Соседушка

— Атлас, ко мне! Уйди от этого извращенца, ты даже не представляешь, что он в детстве с лягушками делал!
  Атлас, мой послушный песик, сразу же вывернулся из рук женишка, весь в перевозбуждении подбежал ко мне, облизал руку, а потом опять побежал к моему соседу. И так он, наверное, бегал бы до бесконечности, я знаю он может, но я решила это прекратить. Поймала пса за шлейку и почти развернулась, как услышала слова обращенные ко мне:
— Ты что творишь?! Отпусти собаку! Это мой Платон.
 Пазлы в моей голове сложились, теперь было понятно, кто потерял Атласа. Все, что копилось в эти дни в моей благородной душе, очень неблагородно вылилось на эту великовозрастную Ромашку. Что мы там друг другу наговорили, воспроизводить не стоит. Я только четко помню, что периодически у меня возникало желание придушить этого хама. Особенно, когда он нагло врал, что искал пса и бросил мне в почтовый ящик какую-то записку. А потом, типа, он поверил на слово какой-то бабке, что его песика сбила машина. Настоящий врун! Каким дураком был в детстве, подставляющим меня, таким и остался.
  Хорошо, что я вовремя подхватила шлейку и буквально убежала домой вместе с Атласом, который предательски оглядывался на своего бывшего хозяина и поскуливал всю дорогу.
    
7 глава
Поржав втихомолку, после бегства соседки, отправился я спать. Ибо умаялся. Янка — обезьянка! Ну кто ж мог подумать! Мне даже в голову не приходило, что моя соседка та самая девчонка из детства. Боевая такая, и мало похожа на ту какой я ее видел на фотках. Так и уснул, улыбаясь.
Вот что мне определенно нравилось в Сосновом бору, так это виды. Особенно те, что открывались с моего балкона на соседний участок. Все-таки зачетную попу себе отрастила Янка, приятно посмотреть! Обезьянкой ее сейчас точно не назовешь, хотя если брать во внимание гибкость… Сменив позу, соседка повернулась ко мне фасадной частью. “Тройка”, — определил калибр, обтянутый топиком, опытным взглядом. “Это ж мой любимый размер!” — всплыло в голове крылатое изречение ослика Иа. Не иначе из-за ассоциаций с детством. Хотя мудрый ослик, не так уж и не прав был. Правда, любимый…
Тут я решил, что слишком что-то себя распустил и слюни надо подбирать. Срочно! И охладиться заодно. Рванул на озеро. С гиком и ором забежав в воду, наплавался всласть. Только на берег выбрался, смотрю — соседушка идет. Ну, пусть и она мои габариты заценит. Сделал вид, что не заметил, поиграл мышцой маленько. Незаметно покосился, как оно — впечатление произвел?
И тут я заметил — собаку, что она на шлейке с собой вела. Сначала подумал — солнцем башку напекло, забыв напрочь, что только что из воды вылез.
— Платон!
Собака рванулась ко мне, вырвав шлейку. Несся мой пес ко мне, едва травы лапами касаясь и ушами по ветру полоская. Вот ведь — ноги как подкосились, обнял пса своего, Платон аж взвизгивал от восторга, облизывая меня везде где можно.
— Платоша! Где ж ты был, бродяга!
И тут раздался дикий крик:
— Атлас, ко мне! Уйди от этого извращенца, ты даже не представляешь, что он в детстве с лягушками делал!
И Платон, взвизгнув счастливо, вывернулся из моих рук и побежал к Янке! Я слегка подофигел! И от странного обвинения, и главное от того, что мой собакен, подлетел к Янке — обезьянке, напрыгнул на нее радостно, руку ей лизнул и, навернув круг, опять ко мне понесся.
Два раза он успел туда-сюда сгонять, как вдруг Янка наклонилась и цопнула шлейку.
— Ты что творишь?! — разумеется, возмутился я. — Отпусти собаку! Это мой Платон.
— Это моя собака и зовут его Атлас!
— Глобус, блин! Я тебе серьезно говорю! Это мой Платон! Отдавай собаку!
— Щас! Бегу, теряя тапки!
И правда потеряла. Платон ко мне дернулся, она оступилась, и шлепанец слетел с ноги. Сконфузившись, Янка еще больше завелась.
— Бросил собаку с голоду умирать, а теперь нарисовался? Мой он!
— Я бросил?! Да я тут все кусты пооблазил, когда его искал! А это ты его украла!
— Я?! Украла?! Он тут на участке брошенный, с голоду бы умер, если бы не я! И не ври, что искал! Я весь Новый год тут провела и тебя не видела!
— Как не видела?! А записка?!
— Какая такая записка?! Что ты выдумываешь?
— Я в ящик почтовый бросил записку, с телефоном своим!
— Не видела я ничего!
— Ну, конечно! Это ты сейчас говоришь, что не видела!
— Очень надо мне тебе врать! А вот то, что ты его искал — точно врешь!
— Мне сказали, его машина сбила!
— Ну, конечно! — скорчив гримасу, она дернула шлейку на себя и потащила Платона за собой.
Пока я в шортах путался, не в трусах же за ней бегать, Янка усвистала и на своем участке заперлась. Но бросать Платона в ее цепких ручонках, я не собирался. Добежал до дома, кинул полотенце и футболку нацепил. Пошел ругаться дальше. Только на это раз через главный вход. На звонок Янка не реагировала — может и отключила. Но я стесняться не стал — заколотил кулаком по воротам — гул пошел, на весь поселок!
Этого она не выдержала и открыла калитку, встав на пороге — руки в боки.
— Чего надо?!
— Отдавай мою собаку!
— Это моя собака! У меня и ветпаспорт есть!
Какие права на собаку дает ветпаспорт я до сих пор не знал и подзавис немного.
— А у меня его родословная, — осенило меня.
— Вот и повесь ее в рамочку на стенку, чтоб напоминала какой ты раздолбай!
Я задумался о применении физической силы. Отшлепать Янку по красивому заду, чтоб не буянила и забрать наконец Платона. Но тут к воротам подкатила, расфуфыренная тачка и из нее  вышли две девицы, уставившись на нас с интересом.
— Девочки! — заорала Янка, получив неожиданную подмогу.
— Что тут у тебя происходит? — любопытно посверкивая глазами, подошли девицы.
— Он моего Атласа хочет украсть!
— Что?! 
Осиный рой, в виде трех девах, слаженно и, как по команде, зашипел на меня. И тут я понял — надо бечь! Одному мне с ними точно не справиться!
— Еще поговорим, — пообещал я и гордо удалился.
Одно дело Янку - обезьянку по попе уму разуму поучить, а вот если девиц три, еще вопрос кто кого отшлёпает. К такому я чисто морально не готов. 
Вернувшись в свои пенаты, я пометался по дому, никак не находя успокоения. И тут Васька позвонил.
— Прикинь она мою собаку сперла! — не поздоровавшись даже, выпалил я.
— Кто? Какую собаку? Нет у тебя никакой собаки, — опешил друг.
— Платона!
— Так он же...
— Жив он! Эта зараза его у себя пригрела!