Моя Нирвана (СИ)

Я уже молчу обо всех тех разах, когда он дергал меня за волосы, резал ножницами мои любимые платья, ломал мои куклы, протыкал гвоздями мои мячики… Да что он только не делал, чтобы досадить мне. Но однажды я поклялась сама себе, что Миша никогда не увидит моих слез. Что бы он мне ни сделал, что бы он мне ни сказал, я при нем не заплачу, не покажу ему свою боль и обиду.
Наоборот, я ломала его машинки в ответ, портила его одежду в ответ, говорила ему обидные слова в ответ. Однажды ночью в Золотом ручье — это подмосковный поселок, где живут бабушка и отец Кристины — я сломала Мишин велосипед. Дождалась, когда в доме все уснут, вышла на улицу с заранее заготовленными отвертками и открутила ему колеса и сняла цепь.
Миша, естественно, сразу понял, чьих это рук дело. Он влетел в мою комнату злой, как черт, скрутил меня и повалил на кровать. Нет, он меня не бил, но он так меня ухватил, что в какой-то момент мне показалось, что он меня задушит.
— Как же я тебя ненавижу! — зашипел на ухо.
Я никогда не понимала, за что именно он меня ненавидит, но я просто ненавидела его в ответ.
— Взаимно, — выдавила из себя и тихо засмеялась, насколько это было возможно в положении, когда тебя так сильно держат, что ты не можешь дышать.
Ему было 14 лет, мне 10. Я еще совсем худая и мелкая, а вот он довольно-таки крепкий подросток, который с самого детства профессионально занимается каратэ. Понятное дело, что силы были не равны.
Он фактически лежал на мне. Смотрел ровно в мое лицо, сцепив челюсть, и явно боролся с желанием приложить меня головой о стену.
Это был первый переломный момент в моем отношении к Мише. Именно в эту секунду под весом его тела и в десяти сантиметрах от его лица я совершенно четко и ясно поняла одну вещь:
Я никогда не назову его своим братом. Никогда.
Лешу и Костю назову, а Мишу нет.
Он часто в порыве ссор выкрикивал «Ты мне не сестра» и хлопал дверью, но я никогда не говорила ему, что он мне не брат. Какими бы ни были наши отношения, отец-то у нас все-таки один. И хотя бы по отцу, но он мне все же брат. А в эту секунду я поняла, что нет, не считаю я его братом. Так же, как и он никогда не считал меня своей сестрой.
Видимо, этот момент стал переломным не только для меня, но и для него тоже. Потому что именно после того случая Миша… перестал обращать на меня внимание. Вообще. Я стала для него пустым местом.
Первое время я радовалась, что он отстал и больше не пытается меня обидеть, не называет «несчастной сироткой» или «бедной родственницей», как обычно. А потом мне вдруг стало так одиноко без его внимания, что ли. Я смотрела, как он общался с Лешей и Ирой, с друзьями и почему-то чувствовала себя покинутой.
Наверное, это мазохизм, раз мне стало не хватать его гнева, его эмоций. Я мечтала, чтобы он что-нибудь мне сломал, порвал и как-нибудь меня обозвал. Потому что ненависть — это тоже чувство, а теперь его не стало. Теперь было одно лишь безразличие. Будто меня вообще для него больше не существует.
Это длилось четыре года. Бесконечно долгих ненавистных четыре года, когда я была для него пустым местом, когда он в упор меня не замечал. Еще я тогда по косвенным признакам поняла, что у Миши появилась девушка. Или даже девушкИ. Думаю, все-таки их было много.
Это странное чувство — узнать, что Миша с кем-то встречается. Я снова почувствовала себя покинутой и брошенной. Но эти ощущения — сущая ерунда по сравнению с тем, что я испытала, когда увидела его с девушкой своими глазами.
Это произошло два года назад и это был второй переломный момент.
Я была одна дома у папы. У меня в их с мачехой квартире нет своей комнаты, поэтому, когда я там гощу, сплю вместе с Ирой. И вот я дремала на кровати сестры, как услышала, что поворачивается замок в двери. Нехотя разлепила глаза.
Возня в прихожей, незнакомый женский смех, а потом ЕГО голос:
— Хочу тебя.
Заинтригованная, я тут же подскочила с кровати и на цыпочках вышла из комнаты. Из Мишиной спальни доносились причмокивающие звуки и полустоны. Я тихонечко подкралась к приоткрытой двери и заглянула внутрь.
 
Лучше бы я этого не делала.
Миша лежал сверху на девушке. Ее кофта и юбка валялись на полу, а она была под ним в нижнем белье и чулках. Миша спускался поцелуями по ее шее вниз к груди, параллельно стягивая лямки бюстгальтера. Брюнетка терлась об него всем телом и издавала такие звуки, будто умирает. Но она, конечно, не умирала.
Затем девушка, не открывая глаз, потянулась к Мише и сняла с него футболку. На тот момент я пару лет, как не ездила с папиной семьей на море, поэтому Мишу с голым торсом не видела давно. С замирающим дыханием я отметила про себя, что его спина стала еще шире и сильнее, а на правой лопатке появилась татуировка.
Затем Миша на секунду оторвался от сисек брюнетки и потянулся к прикроватной тумбе. Выдвинул первый ящик и достал открытую пачку презервативов.
— Мииииш, — капризно протянула девушка. — Я так тебя хочу.
— И я тебя, детка.
Когда «детка» стала расстегивать ремень на его джинсах, я поняла, что дальше мне лучше не смотреть. Быстро развернулась и так же тихо направилась в комнату сестры. Я аккуратно закрыла за собой дверь и тут же спустилось по ней спиной.
Горло сковал такой спазм, что я не могла ни дышать, ни глотать. Я тупо пялилась в одну точку на полу, даже не замечая слез, которые катились по щекам. Боль огнем разливалась по всему телу. Я закрыла ладонью рот, чтобы подавить в себе громкий крик, который рвался наружу вместе с рыданиями.
Он не смотрит на меня четыре года.
Он не разговаривает со мной четыре года.
Он не замечает меня четыре года.
Я для него пустое место вот уже четыре проклятых года.
И в то время, как я задыхаюсь без его внимания, он развлекается с какой-то девушкой.
Я мечтаю, чтобы он снова сказал мне что-нибудь обидное, сломал какую-нибудь мою вещь или порвал какое-нибудь мое платье. Я мечтаю, чтобы он выкрикнул «Ты мне не сестра» и громко хлопнул дверью. Потому что это — то, чем я жила и питалась всю свою жизнь, пока однажды он просто не перестал обращать на меня внимание, будто я не существую.
Мне пришлось накрыть голову подушкой, чтобы не слышать их стонов. Я тихо рыдала в кровать, проклиная все на свете. В первую очередь — себя. За то, что скучаю по нему. За то, что жду от него внимания, хоть и негативного. За то, что мне обидно знать, что через несколько стен от меня он занимается сексом с девушкой, а я еще ни с кем даже не целовалась.
Через час они, смеясь и продолжая целоваться в прихожей, ушли из квартиры, а я встала с кровати, пошла в ванную, умыла красное опухшее лицо холодной водой и дала себе обещание, что Миша станет для меня таким же пустым местом, как я для него.
Ровно через неделю после этого я согласилась пойти погулять с парнем-соседом по Золотому ручью. Его коттедж через несколько домов от нашего, и мы давно знакомы. Рома на год старше, ему тогда было 15 лет. Я дала себе обещание, что поцелуюсь с ним в первый же вечер.
Мы с Ромой гуляли по аллее, он купил мне мороженое, а потом мы пошли к нему домой, и в саду под яблоней я первый раз поцеловалась. После поцелуя Рома сказал, что я ему очень нравлюсь и предложил быть вместе. Я с радостью согласилась, и мы тут же выложили во «Вконтакт» совместное селфи и поставили семейное положение, что встречаемся.
Но когда я приехала в Золотой ручей на следующих выходных и пошла в гости к Роме, обнаружила его с гипсом на руке и с фингалом под глазом. Он не пригласил меня в дом, отводил взгляд и что-то мямлил о том, что нам с ним больше нельзя быть вместе. Семейное положение он тоже убрал и селфи удалил. На мой вопрос, что случилось с его рукой и глазом, парень не ответил.
Ошарашенная, я пошла в наш коттедж и всю ночь не могла уснуть, гадая, что же произошло. К слову, Рома больше года активно мне писал и приглашал куда-нибудь сходить. Неделю назад он был очень рад, что я согласилась, а теперь взял и бросил меня.