Рождественское обещание

Джулиана умолкла, размышляя над его словами. Ее зубы покусывали нижнюю губу. Она глубоко задумалась.
– Возможно. Но можешь ли ты со всей откровенностью сказать, что у тебя и мысли не было использовать его болезнь, серьезная она была или нет, как предлог, чтобы заставить меня вернуться домой?
Он вздохнул.
– Мы оба думали, что тебе самое время вернуться. Ты оказалась одна в чужой стране, где, если верить слухам, то и дело вспыхивают восстания и где люди поклоняются животным, словно богам. Их храмы уставлены отвратительными божками, люди мрут от жары и болезней. Так с чего ты взяла, что мы позволим тебе остаться там одной и без поддержки?
– О чем это ты? – Ее глаза сузились.
– Болезнь твоего отца, и, возможно, даже серьезная, послужила отличной причиной вернуть тебя, на тот случай, если твоя гордость не позволила бы тебе приехать домой просто потому, что тебе так хочется.
От его слов негодование вспыхнуло в ней с новой силой. Айан выругался, увидев, что она сжала кулаки и двинулась к нему. Взгляд ее был убийственный.
– Такты признаешь это?! Ты лгал мне! – обвинила она его.
– Чтобы защитить тебя, – возразил он.
– Это полная чушь! Я доверилась тебе вопреки здравому смыслу. Зная, как я себя чувствую, ты снова обманул меня.
Если бы жар гнева, которым пылало каждое ее слово, мог зажечь костер, то комната превратилась бы в преисподнюю. Он никогда не видел ее в такой ярости, с поджатыми губами, горящим лицом и глазами, метающими молнии. Будь она мужчиной, она бы избила его до потери сознания, пустила бы ему кровь или четвертовала – или и то и другое.
Айан заскрежетал зубами. Она самая упрямая женщина, какую когда-либо создавал Бог. Он дал ей логическое объяснение их обману, если можно так назвать их действия. А она пришла в ярость. Большую часть времени Джулиана мыслила разумно, но не тогда, когда гнев застилал ей глаза. Так что, пока она не успокоится и благоразумие не вернется к ней, надо придумать, как взять назад свои слова или выразиться по-другому, чтобы его признание не выглядело таким изобличающим.
– Джулиана, я…
– Не важно. – Она отвернулась. – Это моя вина, ведь я прекрасно знала, что нельзя тебе доверять, но все равно сделала это, – пробормотала она себе под нос.
Айан с замирающим сердцем вслушивался в ее слова. И тут он заметил наполовину собранный дорожный сундук у ее ног. Он вздрогнул.
– Интуиция подсказывала мне, – продолжала она, – но я пошла против нее…
– Куда ты собралась?
– Ты даже не даешь себе труда выслушать, почему я злюсь.
Он пригвоздил ее взглядом, в который вложил всю свою властность и любовь к ней. Айан боялся, что слишком хорошо знает, куда и зачем собралась Джулиана.
– Мне понятен твой гнев. И я уже слышал, чем он вызван, – произнес он низким голосом. Тон его был, как у человека, успокаивающего дикого зверя. – Пожалуйста, скажи, ты же не собираешься совершить опрометчивый поступок, потому что зла на меня?
Джулиана напряглась, ощетинившись, словно еж.
– Я не считаю поездку в Лондон с целью найти себе мужа опрометчивым поступком.
Айан прикусил язык, чтобы не выругаться. Все именно так, как он ожидал – и боялся.
– Не может быть, что ты серьезно настроена уехать.
– Почему нет? Теперь я вдова, с весьма скромным достатком, так что я имею право уехать, – парировала она. – Осталась по крайней мере неделя до завершения малого сезона. Пока все не начали разъезжаться по домам на Рождество, я выйду в свет и изо всех сил постараюсь найти себе мужа, который оценит мою независимость и увезет меня подальше от тебя и отца.
– Проклятие, Джулиана! Не уезжай одна. Лондонские повесы проглотят такую наивную девчонку, как ты, живьем.
Она тихо засмеялась. Этот полный горечи смех эхом отозвался в ушах Айана, только усилив его беспокойство.
– Я так не думаю, – сказала она, стараясь не повышать голос. – Ты слишком хорошо научил меня, чего ждать от мошенников и повес. А теперь убирайся.
Айан умолк. Джулиана была слишком зла, чтобы взывать к ее разуму. Он прекрасно это понимал. Внять ее просьбе означало дать ей почувствовать себя сильной, в чем она так нуждалась. Он позволит ей выиграть сражение, чтобы после он мог выиграть войну.
– Как тебе угодно.
Он развернулся и снова направился к окну.
– И ты не собираешься спорить? – с вызовом спросила она, в то время как на лице ее было написано изумление.
– Нет.
Айан спиной чувствовал, как она смотрит на него, прищурив глаза. Даже теперь, когда он признал свое поражение, она не доверяет ему.
Вне всяких сомнений, он полностью уничтожил тропинку, которую ему удалось проложить к ее сердцу на борту «Хоутона». Что же, черт возьми, ему теперь делать?
– Ты сдаешься без боя? – спросила Джулиана. Он сказал ей правду:
– Сейчас – да.
Она уставилась на него с явным недоверием, а затем разочарованно вздохнула.
– Но ты же не намерен оставить меня в покое, не так ли? Ты по-прежнему собираешься преследовать меня.
Несмотря на то, что она почти прочитала его мысли, Айан улыбнулся и обернулся к ней:
– Пока не наступит день, когда ты скажешь: «Я согласна».
В Лондоне было холодно. Это касалось людей в не меньшей мере, чем температуры воздуха, сделала вывод Джулиана четыре дня спустя.
У нее было мало стоящих нарядов, только те, которые смогла одолжить ей мать, вручив ей платья с обеспокоенной улыбкой. Путь до Лондона, почему-то показавшийся ей очень долгим, она проделала в полном одиночестве. С каждой милей она все острее чувствовала, что забыла что-то, оставила позади что-то очень дорогое. Что это было, она не знала.
После того как она неожиданно нагрянула в городской дом ее родителей, Джулиана побывала с визитом у нескольких друзей и знакомых той поры, когда она впервые вышла в свет. И пришла в смятение, обнаружив, что большинство из них уже уехали в деревню.
Одна из ее самых близких подруг со времен их дебюта в свете, леди Клара Уимзет, вышла замуж за графа. Сама Клара уехала в деревню, потому что вскоре ей предстояло разрешиться от бремени. Так как ребенок должен был появиться не раньше февраля, муж Клары, лорд Тотбери, принял Джулиану в Лондоне со всей любезностью и поспособствовал, чтобы она получила приглашения на оставшиеся званые вечера сезона. Брат лорда Тотбери, мистер Питер Хэвершем, согласился сопровождать ее, чтобы лорд Тотбери смог вернуться к Кларе. Это было весьма многообещающим, потому что мистер Хэвершем был до сих пор не женат.
Джулиана немедленно сочла его весьма учтивым молодым человеком. Ему было около тридцати, у него было гладкое лицо и руки бездельника. Аккуратно постриженные волосы, сиявшие всеми оттенками золота, подчеркивали светлую кожу его лица и озорные голубые глаза. Да, их цвет был на несколько тонов светлее, чем насыщенный, богатый оттенками голубой цвет глаз Айана.
Нет, она не будет о нем думать. Нет смысла портить себе поездку.
Они стояли наверху лестницы, возвышаясь над толпой гостей, собравшихся на вечере. Мистер Хэвершем улыбнулся ей.
– Вы готовы?
– Как никогда.
Она глубоко вздохнула.
Будучи дебютанткой, она имела успех. И вправду, вокруг нее так и вились ухажеры. Но почему-то Джеффри куда больше привлек ее, чем те юные джентльмены, которых ее родители сочли подходящими. Теперь она гадала, вспомнит ли кто-нибудь ее побеге нетитулованным Арчером и не обратит ли это против нее.
Воздух величественного дома был напоен ароматами духов. Слуга возвестил об их прибытии. Кто-то повернул голову, кто-то поднял брови. Если Питер что и заметил, то не подал виду.
Спускаясь по ступенькам в толпу людей, Джулиана озиралась в поисках знакомых лиц, но почти никого не нашла.
– Боже мой! Полагаю, я слишком долго пробыла в Индии. Я почти никого не знаю.
Питер похлопал ее по руке и ослепительно улыбнулся, обнажив невероятно белые зубы.
– Не волнуйтесь, моя дорогая. Мы прекрасно со всеми поладим.