Лучше прячься

Прикрыла глаза, укладываясь прямо на пол. В груди застрял тугой ком, и он не давал нормально дышать. Врал! С*кин сын, он врал мне! Тр*хал меня ночью, в глаза мне смотрел и без зазрения совести кормил лживыми речами.
Захотелось выть. Голодной, одичавшей волчицей. Выть во всю глотку. Выть так, чтобы каждый в этом мире почувствовал глубину моей боли.
Я должна была собраться. У меня ребенок, и я не могу позволять себе быть растоптанной, сломанной. Я цепляюсь за эту мысль, словно за руку поддержки и потихоньку поднимаюсь с пола.
Запрокинув голову к потолку, делаю глубокий вдох и вытираю ладонями лицо.
– Хорошо, – самой себе шепотом. – Он соврал мне. Так было нужно? Пусть так. У меня малыш, и прежде чем я пошлю Мишу к черту, я хочу сказать ему о том, что у него будет ребенок. Я хочу посмотреть в его бесстыжие глаза и произнести заветные слова. Те слова, что так бережно хранила для особенного момента.
Он лжец. Что ж. Я принимаю это и ухожу. Вот только он должен знать, что потерял, когда променял меня на нее.
Вдруг слышу шаги. Кто-то поднимается по лестнице. Спешу стереть с лица потекшую тушь и остатки истерики.
В комнату заходят. Я оборачиваюсь, уже готовясь к непростому разговору, но, так и не сказав ни слова, удивленно застываю.
– Ты? – слетает с моих губ.
– Не ожидала? – раздается хриплое, с кривой ухмылкой на небритом лице.
 
Шторм запретил ему являться в наш дом. С того самого дня, когда вернулась Ольга. И сейчас, появление Изварина в кабинете Миши должно было напугать меня. Но я чувствовала что угодно, но только не страх.
– Он с ней?
Это первое, что слетело с губ. И как только я произнесла эти слова, тут же пожалела. Доставлять удовольствие этому человеку не было никакого желания. Он ведь спит и видит, когда я уеду обратно на родину.
Изварин молчал. Прошел в кабинет, с удивлением рассматривая беспорядок. На полу валялись бумаги и папки, все шкафы были распахнутыми, словно открытые рты беззубых чудовищ.
– Шторм не любит, когда роются в его вещах. Он будет злиться, – усмехнулся, засовывая между зубов зубочистку.
Злость Русакова – меньшее, что меня сейчас беспокоит. Я толкаю ногой один из шкафов его стола, вымещая злость на бедолаге. Только не легчает ни капли.
Приближаюсь к Изварину. В глаза его безразличные смотрю.
– Отвези меня к нему.
Вижу, как вытягивается его лицо в удивлении.
Он не спешит с ответом. Смотрит на меня так нагло, перекатывая зубочистку во рту.
– Докопалась все-таки, следачка, – смеется, смотря себе под ноги.
Пропускаю мимо ушей его колкость.
– Можешь просто адрес сказать, я сама поеду…
Изварин качает головой, смеется. Ненавижу его. Мерзкий, прогнивший до самых костей. За километр от него разит предательством, алчностью. Он совсем не друг Шторму. Не понимаю, почему Русаков до сих пор доверяет тому.
– Попроси Артема, он и адрес скажет и отвезет. Шторм мне спасибо не скажет, если я ему такую свинью подложу.
– Артем не отвезет. Ты это прекрасно знаешь.
Несколько секунд мы оба сверлим друг друга глазами. Он выиграл, и прекрасно понимает это. Насладиться хочет своей победой.
– Ты знаешь правду, что еще нужно? – кивает на папку в моих руках. – Только это глупо, Романова. Ты и правда надеялась, что он ее в Россию отправит? Квартиру купил, бабки дает. А если она захочет, то и бизнес купит.
Больно от его слов. Только сейчас я на адреналине. Не чувствую ничего, кроме злости, а ее много во мне.
– Так ты боишься Шторма или все-таки добьешься своего? Ты же так хотел, избавиться от меня. Так это твой шанс…
Конечно, воспользуется. Я знала это. Понимала, что Марк не откажет себе в радости разбить нас с Мишей. И я была уверена, что сейчас Шторм с Олей. Возможно, Изварин и появился здесь, чтобы сдать Русакова.
– Жду тебя внизу, – бросает небрежное, и спускается вниз, оставляя меня в тишине.
 
* * *
Изварин в машине, а я умываюсь и привожу свой внешний вид в порядок.
Если Миша с Олей, не хочу выглядеть помятой и жалкой. Пусть знает, кого потерял.
Зайдя в комнату, хватаю из шкафа несколько футболок и джинсов. Закидываю все это в спортивную сумку, также достаю из шкафа паспорт и кое-какую наличку. Здесь немного, но на первое время хватит. Не знаю, что буду делать, у меня нет никакого плана.
Когда я выхожу из дома, то замираю на мгновение. Просто останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Становится не по себе. И куда я пойду? Что собираюсь сделать?
Бросить все. Оставить того, кому отдала сердце. А что если все не так? Вдруг есть объяснение тому, что он купил ей квартиру? Документ я не забрала с собой, оставила его в кабинете. Я хочу поговорить с Русаковым. Не хочу оставлять последнюю каплю надежды.
Сажусь в машину к Изварину, перед этим бросив спортивную сумку на заднее сидение. Всю дорогу мы едем молча. Я пытаюсь успокоить дрожащие руки, а он то и дело бросает на меня взгляды.
Спустя двадцать минут мы подъезжаем к ресторану. Изварин глушит мотор.
– Ты уверена, что хочешь это видеть?
Впервые за всю дорогу я поворачиваюсь и смотрю на него. Марк идиот? Он не понимает с первого раза? Тот словно мысли мои читает.
– Миша не даст тебе уйти. Все так и останется.
Я даже думать об этом не хочу.
– Здесь подожди – не дав возможности ответить, выхожу из машины и закрываю за собой дверь.
Осматриваюсь по сторонам. Замечаю в витрине ресторана его силуэт. Сердце галопом. На Русакове темно-синяя полосатая рубашка. Его прическа, как и профиль, идеальна. И мне так больно от этой его идеальности и красоты. Сдохну ведь, а все равно любить его буду. Только его одного, всегда.
Не шла в ресторан. Словно тянула время. Боялась заканчивать все, боялась лишать себя путей отступления. Положила ладонь на все еще плоский живот, и всматривалась через стекло в родной профиль. Представила на мгновение, что ничего нет. Ни Ольги, ни свидетельства о праве собственности, ни договора купли-продажи квартиры, в которой проживает Ольга.
Вот сейчас я зайду и просто сяду рядом. А он ладонью своей мою накроет, и поцелует, как всегда. А я во вкусе его, в поцелуе растворюсь и поверю. Каждому слову его поверю, потому что хочу. Больше всего на свете этого желаю.
Так и будет. Именно так и не иначе. Я делаю шаг, потому другой. Захожу в ресторан. И когда я попадаю в зал, то через плечо идущего ко мне официанта, я вижу столик Русакова. И того, кто с ним сидит.
Первым порывом – подойти к столику и нагло усесться к ним. Насладиться по-полной удивленным выражением лица Русакова, его смятением. Интересно, как он себя поведет? Снова начнет грубить и говорить, что я лезу не в свое дело?