Иван Грозный. Двойной портрет
Рядом выступают церковные преобразователи более радикальные, стоящие уже на границе уклонения в ересь, как, например, ученик Максима Грека Артемий: еще в 1551 году правительственный кандидат в настоятели Троицкого монастыря, он, уже два года спустя, привлечен по обвинению в слишком свободной критике Писания. Артемий оказывается близко знакомым с еретиками-рационалистами, которые, в свою очередь, в лице Башкина и Феодосия Косого представляют два оттенка — умеренный и крайний, соответствующие один — протестантизму, другой — антитринитаризму.
2
Церковные увлечения и споры ярко отражают богатство духовной жизни, обилие талантов в среде интеллигенции, окружавшей Ивана IV в первые годы его правления. Они дают вместе с тем всем отраслям управления своеобразный отпечаток религиозной торжественности и богословской учености. Так, например, борьба с Крымской и Казанской ордами, которые после временного разлада при Иване III опять соединились и повисли угрозой над Москвой, проповедуется в качестве крестового похода против неверных, лежащего великим долгом на совести молодого царя. Сильвестр любит действовать театрально-драматическими внушениями: такой сценой было его появление перед молодым царем в 1547 году на Воробьевых горах во время великого пожара Москвы, когда он старался грозным обличением вызвать страх и покаяние у семнадцатилетнего Ивана IV. В той же обстановке проходит Стоглавый собор, парадные собрания с выходами царя и обращениями его к разным сословиям и ко всему народу.
По мнению И. Е. Забелина [5], не кто иной, как Сильвестр, был вдохновителем живописной летописи, исполненной в 1547–1552 годах на стенах палат московского дворца. Перед нами целая теория власти в картинах. Царь, юноша с виду, возвеличен в качестве справедливого судьи и бесстрашного воителя: он раздает златницы нищим, из его руки вытекает освящающая народ вода, он побеждает нечестивых врагов. Сам изобретатель этого наглядного художественного воспитания воли и чувств царя изображен в виде мудрого пустынника, который поучает молодого властителя.
В действиях власти заметен определенный социальный уклон, и вообще правительство любит оттенять свой демократизм, свое внимание к простому люду, к низшим слоям народа. Таков основной тон уставных грамот 1540—1550-х годов, предоставляющих местному населению право выбирать судебную и финансовую администрацию. Иные из этих грамот выделяются своей фразеологией, своим демократическим тоном открытого обращения к широким слоям общества. Так, например, в грамоте Белозерской «великий князь Иван Васильевич всея Руси», после подробного перечисления всех разрядов от «князей и детей боярских» до крестьян, «псарей, перевестников, рыболовов, бобровников и оброчников», как бы собирает всех в одно целое и еще раз с особым ударением повторяет: «ко всем безомены (то есть без исключения) чей кто ни буди». Характерно и содержание грамот. Входя в интересы и нужды местного населения, жаловавшегося на произвол присылаемых из центра судей и следователей, правительство предлагает двум наиболее крупным классам общества — детям боярским и крестьянам, чтобы они «меж собой свестясь (посоветовавшись) все за один», выбрали голов: оно считает такое общее собрание вполне естественным и нисколько не сомневается в возможности их согласованных действий (курсив мой. — Р. В.).
Очень правдоподобно, что в эпоху управления Сильвестра, но может быть и раньше, был подан проект реформы, под заглавием «Благохотящим царем правительница и землемерие», составленный Ермолаем, в монашестве принявшим имя Еразма. Автор требует от государя равного внимания «ко всем сущим под ним, не едиными вельможами еже о управлении пещися». Он говорит еще резче: «Вельможи бо суть потребни, но ни от коих же своих трудов довольствующеся. В начале же всего потребни суть ратаеве (то есть крестьяне). От их бо трудов есть хлеб, от сего же всех благих главизна». Тяжело положение земледельцев, которые не имеют отдыха, изнемогают от поборов, ямской и других повинностей «безпрестани различные ига подъемлют». Необходимо снять с крестьян денежные налоги и довольствоваться для казны доходами с государственных земель. Далее, пусть крестьяне кормят своим трудом служилых людей, бояр, воевод и воинов, причем им должны быть отведены большие участки, «ратаев полные жребии». В особенности следует скинуть с крестьян всякого рода денежные поборы, так как «ратаеве мучими сребра ради, еже в царску взимается власть и дается в раздаяние вельможам и воинам на богатство, а не нужды ради».
У автора проекта есть свои определенные взгляды и на устроение военно-служилых людей. Он как бы мысленно продолжает и заостряет действующую систему быта помещиков. Работу крестьян он ограничивает доставлением средств существования помещикам: в свою очередь помещики, лишаясь права собирать с крестьян «серебро», устраняются от хозяйства в деревне и обязуются жить в городе, чтобы лучше выполнять свои обязанности. Проект видит в них только государственных чиновников, но не владетелей доходных участков и даже не управляющих работой крестьян.
Нет никакого сомнения, что автор прошел хорошую литературно-юридическую школу и работал по византийским источникам. Он выдает своих учителей прежде всего изложением нового способа межевания земли, в виде обмера большими четырехгранными «поприщами». Мы узнаем в них знаменитые квадраты античных римских землемеров, перешедшие по наследству к Византии. Дальше он обнаруживает знакомство с наиболее демократическими законами византийских императоров, которые не раз брались защищать своих крестьян-солдат против захвата со стороны крупных владетелей, принимая на себя роль охранителей «бедных и трудящихся». Автор поэтому обращается к монарху, ожидая от него также защиты «трудящегося люда». Со своей заботой об участи крестьян автор проекта не представляет одинокого явления. На Стоглавом соборе один из высших иерархов, бывший митрополит Иоасаф, поднимает голос в пользу крестьян, предлагая освободить их от тяжелых «полоняничных денег», предназначенных на выкуп пленных в Крыму, и перенести уплату на средства богатых епископов и монастырей.
Как демократические выражения Белозерской и других уставных грамот, так и благоприятный крестьянам проект Ермолая-Еразма представляют собою загадку, до сих пор не разъясненную русскими историками. Я позволю себе по этому поводу сделать только одно замечание. Если своеобразную идеологию проекта «Благохотящим царем» можно объяснить влиянием заволжских старцев, выступавших против стяжательства «вельмож», под которыми они разумели крупных иерархов и богатые монастыри, то демократические выражения грамот следует отнести на счет искусной демагогии тех же самых вельмож в церковных рясах, которые в это время достигли зенита своего благополучия, нажимая усиленно на крестьянский труд.
В дальнейшей политике Грозного, когда он освободился от опеки партии Сильвестра, Адашева и Курбского, не могло быть и речи о переводе крестьян на старые патриархальные формы повинностей. Правитель стал применять совершенно иные приемы финансовой администрации; начинается система величайшего напряжения платежных средств населения, система, направляемая властным принципом: «Все для войны».