с хорошей недорогой кухней.
Но я хотела совсем другой вечер.
Я хотела рядом совсем другого человека.
Почему он не пришел, если сказал, что придет? Забыл? Не захотел? Передумал? Заболел? Выехал из страны? Что, блин?!
В моей голове «щелкает» понимание, что неизвестность сведет меня с ума. Было бы куда проще, если бы он написал: «Не приду» или «Передумал», или назвал любую другую причину, почему «не». А вот такое молчание - это бесчеловечно.
И мне абсолютно плевать, как я буду выглядеть, когда быстро переодеваюсь, натягиваю резиновые сапоги вместо кроссовок и непромокаемую куртку вместо пальто, набрасываю на плечо рюкзак и быстро выхожу из дома.
Ныряю в метро. По пути пишу сообщение:«Почему ты не пришел????»И добавляю в конце ревущий смайлик. Мне - плохо. Случившееся меня ужасно ранит. Я не хочу мучиться в неизвестности и как дура носиться со своими фантазиями и его номером телефона, если на самом мое место в его планах на жизнь - первое с конца.
И мне абсолютно не стыдно за то, что я собираюсь сделать.
Пусть посмотрит мне в глаза, скажет, что случилось, извинится, если действительно забыл или не смог, или… пусть пошлет. Окончательно и бесповоротно, чтобы я смогла удалить его номер, прореветься - месяц, два или год - намертво зашить кровоточащую дыру в сердце и начать жить заново. В той реальности, где я больше никогда не позволю своим чувствам брать верх над головой.
От станции метро до его дома - еще минут двадцать пешком. Ветра нет и, несмотря на слякоть двух предыдущих недель, ветра нет и можно сказать, что погода почти располагает к прогулкам. Наверное поэтому на улицах столько народа, хо я половина из них еще по привычке с зонтиками и даже в дождевиках. Я в своих резиновых сапогах пру прямо по лужам, потому что пока упираюсь взглядом в телефон - нет времени смотреть под ноги.
Все жду, что он ответит.
Напишет, что в больнице, и тогда я смогу заскочить вот в этот супермаркет под красивой вывеской, купить ему апельсины и шоколад, и пойти в гости. Влезу в окно, если скажут, что сейчас - не время для посещений. Или приду со всем этим к нему домой, если он валяется в кровати с насморком, кашлем и температурой. Я - самая младшая в семье, но у меня все равно богатый опыт выхаживания сопливцев. Братья часто валялись с простудами и часто, как это принято у мужчин, с преувеличенной трагичностью.
Кстати, почему я сразу не подумала, что Меркурий мог заболеть? Это же самое логичное объяснение - с такой сыростью, половина моих знакомых слегли в кровать, и из-за гриппующих балерин, срочно, за пару дней до премьеры, пришлось искать замены.
Я все-таки заляпываю в тот магазинчик - беру апельсины и мандарины (последние, уже не такие упругие, но наверняка еще очень сладкие) и мысленно ругаю себя за плохие мысли.
Все будет хорошо.
Мой Меркурий наверняка лежит в кровати, не может дотянуться до телефона. А мне ничего не сказал, потому что не хотел тревожить. Ну и, хоть большинство мужчин предпочитал демонстративно писать завещание, как только столбик градусника дойдет до отметки «тридцать сем», есть и те, кто предпочитает не показывать свою слабость.
Хотя даже сейчас. Вооруженная неубиваемым оптимизмом, я все равно оглядываюсь на неприятный голос внутри, который подсказывает, что я просто нашла «плацебо» от сердечной боли, а реальность все еще очень может оказаться более… грустной.
К его подъезду я прихожу, когда цифры на часах показывают «21.19»
Подъезд заперт. Я копаюсь в памяти, пытаясь выудить оттуда номер его квартиры, но помню только этаж. Жду, когда появится кто-то из жильцов и, врубив все свое обаяние, упрашиваю впустить меня внутрь. Говорю, что я к Максиму на девятом. Мужчина - приличных лет интеллигент, осматривает меня так, словно не понял ни слова, но все равно пускает. Наверное, потому что я не похожа на злостного нарушителя беспорядка или антисоциальный элемент.
Поднимаюсь на лифте.
На ходу кое-как привожу в порядок выпавшие из узла на макушке волосы. Пощипываю щеки и провожу зубами по нижней губе - может хоть так она станет чуточку розовее.
Выхожу.
Успокаиваю внезапный мандраж в коленях. Все хорошо. Я проделала весь этот путь не для того, чтобы теперь испугаться и сбежать.
— Ты справишься, - говорю себе под нос, но палец все равно предательски съезжает с кнопки звонка. - Иногда нужно брать инициативу в свои руки. Эмансипация. Феминизм. Не за то мы, женщины, отстаивали свои права, чтобы ждать, пока мужчины…
Мне чудится какой-то звук за дверью, поэтому дыхание сводит от странной смеси волнения и предвкушения. Но дверь так и остается закрытой. Я жду пару минут. Подвигаюсь ближе и наклоняю ухо к двери, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. И только теперь понимаю, что это шуршала моя собственная одежда.
Нажимаю на звонок еще раз.
На удачу сую в карман руку со скрещенными пальцами.
Но дверь так никто и не открывает. И нет за ней никаких звуков, кроме гробовой тишины.
Я топчусь на площадке, пытаюсь придумать, что делать дальше. Но в голову не приходит абсолютно ничего. Уже половина десятого. До полуночи - меньше двух часов. Если ехать домой - то самое время, чтобы не искушать судьбу ночными прогулками в одиночестве. Или, все-таки, подождать еще немного?
Нарезав пару кругов, еще раз проверяю телефон. Ничего, мое сообщение даже не прочитано. Пишу:«Я приехала к тебе, где ты?»Но и это сообщение улетает в игнор. Может, он заблокировал мой номер? Может, удалил? Может, правда случилось что-то серьезное?
Из бесконечного потока вопросов, которые генерирует мой мозг, с уверенностью я могу ответить только на один - я не готова и дальше мучиться неизвестностью. Если ему действительно плевать на меня - пусть скажет в глаза. Без мороженого и фальшивых обещаний. И тогда это уже будет целиком и полностью моя личная ответственность перед самой собой.
Я присаживаюсь на край ступеней, кладу рядом пакет с фруктами и рюкзак.
Накидываю на голову капюшон, прячу руки в рукава. Надеюсь, что ждать придется пять или десять минут, максимум - полчаса, но все равно готовлюсь к худшему. В любом случае, я не уйду отсюда, пока мы не поговорим.
Это нужно сделать сегодня.
Потому что на второй подобный раунд у меня больше никогда с жизни не хватит смелости. Или, правильнее будет сказать - отчаяния.
Глава седьмая: Меркурий
Глава седьмая: Меркурий