Девушка жимолости

Я покачала головой, и он умолк. Двинулся к выходу.
– Останься, – попросила я.
Он приподнял одеяло и лег одетый рядом. Свернулся калачиком и зарылся лицом в мои мокрые волосы. Мое сердце бешено колотилось.
– Если хочешь, можем поговорить…
Он замер в ожидании. Но я не ответила – была еще не готова. Он вздохнул, я тоже, и неожиданно для себя мгновенно провалилась в сон.
Проснулась я до рассвета. Лавандовый запах от простыней и майки окутывал меня с ног до головы. Я села на кровати и стала разглядывать звезды, мигавшие над рекой, и пурпурное сияние наступающего утра, казавшееся еще ярче, поскольку отражалось от зеркальной стены напротив кровати.
Я не могла перестать думать о словах отца. «Они все поголовно» – значит, и Трикс, моя мама, и бабушка Колли, и прабабушка Джин. Если насчет мамы у меня и были подозрения, то о душевной болезни бабушки и прабабушки я никогда не слышала. Как и о том, что она поразила их в тридцать лет. Никто и ничего не говорил мне, кроме пары фраз, которые мама нашептала мне на ухо той ночью на поляне.
Это новое знание было таким огромным, что не поддавалось осмыслению. Я едва могла глотать. Едва могла дышать. Пару минут спустя я обернулась посмотреть на Джея. Он не спал: лежал на спине и наблюдал за мной. Я тоже в упор глядела на него не моргая, один лишь раз перевела взгляд на его губы. Воздух между нами потрескивал, и Джей посмотрел на меня участливо.
– Не думаю, что это правильно, – сказал он.
– А я вообще никогда не поступаю правильно.
– Ты не права, – проговорил он ласково, но хрипло. – Хотелось бы, чтобы ты знала, как ошибаешься. И еще бы хотелось, чтобы ты смогла взглянуть на себя моими глазами, Алтея.
Глаза мне затопили слезы. Не нужно больше так говорить, от таких слов у меня кожа выворачивается наизнанку. Но он всегда был окружен такой любовью и заботой, что, вероятно, даже и не представляет, каково это – жить в мире, который ими не изобилует. Я хотела попросить его замолчать, но меня уже тошнило от любых разговоров и пугало их продолжение.
Так что я стянула майку и белье и придвинулась к нему. Он отодвинул одеяла, и я легла на него: грудь прижалась к груди, ноги и руки переплелись, моя голова поместилась как раз под его подбородком – мы идеально совпали.
– Нам нельзя.
– Ну да.
Его руки обхватили меня изо всех сил. Джей глубоко вздохнул, как будто очень долго сдерживал дыхание. Через пару минут он перевернул меня на кровать, снял пижаму и снова прижался ко мне.
Я поцеловала его – медленным и нежным поцелуем. И почувствовала, как снова подступают слезы (Господи, пожалуйста, только не сейчас!), перекатилась на спину и притянула его к себе. Так хотелось почувствовать тяжесть его тела, всю, сполна. Я обвила его ногами, и мы еще теснее прижались друг к другу.
– Ты такая холодная, – сказал он. – В хорошем смысле. Как речка в жаркий день.
Он, конечно, ошибался… Ничего хорошего в этом холоде не было. Наоборот, он был опасен. Этим холодом я доставляю людям боль.
Когда он наконец в меня вошел, я старалась как можно дольше оставаться безучастной, уставилась на его плечо, разглядывала мурашки на коже, вдыхала его запах. Но надолго меня не хватило – с ним было слишком хорошо. Я закрыла глаза, прижавшись к нему изнутри и снаружи. И почувствовала, что меня уносит туда, где не о чем беспокоиться, где ничто не имеет значения. Кроме нас и того, что с нами происходит.
Я загадала желание. Точнее, два желания. Во-первых, чтобы Джей не понял, что я использую его, чтобы заглушить свой страх. И второе: чтобы, несмотря на всю предысторию наших длительных отношений, нашу дружбу и пакт, это свидание осталось встречей двух незнакомцев, занимающихся тем, что незнакомцы иногда себе позволяют.
После чего я отключилась.
 
Глава 6
Октябрь 1937
Долина Сибил, Алабама
Мисс Изабелл, школьная учительница, отослала записку родителям Уолтера, приколов ее к рубашке мальчика. Тот не стал дожидаться, пока мать отшпилит бумажку, а вырвался из ее рук, оставив на булавке уголок записки, и выбежал за дверь. Колли что-то взбивала в миске за кухонным столом, пока Джин читала порванную записку. Затем она сложила листок в плотный квадратик и засунула в карман передника.
Вечером за ужином она сказала Хауэллу:
– Уолтер обижал младших в школе. Бросался в них каштанами, когда они репетировали рождественское представление. – Она не смотрела в этот момент на сына, но знала, что он сидит, ссутулившись, слева от стола, заглатывает картошку не жуя и сверлит взглядом мать.
– Репетируют рождественское представление в октябре? О боже, эти женщины… – Хауэлл насадил ветчину на вилку и отправил к себе на тарелку, дернув подбородком. Джин вскочила и налила туда соуса.
Она так и не поняла, относятся ли слова мужа конкретно к мисс Изабелл или ко всей бесконечной веренице школьных учительниц, которых долина Сибил год за годом отхаркивала и выплевывала. Он и сам когда-то в детстве довел нескольких до нервного срыва. Одна из них развернулась и вышла из класса на улицу, прошла вдоль всего здания и спустилась по главной улице до пансиона, где жила, – прямо посреди учебного дня.
– Нету у меня времени идти в школу распивать чаи с вашими мымрами. Сама со всем разберись. – Он подмигнул Колли, та хихикнула. Потом хрустнул шеей и повернулся к Уолтеру: – Оставь мелюзгу в покое. Не то заберу тебя из этой школы, и будешь ишачить, как мы с моим папашей в твоем возрасте.
Уолтер будто окаменел.
– Ну? – Хауэлл стиснул вилку и нож, точно два кинжала. – Будешь дальше кидаться каштанами или возьмешься за ум?
– Возьмусь.
– Я так и понял.
На следующий день без пяти минут три Джин вошла на парадное крыльцо школы. Когда оттуда повалили дети, она вжалась в стену и стиснула в руках сумочку. За учительским столом в классе ее ждала мисс Изабелл. Уолтер и Вилли Стокер сидели за своими партами, Том Стокер стоял у окна. Он улыбнулся Джин, когда она вошла, и внутри нее что-то трепыхнулось.
Том был вдовцом и жил с сынишкой в большом кирпичном доме на горе. Его жена, миниатюрная изящная Люси, умерла вскоре после рождения Вилли, и больше он так и не женился, хотя денег имел горы и был, пожалуй, самым завидным женихом во всей Северной Алабаме. Люди говорили, он слишком любил Люси. Это была правда. Джин своими глазами видела, как он каждое воскресенье подавал ей руку, когда она выходила из церкви. И как они смотрели друг на друга.
С Томом Джин целовалась только раз – тысячу лет назад, в детстве, на школьном дворе, задолго до того, как начала встречаться с Хауэллом, а семья Люси переехала в их город. Но через пару лет после смерти Люси Том начал уделять Джин повышенное внимание, стоило им столкнуться в скобяной или в бакалейной лавке. Он стал то и дело попадаться ей на пути в городе, и Джин не могла этого не заметить.