Опасная игра
— Что-что? Ясновидящий?! И что же ты видишь? — хмыкнул Дисон.
— Ну, вижу, к примеру, как Дисон и Морган едут через холмы, и с ними кто-то третий. Едет между ними, ноги прикручены к стременам, руки связаны. Вот только лица не вижу — на него падает тень. Стоп, вот он подъехал поближе… Точно, так и думал — да это же я сам! И лошадка — моя красавица Хок!
— Да ты сущий дьявол, — хмыкнул Дисон. — Тогда что же с тобой стрясется, интересно знать?
— Да не знаю даже, как тебе и сказать, старина. Право, язык не поворачивается, так мне себя жаль. Видишь ли, я так понимаю, пленнику в голову пришла одна дурацкая мысль. Сбежать он решился, понимаешь? Ну вот, а охранники-то, не будь дураки, и изрешетили его! Глазом не моргнули!
— О нет, они не осмелились бы! — дрожащим голосом воскликнул Дейви. В голосе его слышалось отчаяние.
— Да, это верно, — угрюмо подтвердил Дисон, — мы бы не решились. Да и ты не такой идиот, чтобы сбежать! Так что готовься, сынок, теперь с тобой поговорит судья собственной персоной. Он о тебе позаботится, не сомневайся!
— Нет в мире такого суда, который решился бы вынести мне приговор, — вежливо улыбнулся Кид. — Ищите хоть до самого Рио-Гранде — не найдете! Хотите пари?
— Хочешь сказать, что ты не в розыске? Так, что ли?
— Вот-вот, так оно и есть! — объявил Кид. — Ну, может быть, кое-где меня и назвали бы возмутителем спокойствия, все может быть! Есть у меня на совести и кое-какие грешки, отпираться не буду. Только все это — чистой воды самооборона, и тут уж ничего не поделаешь, ребята!
— Ложь! — прогремел Дисон. — Мы это отлично знаем. И забираем тебя с собой, потому что тебя ищут! Что, съел? Вот привезем тебя и получим свои денежки! А кроме того, мы, значит, стараемся не для себя, а ради закона!
— Конечно, конечно. Я и не думал, что вы это затеяли сами, — успокоил их Кид. — Парочка таких, как вы, здоровых американских парней, да еще с чистыми сердцами… Конечно, вы стараетесь не для себя, по всему видно! Все только ради того, чтобы очистить страну от разного ворья и жуликов, чтобы настоящие стрелки вздохнули спокойно. И вы готовы были пойти на это совершенно бескорыстно, верно?
— Все, хватит молоть языком! У меня уже уши вянут от твоей болтовни! — оборвал его Морган. — Поехали!
— А вы бросьте меня там, возле большой гряды, — добродушно посоветовал Кид. — Небось и не знаете, что я всегда готов наложить в штаны, едва только заслышу волчий вой!
— Да ты, видно, и впрямь решил, что мы собираемся тебя прикончить? Верно, парень? — спросил Дисон.
— Да, да, да! — внезапно выкрикнул старый Трейнор. — Именно это вы и затеяли! Что, скажете нет?! Да это у вас прямо на лбу написано! Убийство, Боже ты мой! Да еще в моем доме! Человека, который попросил у меня приюта! Господи, прости мою душу! Грех-то какой! — Сгорбившись от отчаяния, он обхватил обеими руками косматую седую голову, и плечи его затряслись.
Глава 13
ТАВРО
— Ну что ж, пора и в путь, — объявил Дисон. — Ты готов, Кид?
— Еще бы! — весело откликнулся тот.
— Уезжай с ними! — крикнула внезапно старушка мать, обращаясь к сыну. — Собирай свои манатки, убирайся вслед за ними, и чтобы ноги твоей больше здесь не было!
— Тише, тише! — зашикал старик. — Ведь это твой сын, неужто забыла, мать?
— Что чувствую, то и говорю, а ты мне рот не затыкай! Видеть его больше не желаю, так и знай! Считай, что я вышвырнула его из своей жизни, с кровью вырвала из сердца. Все! Не видать ему больше от меня ни любви, ни заботы! Умер он для меня, понятно?! Сегодня я потеряла то единственное, что мы с тобой вместе породили на свет. Это больно… да, больно! Но ни за что на свете я не позволила бы ему сидеть за нашим столом с руками, обагренными кровью!
Киду порой казалось, что у него не нервы, а стальные канаты, но отчаяние этой маленькой седой старушки потрясло даже его. Ее супруг с открытым ртом взирал на нее, словно на существо из другого мира. Даже Дисон с Морганом, совершенно позабыв о том, что им не следует спускать с пленника глаз, таращились на мамашу Трейнор.
Наконец Бад, который то бледнел, то краснел, вдруг взорвался:
— Что это еще за вздор, хотел бы я знать?! Папаша, ты что, язык проглотил?! Ну скажи же что-нибудь или ты не слышишь, что она надумала?!
— Всю жизнь… — медленно, будто язык отказывался ему повиноваться, проговорил старый Трейнор, — всю жизнь мне и в голову не приходило перечить твоей матери. А теперь я уже стар и не стану менять привычек. Так что делай, что приказывает мать, да поживее!
— Так вот она, значит, какая — материнская любовь! — раздираемый яростью и отчаянием, воскликнул Бад.
— Я тебе не мать, Иуда! — зарыдала бедная старушка. — Даже подлый краснокожий никогда бы не сделал того, что сделал ты! Ты предал и продал того; с кем ел за одним столом! Пусть Господь Бог простит тебе этот страшный грех, а я, видать, не смогу!
— Да уж, — мрачно пробормотал старый Трейнор. — Стало быть, снова мы с тобой, мать, остались вдвоем. Как прежде, в молодости. Бад, слышишь, что говорю? Живо собирайся, и прочь из нашего дома!
— Нечего мне собираться, — буркнул тот. — Решил пойти своей дорогой — и пойду. Плевать мне и на вас, и на все, что тут есть. Ничего мне не надо. Раз вы вышвырнули меня из дома и из своих сердец, я сделаю то же самое… — Он вдруг замялся и блуждающим взглядом обвел лица всех присутствующих.
Сначала взглянул на юного Дейви, с белым от ужаса лицом, похожим на застывшую маску. Потом — на Моргана и Дисона, соучастников его преступления, людей, толкнувших его на этот страшный шаг. Они смотрели на него с жалостью, и в то же время — Бад ужаснулся — на их лицах читалось нескрываемое к нему презрение! И наконец, Малыш Кид, которого он предал, тоже глядел на него, Бада, но без ненависти, а будто откуда-то издалека, как человек, увидевший под ногами какую-то противную козявку.
Все слова умерли на губах Бада Трейнора. Широкие плечи — вдвое шире, чем у Кида, — безвольно повисли и дрогнули, будто он с трудом подавил рыдание.
— Что же мне делать?! — хрипло простонал он. — Что мне теперь делать, когда все от меня отвернулись, когда любой может швырнуть в меня камень? Или вы не понимаете, что две тысячи — это деньги, которые я просто не мог позволить себе отшвырнуть, будто пригоршню никому не нужных листьев?! А кто бы на моем месте отказался? Ну, я вас спрашиваю, кто?! Мамаша, вы меня слышите?
— Да если бы мне предложили две тысячи золотых слитков, я бы и тогда сказала бы «нет»! Господи Боже, да ведь об этом будут рассказывать детям и внукам! И ни один из тех, кто станет это делать, не назовет тебя Бадом Трейнором. Нет, тебя назовут змеей, трусливым шакалом, который предает друзей под крышей собственного дома, — вот как о тебе скажут! А я… — Тут мужество, которое дало старушке сил произнести эти слова, внезапно покинуло ее. Жалобно всхлипнув, она уткнулась лицом в ладони и глухо зарыдала.
Ее муж, неловко потоптавшись, подошел к ней и погладил дрожащей рукой по плечу.
— Как и раньше, — пробормотал он, — только ты да я. Мы выдержим, ты не бойся! Все будет хорошо, моя старушка!
Это было уже слишком даже для Моргана с Дисоном.
— Мы уезжаем, — объявил Лефти. — Пошли, ребята! Пошли, пошли, нечего уши развешивать! Кид, а ты давай руки назад! Сложи их, да так, чтобы локти сдвинулись вместе.
— Хорошо, — покладисто отозвался Малыш.
В этот момент юный Дейви, с трудом оторвавшись от лица Бада Трейнора, повернулся и скользнул застывшим взглядом по лицам остальных участников этой сцены. Он увидел веревку, которую уже держал наготове Морган, чтобы связать ею руки пленника. Внезапно его озарило. Прямо перед ним, на самом краешке стола, стояла лампа. Стол был низким. Одним резким толчком Дейви перевернул и стол, и все, что было на нем.
На дворе к этому времени совсем стемнело, лишь звезды тусклым светом озаряли все кругом. Печь в доме уже почти прогорела, лишь несколько угольков едва мерцали, готовые вот-вот погаснуть. В общем, как бы там ни было, а когда лампа рухнула со стола, в комнате стало совершенно темно.