Алоха из ада (ЛП)
— Кто дал тебе эту особенную Акиру?
— Я не могу тебе сказать.
— Конечно же, можешь. Просто дай мне имя, я уйду, а ты сможешь вернуться к тому, чтобы превращать свой мозг в рыбий корм.
— Иди на хуй.
Она практически выплёвывает эти слова. Всё её тело меняется. Секунду назад она была безвольной медузой, а теперь готова пробить стену кулаком. Мы переходим к следующему этапу этой мыльной оперы. Теперь она мыслит не как ручной маленький потребитель. Она переключилась в режим дилера. Жёсткого. Дерзкого.
— Кэролин, ты веришь в магию?
— Убирайся из моего дома, пидор.
— Я имею в виду не магию на детской вечеринке. Я имею в виду настоящую магию. Ведьмы на мётлах. Любовные зелья. Чары и демоны. Ты веришь в это?
— Знаешь, один телефонный звонок, и тебя шлёпнут ещё до того, как ты вернёшься в Голливуд.
Я перебираю несколько идей. Я научился на арене многим страшным вещам, но использовал их только против адовцев и Таящихся. Девяносто девять процентов того, чему я научился, я никогда не пробовал на гражданских, и не особо хочу, потому что уверен, что их разорвёт, как песчанку в микроволновке.
Её руки трясутся от наркотиков, но она уже не боится и углубилась в гангстерскую территорию.
Она надевает свою лучшую усмешку Лица со Шрамом и говорит: «Ты так и будешь сидеть и пялиться на меня? Я знаю тебя. Педики вроде тебя болтают и болтают, но ты ничего не сделаешь. Ты не знаешь, с какими людьми я знакома. У них есть яйца».
Она шмыгает носом и вытирает сопли тыльной стороной руки.
Я достаю зажигалку Мейсона, открываю её большим пальцем и зажигаю. Её взгляд прыгает на меня, а затем сосредотачивается на зажигалке.
— Хочу показать тебе фокус. Хочешь посмотреть фокус, Кэролин?
Она встаёт. Я хватаю её за руку. Она извивается и пытается пнуть меня исподтишка. Вкладывает всё своё тело в этот удар. Я не пытаюсь остановить её. Я быстрее любого гражданского, так что она движется в совершенно замедленном темпе. Когда она в нескольких сантиметрах от контакта, я слегка отклоняюсь назад и даю её кулаку проплыть мимо. Хватаю за запястье и выворачиваю так, что её рука выгибается как куриное крылышко, и каждая мышца, и сухожилие плеча, кажется, вот-вот лопнут. Кэролин падает на диван лицом вниз и сворачивается в маленький комочек, держась за ноющее плечо. Я жду. Наконец она садится. В пепельнице на подлокотнике дивана лежит недокуренная сигарета. Она берёт её, зажимает губами и начинает оглядываться в поисках спичек. Я всё ещё держу зажигалку. Протягиваю ей огонь. Она наклоняется вперёд. Я отодвигаю зажигалку назад, и она следует за ней на несколько сантиметров. Когда она понимает, что я над ней прикалываюсь, то замирает и бросает на меня злобный взгляд.
— Дай-ка я и правда помогу тебе, — говорю я.
Есть одна вещь, которую необходимо помнить об угрозах: когда угрожаешь, делай это всерьёз. Особенно это касается наркош. Их мозги не способны воспринимать новую информацию, и они привыкли к тому, что их бьют и топчут, так что это их больше не пугает. Если нужно донести до наркомана серьёзность ситуации, нужно продемонстрировать угрозу, которая не выглядит как угроза, а больше напоминает то, будто Бог ссыт на них с вершины горы.
Я подношу зажигалку к руке, и моя кожа вспыхивает. Огонь есть огонь, и это не весёлое худу, но я могу довольно долго терпеть боль, чтобы продемонстрировать серьёзность своих намерений.
Кэролин отскакивает при виде моей горящей руки. Я сыграю на этом. Пусть мясо обуглится до черноты, пока не начнёт отслаиваться, а хрустящая кожа не начнёт падать на ковёр. Я мог бы дать огню добраться до кости, но на самом деле не хочу этого делать. Я протягиваю руку к Кэролин. Она вжимается в спинку дивана, стараясь отодвинуться от меня как можно дальше. Я касаюсь кончиком пальца её сигареты, пока та не начинает светиться.
— Вот что я имею в виду под магией. Я знаю фокусы и похуже, чем этот, но давай пока остановимся на этом. Как думаешь, что будет, если я возьму тебя этой рукой и воспользуюсь тобой, чтобы вычистить этот грязный неряшливый дом? Весело звучит? Думаю, будет больно. Может, так же сильно, как было больно Хантеру, когда то дерьмо, что ты ему дала, превратило его в жевательную игрушку для демона. Я собираюсь спросить тебя ещё один раз, и, если ты вздумаешь наебать меня, всё станет радикально по-другому. Кто дал тебе Акиру для Хантера?
— Кейл, — отвечает она.
Сказав это, она делает длинный вдох. Трёт болячки на руках. Ей хочется сковырнуть их, но она знает, что мне это не понравится.
— Что за Кейл?
Она пожимает плечами.
— Не знаю. Просто Кейл. — Она кивает на мою всё ещё горящую руку. — Я видела, как он тоже делает странное штуки типа этого. Вроде магии и подобного дерьма.
— Где мне найти Кейла?
— В Даунтауне. В «Твёрдом решении». Это клуб на Трэкшен-авеню рядом с Хьюитт. Мимо не пройдёшь. По ночам они показывают старые фильмы про зомби на стене здания.
— Как выглядит Кейл?
— Высокий. Тощий. Носит большие ботинки, чтобы казаться выше, и на нём один из этих плащей, типа нацистского офицера. У него абсолютно обесцвеченные волосы, а по бокам головы вытатуированы какие-то руны или какое-то дерьмо вуду.
Я шепчу несколько слов на адском, и пламя на моей руке дрожит и исчезает. На полу рядом с диваном стоит почти полная плоская банка пива. Я выливаю её на свою ноющую руку. Пиво пузырится и превращается в пар. Я протягиваю Кэролин пустую банку. Она прижимает её к себе, словно это священная реликвия. Я вытираю с руки пиво о диван и встаю.
— Запомни, что я скажу, Кэролин. Обратись к доктору по поводу кровяного давления. Ты почти потеряла своего поставщика, так что твоя работа вот-вот накроется. Хорошая новость заключается в том, что Кейл не станет требовать деньги, которые у тебя в стене. Возьми их и воспользуйся, чтобы привести себя в порядок. Умирать — это не самое худшее на свете, но умирать по собственной глупости — точно худшее.
Я направляюсь к входной двери. Я уже на полпути через обречённую лужайку когда слышу, как девушка что-то кричит. Я возвращаюсь в дом. За блестящей сеткой двери Кэролин похожа на ребёнка-призрака.
— Мне жаль, — говорит она.
Она наклоняется вперёд так, что её лицо практически касается сетки, и шепчет: «Скажи Хантеру, что мне жаль. Я не хотела … ну, ты понимаешь».
Я киваю.
— Конечно. Я скажу ему.
Когда я возвращаюсь в отель, то обнаруживаю в номере Кэнди и Касабяна, разглагольствующего о «Пустошах» [66] Терренса Малика.
— Видишь ли, Малик рассказал не историю об угаре придорожных убийств парочкой ребят, а поведал нам сон об этом. Словно всё это — совместная фантазия в наших головах и головах ребятишек, что, как я слышал, довольно близко к тому, чем являлись убийства всех этих людей для Чарли Старкуэзера.
Когда я вхожу, она улыбается мне с изножья кровати.
— Привет. Твой босс озвучивает мне список 101 лучшего фильма.
— Мой босс?
— Так он сказал.
Я смотрю на Касабяна.
— Что тебе известно о бухгалтерском учёте, страховании, инвентарном учёте и, знаешь ли, об управлении видеосалоном, кроме того, чтобы целыми днями смотреть фильмы? — говорит он.
— Немного.
— Значит, я босс.
Я сажусь рядом с Кэнди.
— С такой логикой не поспоришь, — говорит она.
— Я мог бы, но это закончится слезами и адвокатами по разводам, а я терпеть не могу бумажную работу.
Кэнди мягко наклоняется ко мне так, что наши плечи соприкасаются. Я достаю из кармана пачку наличных и протягиваю ей.
— Почему бы тебе не найти нам другой номер, где мы могли бы поговорить? Если ночной портье начнёт вести себя странно, назови моё имя и дай ему чересчур много денег. Он всё устроит.
Она вскакивает с кровати и идёт к двери. На выходе посылает Касабяну воздушный поцелуй.
— Я вернусь на твой мастер-класс по Монте Хеллману [67].