Венганза. Алый рассвет
Но не сегодня. Сегодня он сожалел, что спасительное солнце не подоспело на помощь пораньше. Энрике выпутался из скомканных и смятых простыней, узлом скрутившихся вокруг тела, сел и откинул со лба длинные пряди светлых волос.
Кошмары, мучившие его с самого детства, опять возвратились, болезненно терзая память молодого исповедника. Возможно, причиной послужило появление муэртиды. Она каким-то странным и непонятным образом напоминала ему о том, что он так старался выжечь из своей памяти.
Снова снилось, как перехватывает дыхание, и вместо слов изо рта с хрипом вырывается пар. Воздух наполняется холодом. Он бежит прочь от людей, а те молча смотрят с осуждением и презрением. Скользкий обледеневший пол уходит из-под ног, он падает, но вместо боли от удара – только леденящий холод. Холод расходится от него, словно круги на воде от брошенного камня, сковывая все живое ледяной коркой, и вот уже Энрике стоит в окружении ледяных статуй, тянущих к нему навеки застывшие руки. В отчаянии поднимает голову, чтобы воззвать к богам о помощи, а над головой бездонное холодное синее небо…
Старый нагреватель доживал свои последние дни, но Энрике радовала даже едва теплая вода, смывающая с тела соленый пот и успокаивающая мышцы – как будто во сне он дрался или бежал. Душ помогал очистить голову от ненужных, болезненных мыслей о прошлом. О будущем, впрочем, тоже. Падре Энрике не хотел рассуждать о том, что ждет его впереди. Он всеми силами пытался удержаться в нынешнем моменте, каким бы неидеальным тот ни был.
Но мысли не слушались, горчили сожалениями и сомнениями. Кто он, зачем здесь, и почему делает не то, к чему стремился всю свою жизнь?
Совсем о другом мечтал когда-то юный выпускник орденской школы, Энрике дер Сангвис, получая из рук командора меч. Но у служителей Святой Сангивис были на него свои планы, которым Энрике не посмел противиться.
Вода стала совсем холодной. Что он наделал, теперь Аните достанется холодный душ! Нужно сегодня же найти возможность починить нагреватель.
Исповедник обернул полотенце вокруг бедер, бросил на себя взгляд в зеркало и счел, что двухдневная щетина – не повод браться за бритву. Критически осмотрел печать на груди – снова расползается, пора подновить. И выделить дополнительное время для тренировок. Пусть он исполняет обязанности исповедника, это не значит, что он перестал быть человеком Меча. Тем более, что в Сан-Висенто навыки мечника просто необходимы. Тогда, на похоронах сына Родригесов, боевые плетения повисли на кончиках пальцев, раньше чем Энрике успел осознать угрозу. Жаль, предотвратить то, что натворили соколы, он не успел. Как странно всё сложилось. Гибель юного Мигеля – такая трагедия, но если бы этого не случилось, сюда не приехала бы Анита Моретти.
Анита, прекрасная и опасная, как цветок черной розы. Жить с ней под одной крышей все равно что стоять на краю пропасти. Один ее взгляд – и не удержишься, сорвешься в смертельный полет, восхитительный, жуткий, невероятный. И будешь радостно парить, крича от восторга, раскинув руки, пока не достигнешь дна.
Кто знает почему, но Энрике не сомневался – Анита самый сладкий и самый опасный на свете яд. Как офрейский мёд, дорогой наркотик. Попробуешь, и ты зависим навсегда. А лишат дозы – потеряешь себя, пойдешь на все, лишь бы снова окунуться в сладкую бездну.
И все же, все же… он бы рискнул! Только она, кажется, твердо намерена не давать ему ни шанса.
Исповедник тряхнул мокрыми волосами. Энрике давно избегал смотреть в глаза своему отражению. Синие как холодное небо севера, глаза, светлые волосы – ненавистный знак его судьбы. Как же он может нести мир и Равновесие своим прихожанам, если сам не может обрести ни того, ни другого? Не зная, кто его родители, почему он появился на свет типичным сыном Севера в южной Тениброссе, Энрике вечно оставался чужим, изгоем и ненавидел свою северную сущность, особенно с тех пор, как война заставила его увидеть, какой ужас принесли на земли родного Юга северяне.
Шагнув из ванной комнаты, Энрике столкнулся с Анитой. Оба замерли на мгновение в дверях. Каждый раз, глядя в ее бездонные темные глаза, Энрике терял чувство времени и пространства. Когда она была так близко, желание дотронуться до ее смуглой бархатной кожи становилось почти пыткой. Легкий цветастый халатик в восточном стиле, свободная коса с выбившимися прядями, припухшие со сна губы – сердце Энрике моментально пустилось в галоп.
Но Анита отодвинулась, будто боялась оказаться к нему слишком близко, очарование сменилось неловкостью. Падре смущенно побормотал: "Доброе утро" и покраснев до ушей, нырнул к себе в комнату, чтобы одеться.
Как люди Ордена, Энрике и Анита оба были неприхотливы в быту, однако молодому исповеднику хотелось, чтобы в его жилище муэртида чувствовала себя как можно более комфортно. Он старался не докучать ей своей компанией по вечерам, а по утрам всегда сам готовил завтраки. Поэтому быстро натянул брюки, набросил рубашку и отправился на кухню.
Сегодня приготовил чилакилес – остатки вчерашних кукурузных лепешек, размягченные в соусе сальса верде с яичницей, фасолью и белым сыром кесо фреско.
– Какой удивительный аромат! – Анита возникла за спиной Энрике, когда он перекладывал еду из большой сковороды в тарелки.
Муэртида уже успела полностью одеться и привести себя в порядок. Она пристрастилась к левайсам и охотно носила их каждый день с белой блузой и замшевым жилетом. Волосы заплетены в две толстых косы, одну из которых украшала эта белая прядь, которая наводила Энрике на мрачные мысли. Такой отметкой обладали те, кто был за гранью, кто шагнул в Реку Смерти и побывал по другую сторону круговорота жизни. Но блеск ее глаз, заразительный смех, привычка с любопытством ребенка заглядывать ему через плечо быстро разогнали и чувство неловкости, и печаль.
Он протянул ей ложку горячего ароматного соуса:
– Только попробуйте.
Анита подняла лицо и приоткрыла губы. И не поймешь – это полностью невинная дружеская манера общения или флирт на грани приличий? Энрике поднес ложку к ее губам и девушка с удовольствием попробовала чилакилес с ярким пряным вкусом.
– Ммм… Это божественно, – Анита облизнулась и бросила на Энрике восхищенный взгляд. – Вам стоило податься в кулинары, а не в исповедники, падре.
– Подумаю об этом, когда буду слушать очередную исповедь вакеро или какого-нибудь сокола, – улыбнулся Энрике. – А вы, синьорита, сегодня опять отправитесь с детективом на поиски шамана?
– Попробую сегодня зайти с другой стороны, – муэртида взяла тарелку и села за стол. – У вас татуировка? Покажите, это цепи?
Энрике запахнул рубашку, сожалея о своей беспечности. Ему не хотелось, чтобы Анита рассмотрела татуировку подробнее.
– Это… так, напоминание. Чтобы не забывал свое предназначение. Берите еще сыра!
– Хорошо, когда есть предназначение. У меня есть долг и служба. Есть занятие, к которому я привязана на всю жизнь. Я иногда люблю его, а иногда ненавижу. Но все еще никак не могу понять – куда я иду и к чему стремлюсь? Орден учит нас служить, делать что должно и не обсуждать приказы. Но иногда все-таки хочется понять – а чего хочу я сама? Не муэртида Ордена Алой Чаши, не аннигилятор первого ранга Моретти, а просто Анита…
