Среди проклятых стен

* * *
Посвящается моим родителям, которые никогда не переставали верить в меня
 
Глава 1
Меня опалило изнуряющим зноем, точно внезапно вспыхнувшим костром, как только я ступила из-под брезентового укрытия запряженной мулом повозки на горячий песок. Я крепче прижала к себе сумку, щурясь от заходящего солнца. Потоки жаркого воздуха образовывали иллюзии на песке. Порой они принимали облик ряби на воде. Временами – змей, стремящихся скрыться под камнем. Или афарского каравана, везущего куски соли, добытой в недрах пустыни, для продажи на базаре.
Тем не менее все это являлось не чем иным, как жестокой насмешкой пустыни. Ведь ничего подобного здесь не было. Лишь я, торговец, который подвез меня из города, и та каменная громада, возвышающаяся вдалеке, – мой новый дом.
Вьющиеся кудри облепили мне виски и шею; я выудила из кармана мокрую купюру, но торговец вскинул руку, словно я протягивала ему паука:
– Не нужно платы.
– Это в знак благодарности, – настаивала я.
Надо было держать рот на замке. Эта повозка оказалась настоящим спасением после того, как в шести других меня категорически отказались везти. Простой деревянный настил поддерживали два крепких колеса сзади и потный запряженный мул спереди. Места внутри вполне хватало, чтобы я могла свернуться калачиком и спокойно лежать, хоть и приходилось делить ее с торговцем и его глиняными горшками со специями. А еще у нее имелся брезентовый навес, скрывающий нас в тени. Брезентовый навес! И все же это были мои последние деньги, пока мне не заплатили за новую работу. Даже если и отдать их торговцу, то он в лучшем случае просто высадит меня ближе ко входу.
Однако торговец, благослови его Бог, оказался непреклонен: замахал вскинутой рукой, прогоняя меня. «Да помилует Господь твою душу», – произнес он и резким щелчком хлыста пустил мула вскачь. Повозка, разбрасывая колесами песок, развернулась и понеслась обратно тем же долгим путем, каким мы прибыли сюда через пустыню.
Частички поднятого ей облака пыли осели на каждом потном участке моей кожи. Я слизала с губ соль – на зубах скрипнул песок.
Но меня это не беспокоило. Внутри меня тоже был песок, потому я уже не замечала его. А вот мой наниматель вряд ли оценит подобный внешний вид.
Оставалось надеяться на его снисходительность. Мне нужна была эта работа. Очень. Я не могла припомнить, когда в последний раз нормально ела. В основном набивала живот песком – обманывала таким образом свой разум, заставляя его думать, будто я сыта. Работа же должна была предоставить мне жилье и еду. А также будущих постоянных клиентов, которые обеспечат меня заработком на всю оставшуюся жизнь.
Но не стоит забегать вперед.
Подождав какое-то время, чтобы убедиться, что торговец не вернется, я распахнула ворот платья, вынула спрятанный там амулет и осмотрела его на предмет повреждений. Тонкий коптский крест из чистейшего серебра, выплавленный жаром моей паяльной ручки, по краям обвивали разноцветные нити. Каждая линия спайки и изгиб, каждый цветной ряд служили преградой от Воплощений Сглаза. Даже небольшой дефект мог испортить всю конструкцию и нарушить эффективность защиты. Это был первый созданный мною амулет – и единственный, поскольку Джембер ни за что не позволил бы мне тратить драгоценный металл на несколько попыток.
Не говоря уже о том, что такое количество серебра могло кормить не один месяц при должной экономии.
Я снова спрятала амулет под платьем, поправив воротник так, чтобы металлическую цепочку не было видно.
Этому принципу выживания Джембер научил меня в пятилетнем возрасте: «Защищай свой амулет лучше, чем он – тебя».
Оставшиеся три мили до замка я сначала стряхивала с себя пыль одним из своих чистых платьев, а затем разглядывала само здание. Оно было словно из сказки: коричневый камень, местами неровно сточенный песчаными бурями; парапеты, где некогда, возможно, возвышались древние императоры; резные окна со стеклами. Знаю, что подобные замки встречались на более травянистых территориях, но тут? Кому захочется быть повелителем самой жаркой на свете пустыни?
Одни странники называли ее диковиной. Другие – преисподней. Второе определение было более точным – с точки зрения температуры. Однако выглядела она божественно. Соль и железо покрывали пустынную землю желто-ржавой коркой, наполняя ее магией. Но даже такое чудо не могло заставить путников отправиться этим путем. Больше нет.
И все благодаря Сглазу.
Поговаривали, будто Сглаз стал первым Воплощением греха, а именно зависти и алчности. Находясь в постоянном страстном стремлении, он цеплялся к любому, кто хотел того же. Богатый урожай, полоса везения, даже обилие комплиментов – все могло привлечь нежелательное внимание.
Однако материальные блага, особенно огромное богатство, казалось, были худшим преступлением. Большинство клиентов, которых мы с Джембером встречали, жаждали заполучить домой множество красивых вещей. Или же, как в случае мужчины, к которому я сейчас направлялась, иметь денег больше, чем полагалось человеку.
Неважно, что проклятие ограничивалось лишь стенами замка, что пустыня была совершенно безопасной, если знаешь, как ее пересечь. Когда дело касается Сглаза, лучше перестраховаться, чем потом жалеть.
Вечерело, солнце последний раз выглянуло из-за горизонта, прежде чем отойти ко сну, когда я наконец добралась до замка. Я уже подняла было кулак, чтобы постучать в дверь, но затем взялась за висевшую сбоку веревку, покрытую коркой песка. Раздавшийся внутри зловещий звук колокола возвестил о моем прибытии.
Ждать пришлось секунд тридцать, возможно меньше, – моим ноющим от усталости ногам не терпелось поскорее оторваться от земли и опуститься на нормальную постель. Лишь звук шагов удержал меня от того, чтобы еще раз дернуть за веревку. Дверь отворилась, и порыв холодного воздуха окатил меня, словно ледяная вода из ведра. Я вздрогнула и крепко сжала амулет на шее, едва не усомнившись в его способности защитить меня от того, что находилось внутри.
Белая женщина с седеющими волосами и насупленными бровями внимательно изучала меня из-за маленьких очков в проволочной оправе. На ней был шерстяной свитер и длинная тяжелая юбка – весьма странный наряд для дома и уж тем более для пустыни. Бледное лицо и руки, точно выщербины на темной стене, выделялись на фоне ее серой одежды и каменной передней за спиной.
Она выгнула брови, ее взгляд чересчур долго задержался на моем лице, но глаз не коснулся. Шрам. Я потерла щеку, будто пытаясь унять внезапный зуд, желая убрать с кожи длинную отметину. Я всегда забывала о ней, пока не встречала какого-нибудь незнакомца, который принимался рассматривать меня так, словно у меня имелся третий глаз.
– Андромеда, я полагаю?
Я сразу определила, что она не местная. Амхарский язык давался ей тяжело – она запиналась в самых неподходящих местах.