Целитель

— Беги, — выдохнул Альмод. — Подмога сейчас будет.
О гибели командира чистильщики узнают почти мгновенно и высылают еще два отряда. Но переход по мирам не сплести за доли секунды. Которых хватило твари, чтобы одновременно кинуться на Альмода и на девчонку со шрамом. Альмод увернулся — вбитые за десяток лет навыки не подвели. Девчонка, измотанная боем, напуганная смертями друзей, не успела. Одно щупальце ухватило ее за ногу, второе обернулось вокруг ребер и хлестнуло по животу. Она закричала.
Можно было с чистой совестью делать ноги — в одиночку прорыв не удержать и несколько минут. Нужно было делать ноги — в новых отрядах наверняка будут те, кто его помнит, а значит, придется бежать только в том, что на себе, как уже было год назад. Но он перекатился, уходя от очередного хлыста, подхватил с земли меч. Исчезли перевившие весь мир плетения — небесное железо погасило дар. Альмод взвился, перерубив щупальце, что сдавило девчонке грудь. Отмахнулся мечом от еще одного. Девчонку поволокло к твари. Крик не смолкал.
Альмод снова метнулся, отрубая щупальце, что держало ногу. Ударил пламенем, прямо по живому, завоняло паленым мясом. Плетением отшвырнул искалеченное тело к краю поляны — церемониться было некогда, потому что тварь, упустив одну жертву, всерьез взялась за другую — Альмод метался по поляне, точно по горящим углям, ни на миг не останавливаясь. Какого рожна он вообще в это влез, дурень похмельный?
У самого озера начало собираться черное облако перехода. Вот теперь точно пора убираться, и чем быстрее, тем лучше. Осталось одно. Он рыбкой сиганул над самой землей — щупальца метнулись в дюйме над головой. Приземлившись, подхватил кожаный шнур с тремя бусинами с останков Свейна, — изъеденные связки не держали кости руки, и они рассыпались. И рванул к краю поляны, где уже не шевелилась девчонка. Плетением затащил ее в кусты, чтобы не увидели явившиеся чистильщики. Хотя им явно пока не до того.
Где-то там за спиной бесновалась тварь, коротко и четко отдавал приказы командир, ревело пламя. Альмод не обращал на них внимания.
Обычно тусветные твари походят на рой, собранный из стеклянных бусин. Попав на тело — хоть человека, хоть зверя — они стремительно жрут, и, набравшись сил, стекаются в единое существо, которое хватает все живое, до чего может дотянуться. Три четверти века назад твари превратили столицу и окрестности в стеклянную пустыню, где до сих пор не было даже пауков. Десять лет назад сожрали Озерное: Альмод видел, что осталось от городка, и это долго снилось ему в кошмарах. Отчасти потому, что он был одним из тех, кто не удержал тот прорыв. Единственным, кому удалось выжить.
Но хуже всего, что даже несколько «капель», попав в живое тело, уходили глубоко в плоть, и насытившись, начинали делиться. Вроде бы нечасто — примерно раз в полминуты. Через две минуты — восемь. Через пять — больше тысячи.
С того мига, как щупальце ухватило девчонку и до того, как Альмод рухнул на колени рядом с ней, убравшись с глаз чистильщиков, прошло не больше сотни ударов сердца — когда речь идет о жизни и смерти, время становится удивительно медленным. Но и тварь ей досталась не одна. Большую часть удалось спалить прежде, чем они ушли в тело — хотя это и стоило несчастной глубоких ожогов. Но не все твари сдохли, далеко не все, и сейчас они жрали ее изнутри.
Девушка уже не кричала — не хватало ни сил, ни дыхания. Только часто-часто ходили ребра, точно у уставшей собаки, да зрачки от боли стали огромными, оставив от радужки лишь тонкий серый ободок.
Альмод работал лихорадочно быстро, давненько ему не приходилось плести в полную силу. Да и практиковаться именно в этом плетении тоже особо не доводилось — новое оно было, авторское, придуманное одним башковитым пацаном. Любая жизнь — хрупкий баланс созидания и разрушения, если сместить его в сторону разрушения, наступает смерть.
Беда была в том, что плетению все равно, кого убивать — тварей ли, человека ли. «Бусины» и без того превратили легкие девчонки в решето, задели сердечную сорочку, чудом не зацепив само сердце, и добавлять не стоило. По сравнению с этим полоса проглядывающих ребер, обглоданная до кости голень и ожоги — сущая ерунда. Мясо нарастет, если жива останется.
Наверное, надо было просто остановить ей сердце. Альмод никогда не был излишне жалостлив: убежать от смерти не удалось почти никому. Даже если к тому моменту, как он вычистит всех тварей, девчонка не отправится к Творцу, вероятность вытащить ее будет совсем невелика. Здорово он сглупил. И чего ради? Неужели только потому, что она на миг напомнила ему Тиру? Или ради другой девчонки, которой твари точно так же прогрызли грудь, и она неделю выкашливала омертвевшие легкие, а ему самому только и оставалось, как беспомощно наблюдать?
Дурень сентиментальный. Стареет, что ли?
За спиной снова закричали — похоже, тварь достала еще кого-то.
— Гейр, помоги ему! — раздался напряженный голос… чей же? Магни. Старый приятель, один из немногих, кто протянул в ордене дольше пяти лет. А второй командир, значит, Гейр. Неплохой целитель. Если тому или той, кого зацепила тварь, вообще можно помочь, Гейр его вытащит. Альмод перестал об этом думать, у Гейра свои заботы, у него свои. Лицо девчонки стало серым, нос заострился, губы посинели. Стоило поторопиться. Так, с тварями покончено. Срастить перебитый бронх. Восстановить хотя бы одно легкое, чтобы было чем дышать, на второе все равно сейчас сил не хватит. И в печени дыра, кровит, мать ее так и разэтак…
Губу защекотало — из носа потекла кровь. Только этого не хватало. Он стер каплю пальцами, растерев ее, зажег между ними огонек. После того, как его в первый раз поймали, завел привычку нигде не оставлять следов крови. Глупо, ведь в ордене хранился образец. Но привычка въелась в нутро, и сейчас это стоило Альмоду части и без того немногих оставшихся сил. Впрочем, неважно. Все равно надо останавливаться. Если начнет упорствовать, продолжит плести — кровь пойдет горлом, а потом — потеря сознания и смерть. Еще чего не хватало, сдохнуть ради совершенно незнакомой девки.
Так, с чем там еще надо разобраться прямо сейчас? В груди все сосуды собрал. Нога. Чтоб тебя…Альмод прошелся плетением, наскоро соединяя прогрызенную тварями вену. Повезло, что не артерия, уже истекла бы кровью. Или не повезло, как посмотреть.
Что теперь? Оставить ее тут, авось, чистильщики, разобравшись с тварью, хватятся недостающего костяка, станут искать и найдут? А если не найдут? Зря возился, получается? Или, найдя, сообразят, что возился с ней кто-то одаренный, и захотят с этим самым одаренным познакомиться поближе? Нет, оставлять нельзя.
Альмод подхватил девчонку на руки — как ни старался не причинять лишней боли, она все же потеряла сознание. Придется нести к себе. В землянку, показывать девчонку в городе было нельзя. Мигом чистильщики прознают.
За спиной по-прежнему ревел огонь, ругались чистильщики, но дожидаться, чем кончится бой, Альмод не стал. Справятся, с помощью Творца. А и не справятся — один он ничем им не поможет. Тут эту бы живой дотащить, следов не оставив. Впрочем, следопыты из чистильщиков аховые, а он пойдет звериными тропами. Все равно человеческие к его землянке протоптать было некому. Может, и повезет, не найдут. А если совсем повезет — еще и девчонку живой донесет.