Очертя сердце

— Подойди сюда, — сказала она Лепра. — Раз уж разговора не избежать, поговорим!
Фожер, стоя спиной к окну, внимательно разглядывал обоих. Глаза его были скрыты слишком тяжелыми веками.
— Ну так что? — начала Ева. — Вы хотели застигнуть нас врасплох. Застигли. Что дальше?.. Полагаю, вы не удивлены?
Фожер раскурил тонкую черную сигару.
— Нет, отчего же, удивлен, — ответил он. — И мне даже немного противно.
— Вспомните наши условия, — сказала Ева. — Полная свобода для обеих сторон.
— При соблюдении внешних приличий.
— Вы думаете, ваше поведение с этой Брюнстейн может кого-нибудь обмануть?
Они не повышали голоса, казалось, они обсуждают какое-то дело — оба уже давно понаторели в этих поединках не на жизнь, а на смерть. Они следили друг за другом, глаза в глаза, стараясь предвосхитить ложный выпад, удар противника. И при этом они восхищались друг другом, чувствуя, что силы их равны и ни один не даст пощады другому.
— Признайтесь, что вы своеобразным манером используете мое отсутствие! — снова заговорил Фожер.
— А вы своеобразным манером являетесь в мою спальню. Прошу вас бросить эту мерзость.
Фожер растер в пепельнице окурок сигары таким движением, словно двинул кого-то кулаком. Лепра схватил свой пиджак и шагнул к двери.
— Погоди, артист, — сказал Фожер. — Я вернулся из-за тебя.
Он пододвинул к себе стул и уселся на него верхом.
— Теперь вам обоим придется меня выслушать. Видите — я не сержусь. Я уже много недель наблюдаю за вами. Хочу помешать вам сделать глупость. Вы меня ненавидите. Это нетрудно заметить. Вы вбили себе в голову что-то там насчет того, что, не будь я помехой, вы могли бы быть счастливы…
— Чушь! — сказала Ева.
— Я человек дальновидный, — продолжал Фожер. — Я знаю вас лучше, чем вы сами себя знаете. Я вправил мозги стольким мужикам, которые воображали себя хитрыми, и стольким бабам, которые воображали себя неотразимыми. Так вот вы — хоть и неприятно это говорить — переживаете сейчас приступ молодости. Как же — великая страсть! А старина Фожер, бедняга — чего уж там, — стоит на дороге, путается под ногами… У тебя большие аппетиты, малыш Лепра!
— Долго это будет продолжаться? — спросила Ева.
— Потерпите! Я просто хочу предупредить вас обоих. Не играйте с огнем! Вы, моя миленькая Ева, наверное, помните, откуда я вас извлек?
— Я была статисткой, — сказала Ева. — И этого не стыжусь.
— В ту пору вы не были гордячкой. А ваш подопечный еще совсем недавно работал в кафе на бульваре Клиши.
— А сами-то вы! — закричал Лепра. — Вам самому вначале солоно пришлось!
Фожер скрестил руки на спинке стула. Его мертвенно-бледное лицо местами пошло красными пятнами.
— Я не нуждался ни в ком, чтобы пробиться.
Ева посмотрела на мужа странным взглядом. «Она все еще им восхищается, — подумал Лепра. — Господи, она все еще не исцелилась от него!»
— Выслушайте меня оба внимательно, — продолжал Фожер. — Мне довольно пальцем шевельнуть, чтобы стереть вас в порошок. Но я полагаю, взвесив все, вы предпочтете успех любви. Верно?.. Так вот, расстаньтесь по-хорошему, и мы подведем подо всем черту.
— Значит, вот в чем состоит ваша маленькая каверза… — сказала Ева. — Но мне плевать на успех.
— Вам, может статься, но ему — нет.
— Вы отвратительны.
— Я обороняюсь. Предоставь я вам обоим свободу действий, я в один прекрасный день обнаружу в своем кофе мышьяк.
Лепра сделал шаг к Фожеру.
— Стой там, где стоял, малыш, — посоветовал Фожер. — Я все знаю насчет Маскере. Тебе хочется выступить на этом концерте? Отвечай… Нет, вижу, что не хочется. Это тоже придумала Ева. А тебе небось подавай сразу сольные концерты, да? Что ж, ты прав. Могу тебе это устроить… Прямо сейчас… Мне довольно снять трубку… Дай слово, что перестанешь с ней встречаться, и дело сделано. Ну же… говори!
Ева молчала, и Лепра понял, что она предоставила выбор ему, что она согласилась на этот искус и даже втайне ему радуется. Она любила эти моменты истины, обожала всякий риск… все поставить на кон… любовь, разлуку, жизнь, смерть… Он может спасти себя одним словом. Но в распоряжении у него всего одна секунда. Стоит ему замешкаться, все кончено. Она выставит его за дверь как слугу.
— Встаньте, мсье Фожер, — сказал он. Удивленный Фожер встал.
Лепра только чуть подался вперед. И наотмашь ударил Фожера сначала по одной щеке, потом по другой.
— А теперь, — добавил он, — вон отсюда.
И эти слова высвободили вдруг всю накопившуюся в нем безграничную ярость. Он кинулся на Фожера, но от встречного удара у него перехватило дыхание. Опрокинутые кресла толкнулись в стол. Комната наполнилась грохотом. Лепра бил, а в памяти запечатлевались отдельные детали общей картины — пятно крови на губах Фожера, смятая постель, телефон, а в голове неотступно звучало: «Она смотрит на тебя… она оценивает тебя… она тебя любит…» Сам не зная как, он оказался у камина. Фожер наступал на него, выставив вперед кулаки. И все же у Лепра было время выбрать: китайская ваза — нет, слишком легкая… Подсвечник…
Раздался страшный удар, и вдруг все стихло. Лепра уставился на тело, распростертое на ковре. Он с трудом выдохнул воздух, обжегший ему гортань. Ева стояла, обхватив ладонями лицо и не сводя взгляда с неподвижного Фожера. Потом осторожно, медленно подошла, опустилась на колени.
— Он мертв, — прошептала она.
Губы Фожера кривила обнажившая зубы гримаса. Лепра сразу понял, что Ева сказала правду, и ладони его мгновенно вспотели от ужаса. Осторожно, точно боясь его разбить, он поставил подсвечник на пол. Ева сделала ему знак не двигаться. Они ждали, чтобы по телу пробежала дрожь, чтобы судорожно дернулась кожа или затрепетали ресницы, — ждали какого-нибудь ничтожного знака, который положил бы конец этому нестерпимому ужасу. Но под опущенными веками виднелась теперь только узкая белая полоска.
— Выходит, убить человека так просто? — пробормотал Лепра.
Ева взглянула на него, потом коснулась кровоподтека, прочертившего черноватую борозду на лбу Фожера.
Потом встала, подняла с пола подсвечник и водворила его на место.
— Ты выбрал самый тяжелый предмет, — сказала она.
— Раздумывать было некогда.
— Знаю.
Она не плакала, но говорила севшим, надтреснутым, безжизненным голосом, как во сне…
— Мне жаль,. — начал Лепра.
— Молчи, — перебила она. — Прошу тебя, молчи. Она посмотрела вниз, на лежащий труп, и что-то похожее на рыдание сотрясло ее плечи. Она сжала кулаки.
— И зачем только вы все меня любите! — прошептала она. — Лучше бы умереть мне самой.
И вдруг она решительно прошла через комнату и сняла телефонную трубку.
— Что ты хочешь делать? — спросил Лепра.
— Вызвать полицию.
— Минутку.
Она ждала, вперив в него лихорадочно горящие глаза.
— Минутку, — повторил он. — Не будем торопиться. Он оправился так быстро, что сам был удивлен, и его мысль, все еще возбужденная, неслась вперед, отвергая одно решение за другим, направляя ход событий по руслу, какое он предугадал еще до того, как нанес удар.
— Кто докажет, что я только защищался? — медленно прошептал он. — Твоего свидетельства мало.
— Тем более что ты напал на него первый.
— Он довел меня до крайности. Ты что, обвиняешь меня в …?
— Нет.
— Ты ведь знаешь, как будут рассуждать полицейские. И догадываешься о последствиях… Если ты позвонишь им, мы оба пропали.
— Так что же?
— Погоди…
Своими длинными гибкими пальцами он старательно растер себе щеки, веки, лоб.
— Никто не видел, как приехал твой муж, — продолжал Лепра. — Он заранее решил, что вернется. И принял меры предосторожности… Брюнстейн, Флоранс, служащие бара — все уверены, что он катит сейчас в Париж… Улавливаешь мою мысль?.. Завтра они все дадут одинаковые показания… Никто не мешает нам слегка подтасовать события.
— Все в конце концов выходит наружу, — устало сказала Ева.
Она не выпускала телефонную трубку из рук.