Моя Нирвана

Так что моя мама хоть на самом деле и чиновничья дочка, но никогда не любила роскошь. Поэтому я езжу на метро и ношу обычную одежду. Конечно, если я только заикнусь, папа тут же предоставит мне личный автомобиль с персональным водителем и купит сумку «Биркин», но я сама не хочу.
Во-первых, я хожу в обычную школу, а не в лицей для олигархов, как Миша, Ира и Леша. Миша, правда, школу уже окончил и сейчас еле-еле учится в институте, из которого его то и дело отчисляют.
Во-вторых, моя простая одежда и обычная жизнь позволяют мне быть на одной волне с Яром. Боюсь, что если я однажды заявлюсь в его компанию в «Шанеле» и «Версаче», то меня просто не поймут. А я дорожу Яром и его друзьями. Они классные.
Я скидываю обувь в прихожей и прямиком направляюсь в папин кабинет. Подхожу к шкафу с книгами, открываю деревянную дверцу и вижу металлический сейф. Набираю четырехзначный код, и замок щелкает.
В сейфе много бумаг и документов, поэтому я начинаю перебирать их все по очереди, пока не дохожу до стопки свидетельств о рождении. Нахожу свое и откладываю его на стол. Затем возвращаюсь к сейфу и привожу в порядок бумаги, которые только что перерыла. Мой взгляд непроизвольно падает на синий листок с российским гербом. Я хочу убрать его в сторону, но глаза цепляются за несколько слов, заставляющих меня застыть с бумагой в руке.
Я смотрю на нее немигающим взглядом, перечитывая снова и снова. Я очень долго не могу понять, что это такое. Просто тупо читаю по десятому кругу, пока каждая буква не отливается в голове гранитом.
А в какой-то момент я чувствую, как трясутся мои ладони и громко стучит сердце.
 
Свидетельство об усыновлении (удочерении)
 
Степанов
 
Михаил Александрович
 
усыновлен (удочерена) Самойловым
 
Максимом Алексеевичем
 
Гражданином России
 
и
 
Самойловой
 
Кристиной Игоревной
 
Гражданкой России
 
С присвоением ребенку фамилии Самойлов
 
имени Михаил
 
отчества Максимович
А дальше идет Мишина дата рождения и координаты ЗАГСа, выдавшего бумагу.
Мои глаза видят этот документ, читают каждое слово, а мозг отказывается верить и принимать информацию.
Этого просто не может быть…
Я будто нахожусь в вакууме, перед глазами все плывет, а в ушах шумит. Чувствую, что тошнит, и хватаюсь рукой за шкаф.
Из оцепенения меня выводит громкий рев мотоцикла за окном. С таким хамством и неуважением к прохожим может ездить только один человек.
Нет, пожалуйста, пускай это будет не он. Кто угодно, но не он. Не сейчас. Лихорадочно хватаю ртом воздух, быстро закидываю документ обратно в сейф, накрыв его сверху другими бумагами, и закрываю дверцу. Отчего-то из глаз текут слезы. Быстро вытираю их с щек.
Я беру со стола свое свидетельство о рождении и тороплюсь в прихожую. Но поздно.
Потому что дверь открывается и в квартиру заходит ОН.
    
Глава 3. Слезы и растерянность
 
POV Лиза
Миша заходит не один. Следом за ним в квартиру вваливается шлюховатого вида девица с огненно-рыжими волосами. Я на мгновение зависаю, разглядывая ее колготки в сеточку и мини-юбку.
— Это еще кто такая? — спрашивает она Мишу и недовольно на меня косится.
Не успеваю я открыть рот, как он меня опережает.
— Это ошибка природы. — Поворачивается к своей подружке. — Иди в мою комнату.
«Иди в мою комнату», — эхом повторяется в голове. То есть, она уже знает, где его комната.
Девица, бросив на меня последний презрительный взгляд, удаляется в сторону Мишиной спальни. Он же кладет на пуфик мотошлем и, не снимая обуви, направляется ко мне. На нем черные джинсы с порезами на коленях и черная майка, оголяющая его сильные руки в татуировках. Пока он идет, я пользуюсь случаем и задерживаю на них взгляд. Мне никогда не удавалось нормально рассмотреть его татуировки, а всегда хотелось.
Миша подходит ко мне вплотную и нависает сверху, заставляя поднять глаза на его лицо. Вот он снова это делает. Давит на меня психологически. Не трогает руками, не говорит обидных слов, а просто стоит в десятке сантиметров и подавляет своей мощной энергетикой.
Но ему не сломить меня, и он это знает. От того и бесится каждый раз. Он мечтает, чтобы я боялась и дрожала в его присутствии, но этому не бывать. Он не внушает мне страха.
Вот и сейчас я выдерживаю его подавляющий взгляд. Обращаю внимание, что на Мишиных щеках черная щетина. Ему уже 20 лет, и он бреется. Скольжу глазами вниз по его мощной сильной шее, грудной клетке. Он профессиональный каратист. Черный пояс. Даже выигрывал какие-то соревнования. Отец им очень гордится.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает стальным тоном.
Возвращаю глаза к его лицу. Смотрю на Мишу, и в голове начинает пульсировать одна-единственная мысль:
ЕГО УСЫНОВИЛИ.
Вглядываюсь в карие глаза, которые сейчас стали почти черными, и чувствую, как в носу противно щиплет, а в горле появляется ком.
Господи, нет, только не при нем.
Я скорее умру, чем покажу ему свои слезы.
Но уже поздно. Потому что проклятая капля срывается с ресницы и катится по щеке.
Я успеваю заметить его недоуменное выражение лица, прежде чем срываюсь с точки, за секунду прыгаю в кеды и пулей вылетаю из квартиры. Некогда ждать лифт, поэтому я бегу вниз по лестнице.
Но через 10 секунд входная дверь отцовской квартиры хлопает, и я слышу, как Миша мчится вниз следом за мной, перепрыгивая через ступеньки. Он догоняет меня где-то возле второго этажа, хватает за руку и впечатывает в стену.
Слезы градом текут по щекам, а грудь трясется от того, что я пытаюсь сдержать всхлип. Миша лихорадочно блуждает глазами по моему лицу, явно находясь в растерянности. А я снова смотрю на него и четко понимаю: он не похож ни на папу, ни на Кристину.
Почему я не замечала этого раньше?
Он ведь вообще всегда был в нашей семье белой вороной: проблемный двоечник, который вечно хулиганит и распускает кулаки. Он еле-еле получил аттестат, а из института его отчисляли уже раза два. Не сравнится с круглыми отличниками Ирой и Лешей, которые вроде как его родные брат и сестра. Да даже со мной не сравнится. Я хорошистка.
— Почему ты плачешь? — выдавливает из себя напряженным голосом. Он поставил руки по бокам от моей головы и находится к моему лицу довольно близко.
А я просто молча на него смотрю и все еще не могу поверить, что его усыновили, что он на самом деле не мой брат. Одно дело всю жизнь чувствовать это, считать так. Но совершенно другое дело — получить доказательства.