Ты предназначена мне

– Не буду, – посмотрев на меня долгим взглядом, все-таки сказал он.
– Тогда что сейчас происходит? Ты мне что-то хотел сейчас сказать? Рус…
– Мы едем в путешествие. – Он опять взял мою руку. Уже не так крепко. Взял и тут же выпустил. – Автодом нам не потребуется.
Я приоткрыла рот. Сама не знала, что хочу сказать или спросить. Черты его лица смягчились, но взгляд оставался жестким. Он так и смотрел до тех пор, пока не сказанные мной слова не превратились в усталый выдох. Я высвободила руку и машинально коснулась своего лица. Тело все еще ныло, хотя порой мне казалось, что та ночь на корабле – обугленный обрывок какого-то кошмара, дурного сна.
– Отдохни, пока мы едем, – трогая «Хаммер» с места, посоветовал Рус.
Гравий дорожки зашелестел под колесами. Сердце неожиданно сжалось, словно перестало биться, дыхание перехватило, а к глазам резко подступили непонятно откуда взявшиеся слезы. Как будто я опять что-то теряла.
– Ты в порядке? – спросил Руслан, притормозив возле раздвигающихся перед нами ворот.
– Да. – Ответ получился глухим, надломленным. Я кашлянула, кое-как собралась и повторила, хотя лучше не стало: – Да, в порядке. Просто… – И вздохнула.
– Отдохни, – сказал он снова.
Я думала, Руслан коснется меня, но он этого не сделал.
Внедорожник выехал за ворота, горло сдавило сильнее, и я в непонятном порыве обернулась на тонущий в глубине территории дом. Руки были холодными, в голове что-то сжалось, как и в груди. Сидящая сзади трехцветка неожиданно громко мяукнула. Как-то отчаянно, как будто звала кого-то. Посмотрев на нее, я увидела, как она, встав на задние лапы, опирается на дверку машины передними и смотрит на удаляющийся особняк. И снова это полное безнадежности «мяу»…
Что задремала, я поняла, только когда машина качнулась. Поморщилась. Спать не стоило: голова стала тяжелой, ребра, до этого только слегка ноющие, разболелись всерьез.
– Сколько времени? – сдавленно шепнула я глухим со сна голосом. Кашлянула.
Горло все еще болело, временами трудно было даже глотать. Достав из бардачка бутылку с водой, я сделала несколько глотков. Взгляд упал на дисплей часов, находящихся на приборной панели.
– Господи, я так долго спала… Почему ты не разбудил меня?
– Зачем? – только и спросил Руслан.
Было еще светло. Летние сумерки даже не начали сгущаться. Пока меня не сморило, с Русом мы обмолвились всего несколькими словами. За окном мелькал пригород Грата, коттеджные поселки чередовались с низкими деревенскими домиками – где-то еще крепкими, а где-то заброшенными, заросшими и никому не нужными, а между нами ничего не менялось. Неловкость, сродни отчужденности. Прекрасно понимая, что, несмотря на сказанное в больнице, Рус зол на меня, я не лезла к нему. И вот опять домики… Прошло больше трех часов, а чувство такое, как будто мы все там же, как будто это все те же домики, как будто я совсем не закрывала глаза…
– Есть какие-нибудь новости… – Я потихоньку кашлянула в кулак. Снова поморщилась и продолжила, повернувшись к нему: – Новости о Дамире?
Я спрашивала о нем врача в больнице. Он не сказал мне ничего нового, и это, в сущности, было хорошей новостью. Но по ночам мне снился пробивающийся сквозь темноту луч, и тут же картинка сменялась другими: тихая аллея парка, ладонь, безжизненно лежащая у мыска моей туфли. Тошнота подкатывала вместе со слезами, ощущение правильности и безысходности случившегося было ужасным. Одни жизни в обмен на другие. Жизни верных людей Руслана на жизни девочек, уже потерявших всякую надежду.
– Пришел в себя, – не отводя взгляда от дороги, проговорил Руслан.
На мгновение меня как будто сковало. Невидимая липкая рука, сжимающая сердце, разжалась, и с первым ударом по телу прокатился озноб. Поправив ремень безопасности так, чтобы он не давил на синяки, я облизала губы и сделала еще глоток воды.
– Когда мы вернемся, – в эти дни сиплые нотки из голоса почти не исчезали, – я схожу к нему. Хочу попросить прощения и… – Я замолчала, зная, что он и так понял меня.
 
– Посмотрим, – снова односложный ответ.
Я рассматривала Руслана, желая расцарапать стену, которой он отгородился от меня. Коснулась кольца на пальце, покрутила и сжала руку в кулак. Понимала: муж знает, что я смотрю на него.
Притихшая на заднем сиденье кошка поджала под себя лапы, накуксилась, свесила голову. Всегда любившая пристроиться рядом с Русом, она, похоже, так и провела сзади все время, пока я спала.
– Посмотрим?
– Посмотрим.
Я набрала в легкие побольше воздуха. Напомнила себе о том, что это Руслан. Невыносимый, порой непонятный мне Руслан. Мужчина, которого я пыталась забыть и забыть которого так и не смогла. Мужчина, уже дважды спасший меня от участи, даже представить которую страшно. Не знаю, сколько он приложил сил для того, чтобы вытащить меня с корабля. Но он сделал это и, как бы ни злился сейчас… Эмоции не имеют значения.
– Хорошо, посмотрим, – согласилась я, уняв начавший просыпаться гнев.
Вдруг показалось, что место, где мы едем, мне знакомо. Вгляделась в дорогу.
– Руслан. Где мы? Я прекрасно понимаю, что ты…
– Ты ничего не понимаешь, – оборвал он меня с резкостью, которой я не ожидала.
Не знаю, чем это было: раздражением, злостью, вспышкой? Скорее всего, нет. Рус бросил на меня быстрый, похожий на блеск темного лезвия взгляд. Вена на его виске стала заметнее.
– Что ты понимаешь, Звереныш? – Жесткая, наполненная яростью усмешка. – Что ты, черт возьми, можешь понимать?!
Меня бросило в жар и сразу – в холод. Его тьма, давно уже ставшая частью меня самой, завибрировала в крови, усиливая тревогу, натягивая нервы. Мне стало нехорошо. Физически, до тошноты, и я потянулась к дверке, чтобы опустить стекло. В этот момент сбоку от нас промелькнуло дерево. Разбитое ударом молнии, оно стояло в отдалении от других. Я помнила его… Только тогда оно было целым, еще не превратившимся в чернеющий безжизненный остов. И ленту реки за ним я тоже помнила. И несколько камней, причудливо лежащих неподалеку от обочины.
– Ты не сделаешь этого, – голос прозвучал совсем надтреснуто. – Руслан…
Я снова выглянула в окно. Несколько месяцев назад мы были здесь… были с сестрой.
Взяли свежий хлеб, овощи, чай и… Тогда была осень. Поздняя теплая осень, пропитанная запахами листвы и земли. Все было мне незнакомо, все было ново…
– Ты не сделаешь этого! – повторила громче, отчетливо понимая по отразившейся во всем облике Руса мрачной решимости, что сделает. – Руслан! – Я схватилась за его локоть. – Ты не посмеешь! Ты…
– Ты едешь домой, малышка Маугли. Хватит.
Еще один взгляд в окно и тут же на него. Дернула за руку, замотала головой.
– Останови машину! – зашипела, уже не контролируя гнев, намертво перемешавшийся с безумным страхом. – Руслан! Ты слышишь, что я тебе говорю! Останови машину!
Он не хотел слышать. Вместо того чтобы сбросить скорость, вжал педаль сильнее. Зелень за окном слилась в сплошную полоску, с заднего сиденья раздалось мяуканье.
Я чувствовала, как бьется сердце и вместе с этим оно как будто не билось. Кровь застыла. Поворот, дорожный знак… Мы проскочили ведущую вбок дорогу. Что делать, я не понимала. Рус превратился в камень. Нет, в сталь. Я разжала пальцы, отдернула руку, снова замотала головой.
– Давай поговорим, – выдавила, понимая, что на глаза наворачиваются слезы. – Руслан! Давай поговорим, чтоб тебя! – выкрикнула истерично, почти истошно и в то же время жалобно. Сама понимала, что жалобно, но мне было наплевать.
«Хаммер» резко свернул, я стукнулась плечом о дверь. Теперь я хорошо понимала, где мы. Слишком хорошо. Сколько еще? Пять минут? Две?
– Это Стэлла? – Я отстегнулась, коснулась его бедра. Сталь. – Руслан, это моя сестра?! Снова она?! Она тебе сказала?!
– Твоя сестра тут ни при чем, – ответил он сквозь зубы, почти зло. Вобрав в легкие воздух, шумно выдохнул.
Машина наконец поехала медленнее, и я почувствовала себя немного лучше – до тех пор, пока снова не услышала жалобное мяуканье.