Остаться в живых
Я без труда вообразил, как этот прощелыга, стоя перед присяжными, будет добиваться моего освобождения!
Но с другой стороны, только полный идиот откажется от последнего шанса на спасение, как-никак утопающий и за соломинку схватится. Поэтому я спросил:
— Ну, хорошо, каковы же мои шансы? И кстати, как мне тебя называть?
— Зовут меня Сидней Джоунз, — представился крючкотвор. — И не советую так дерзко разговаривать со своим защитником.
— Не я тебя выбрал, — одернул его я. — Но если нет возможности заполучить коня, волей-неволей довольствуешься мулом. Вот такие дела.
Он надвинул шляпу на лоб так низко, что глаза спрятались в ее тени, и со злобой процедил:
— Вижу, мы вряд ли далеко продвинемся, но я обязан выполнять свой долг, даже если ты и дальше будешь вести себя как осел!
Я пропустил этот выпад мимо ушей.
— Каков твой план защиты?
— Чистосердечное признание, — без запинки выдал адвокат.
— В чем?
— В убийстве Джоша Экера.
— Все и так знают, что я его убил. Но любому дураку известно, что Джош два раза выстрелил до того, как я выпустил пулю.
— Да что ты говоришь? — издевательски фыркнул Джоунз. — А тебе невдомек, что один из свидетелей собственными глазами видел, как ты шлепнул парня, прежде чем он вытащил револьвер.
— Этот свидетель — лжец! — заорал я. — Этот аптекарь, этот мошенник с вытянутой физиономией…
Сидней Джоунз резко оборвал меня:
— В этом городе лжецов нет, это относится и к свидетелю обвинения. А как город считает, так оно и есть. Только от него зависит, быть тебе повешенным или нет. Меж тем сейчас все считают тебя виновным.
— Но, — начал было я, — Порсона пригласили сюда и…
— Заткнись-ка лучше! — бесцеремонно перебил меня этот защитничек. — Ты намерен и дальше со мной препираться или прислушаешься наконец к здравому смыслу?
— Продолжай, — любезно разрешил я.
— Ты виновен, потому что так хочет весь город. Мне лично сто раз плевать, виноват ты или нет. Мое дело — спасти тебя от виселицы. А единственный способ добиться этого — заключить сделку с обвинителем, что при нынешнем раскладе чертовски сложно. Пока не могу ничего гарантировать, но, надеюсь, мне удастся его уговорить… Если ты признаешь свою вину, обвинитель, я думаю, согласится ходатайствовать перед судом о помиловании: ну, там молодость, первое нарушение, да еще, быть может, немного спиртного…
— Я ничего не пил, ни капли! — возмутился я.
Джоунз назидательно поднял указующий перст:
— Если я говорю, что ты пил, подтвердишь как миленький. Не ставь мне палки в колеса, и, скорее всего, приткнув небольшую сумму куда следует, я сумею вытащить тебя из петли с двенадцати-четырнадцатилетним сроком.
— Что? С каким сроком? — завопил я, не веря собственным ушам.
— Но-но, спокойнее, — предупредил адвокат.
— Ты говоришь о двенадцати, а то и четырнадцати годах тюрьмы?
— Только кажется, что это много, — просто ты еще мальчишка, а время в твоем возрасте ползет медленно. К тому же за примерное поведение срок могут и скостить. Кто знает, не исключено, что ты выйдешь на свободу через девять-десять лет. Вполне достаточно, чтобы закалиться, созреть и выбросить из головы всю дурь, которой ты набит. Главное — сделать признание. Ты согласен?
Я вытаращил глаза:
— Мне придется сделать его под присягой?
— Ну да, конечно.
— Тогда, — решил я, — я буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, а ты и тебе подобные прохиндеи адвокаты вы все можете убираться…
— Но-но, полегче! — тявкнул Джоунз.
— Ладно, сделай для меня одну-единственную вещь, и это будет стоить твоего веса в золоте, — отмахнулся я. — Пойди и скажи Порсонам, что они — жлобы, скряги и подлые дешевки, что они втянули меня в это дерьмо и оставили плавать в нем как вздумается, послав на помощь никчемного грошового адвокатишку. Вот так. Передай им это слово в слово. И если я еще раз увижу здесь твою поганую рожу, просто съезжу по ней сквозь решетку!
Глава 15
ПРЕДЛОЖЕНИЕ МИСТЕРА МИДА
Нелицеприятное объяснение с этим пройдохой адвокатом изрядно облегчило мне душу. Он же в свой черед сдвинул шляпу набок, сунул руки в карманы брюк и мягко, плавно, доходчиво изложил все, что думает обо мне. Мне не раз приходилось слышать, как погонщики мулов самым беззастенчивым образом изрыгают потоки грязных ругательств на глупую головную животину, не справляющуюся с обязанностями, но никогда не слыхал я ничего и отдаленно похожего на то, что истекало с языка Сиднея Джоунза.
Наконец, выдав полный заряд, адвокатишка развернулся и уже через плечо бросил, что меня вздернут выше небес, а он с превеликим удовольствием придет взглянуть, как я болтаю ногами, пытаясь прогуляться по воздуху пешком. С этими словами Джоунз отбыл.
А я остался сидеть, скрежеща зубами, и всякий раз, вспоминая о Порсонах, проклинал их на чем свет стоит.
Однако, немного остыв, я стал все больше склоняться в мысли, что, возможно, имел глупость отшвырнуть руку помощи, протянутую в тот момент, когда меня вот-вот поглотит темная пучина безвестности. И тут появился мистер Мид.
Его привел все тот же тюремщик, но на сей раз Дженкинс остановился поодаль, и я едва расслышал его слова:
— Держитесь от решетки на расстоянии вытянутой руки, мистер Мид. Это все, о чем я вас прошу.
Затем он отступил еще дальше, а Роберт Мид встал передо мной с улыбкой, которая показалась мне не вполне искренней. Он спросил, как я себя чувствую, и я ответил, наверное, именно так, как положено человеку, томящемуся в заключении перед казнью.
— Я слышал, от помощи одного адвоката ты уже отказался. А как насчет другого?
— Да, я прогнал бездарного адвокатишку по имени Сидней Джоунз, — поморщился я. — Вот, собственно, и все. Этот тип уговаривал меня подписать признание.
Он моргнул, но все-таки задал следующий вопрос:
— А если для тебя это единственный способ уберечься от виселицы?
— Ну, значит, меня повесят. Уж лучше так, чем лгать ради того, чтобы сесть лет на пятнадцать.
— Ты настаиваешь на своей невиновности?
— Я убил Экера… но лишь после того, как он дважды выстрелил в меня. Вот тут, возле уха, одна из его пуль сбрила у меня клок волос.
— Не вижу, чтобы место, на которое ты показал, хоть чем-то отличалось от других, — холодно заметил Мид.
— Может, и так, но я говорю правду. Человек двадцать должны были слышать, как Экер проклинал меня, перед тем как выстрелил. Как после этого можно говорить, будто я застал его врасплох?
Мид снова пожал плечами.
— Всех уже допросили, — сообщил он, — всех, кто был на танцах, И ни один из присутствовавших не высказался в твою пользу, за исключением моей дочери. Но и Бобби не видела ничего такого, что хоть сколько-нибудь могло бы помочь на суде. Только ее мысли и рассуждения свидетельствуют за тебя. А мнение одного человека еще никого не спасало от смертного приговора.
Я кивнул, соглашаясь.
— Суть в том, — продолжал Мид, — что мы должны сделать все возможное, дабы уберечь тебя от веревки. Но, видишь ли, тут необходим особый, дипломатический подход.
— Ясно… — Я уже начинал потихоньку злиться на него.
— Я не осуждаю тебя за то, что ты не выразил доверия Сиднею Джоунзу. Но есть и другие. Например, я знаю лучшего в Денвере адвоката и собираюсь вызвать его для твоей защиты.
Я тут же прищурился — этот «лучший в Денвере адвокат» будет стоить кучу денег, если, конечно, вообще притащится в Кэтхилл, бросив все свои дела. Я пожал плечами, собираясь выразить свои сомнения на сей счет, но Мид не дал мне и рта открыть.
— Однако прежде всего нам надо откровенно объясниться друг с другом — абсолютно откровенно!
— Именно этого я и хочу.
— Но все-таки намерен и дальше настаивать, будто Экер-младший выстрелил в тебя первым и промазал — причем не один раз, а дважды! — да еще с такого близкого расстояния? А ведь Джош был прекрасным стрелком!