Английская болезнь

Не думаю, что это была хорошая идея. Я вообще испытывал весьма странные чувства. Ведь водитель, в конце концов, всего Лишь делал свою работу. Наша жизнь была в его руках. На самом деле, наша жизнь была в его руках буквально. И именно руками он и решил выразить нам свое недовольство.
Больше всего, наверное, он хотел остановить автобус и сказать, чтоб все проваливали. Но остановиться он не мог — следом ехали еще три автобуса. Поехать быстрее он не мог тоже — впереди ехали два полицейских мотоцикла. Так что, не имея возможности двигаться быстрее или медленнее, он сделал следующее: яростно крутанул рулевое колесо до упора влево, потом вправо, потом по новой. Парни, что стояли на креслах, вдруг обнаружили, что не стоят ни на чем, а сидело к тому моменту всего лишь несколько из нас — так всех взбесил этот водитель. Джеки, наша двадцатидвухлетняя пионервожатая, также поднялась на ноги, приготовившись прочитать нам нотацию, и уже открыла рот, но вместо слов из него вырвался какой-то булькающий звук, и она, как и прочие, кубарем полетела на пол. Забавно: если о настроении водителя судить по тому, с какой силой он крутил руль, то его ярость только нарастала. Лицо его поменяло цвет — стало ярко-красным — и он снова крутанул руль влево, и все полетели влево, потом вправо, и все Полетели вправо. Глядя на бешено вращающиеся стрелки на приборной доске, я уже стал бояться, что у нас что-нибудь оторвется, или самого водителя хватит удар, и автобус потеряет управление.
И тут: радуга. Улицы, которые становились все уже и уже, раскрылись, и перед глазами возникла площадь: Пиацца Сан Карло. Свет, воздух, небо, и автобус медленно, но верно остановился. Мы приехали.
Самое главное: мы были живы или, точнее, я был жив. Мы пережили эту поездку от аэропорта до города. Перед тем, как выйти, суппортер, шедший передо мной, обернулся к водителю и сказал: «ты что, с ума сошел, что ли?» И плюнул ему в лицо, и промахнулся, и слюна потекла по плечу водителя.
Итак, четыре автобуса с суппортерами, приехавшими на матч, ехать на который им было запрещено, прибыли в город и обнаружили, что многие уже опередили их. Откуда они здесь появились? Площадь была заполнена людьми. Пока мы замедляли ход, один человек приветственно махал нам рукой, другой, в то же время придерживая свой пенис, мочился в фонтан. Это не оставляло сомнений в его национальной принадлежности, так же как в национальной принадлежности всех остальных — островная раса нежилась под теплым итальянским солнышком, подставляя его лучам свои обнаженные по пояс тела с явными следами галлонов выпитого пива и килограммов съеденных чипсов с беконом. Они скандировали: «Манчестер, эй-эй-эй, Манчестер, эй-эй-эй». По их виду могло показаться, что здесь, на площади, они пели, пили и мочились в фонтан уже много-много дней. Повсюду на мостовой валялись пустые бутылки.
Вышла небольшая заминка с тем, где мы должны были остановиться. Для нас было забронировано четыре отеля и, пока Джеки пыталась разобраться, кого куда отправить, перебирая какие-то бумажки в своей сумочке, вдруг раздался ужасный крик.
Женщина в черном вдруг появилась на площади и продолжала кричать. Никто ее не понимал, за исключением полицейских — полицейские были везде — и пятеро из них пошли за ней обратно в гостиницу. Даже изнутри до нас продолжали доноситься ее вопли. Джеки перестала перебирать бумажки, а лицо ее приобрело неопределенное выражение. Оно вдруг все перекосилось, словно ее ударили То было лицо человека, который еще не знает, какую именно эмоцию испытывает, но уже понимает, что эмоция эта — явно не положительная. Джеки еще не знала, что будет дальше, но уже понимала, что она в этом виновата.
Не знаю, как это все могло произойти так быстро, но, едва приехав, несколько наших суппортеров вломились в номера на третьем этаже гостиницы. За считанные секунды они прочесали восемь номеров, выломали двери, сорвали и бросили на пол занавески, разгромили тумбочки — они искали там деньги, туристические ваучеры, авиабилеты, драгоценности. Задержали только одного — он не смог удержаться от искушения сделать международный телефонный звонок — и когда полицейские вернулись, таща за собой виновного, Джеки направилась к нему. Перед ней предстал совсем молодой парень; руки его были скручены двумя полицейскими за спиной. Следом шла женщина в черном. Это была менеджер отеля. Она больше не вопила; но ее больше не интересовало, что ее отель — в числе четырех наших. Так все старания Джеки разобраться, кого куда поселить, теперь стали бессмысленны. Но бессмысленным теперь стал и сам ответ на вопрос, согласится ли принять нас женщина в черном — вокруг в буквальном смысле слова никого из наших уже не было. Подавляющее большинство суппортеров, наплевав на номера, потерялись в бушующей на площади толпе. Тут я заметил Мика, который, обнаружив место, где дешевое пиво можно купить за очень дешево, тащил три двухлитровые бутылки, одну из них — для меня. Потом Мик вошел в толпу, крикнув «Красные, вперед!» — красные, потому что «Манчестер Юнайтед» называют «красными дьяволами» — и тоже растворился в толпе, лишь поднятые вверх бутылки виднелись над ней.
Толпа сама по себе была явлением примечательным. Нет, тела, из которых она состояла, были стандартными, выращенными в унылых английских погодных условиях — слегка розовыми, а потому легко «сгорающими» — но было нечто, что эти тела все же отличало: татуировки. Причем не просто татуировки, а много татуировок. Татуировки виднелись как на тех местах, где их обычно можно увидеть — на предплечьях, скажем, или бицепсах — так и на любых Других — на лбу, за ушами, на тыльной стороне ладони. У некоторых даже вся спина была покрыта татуировками. Часто это были не просто татуировки, а настоящие картины. Я видел одного человека, у которого вся спина была посвящена теме «Манчестер Юнайтед».
Глядя на него, становилось понятно, что свою жизненную миссию он считает выполненной. Каждый сантиметр кожи на спине был использован; тема была сатанинская, в ней обыгрывалось название команды. В самом низу были изображены два красных дьявола. Прорисованы они были в деталях, с хвостами, клыками, раздвоенными языками и вилами. Над ними кверху шли сплошные языки пламени. Выше огня, практически уже на плечах, виднелись известные игроки других команд: впечатление должно было создаваться такое, что они спускаются с неба прямо в ад (на шее красовались облака). В общем, то было настоящее произведение искусства, не восхититься которым было нельзя.
Трудно было также не восхититься человеком, решившим учинить такое над своим собственным телом. Татуировка — это ведь больно, горячая игла, царапающая кожу, наполняющая кожные клетки чернилами. Боль, однако — сгустки крови, раздражение — проходит; а результат, если только не уничтожить его с помощью хирургической операции, остается навсегда, разве только побледнеет к старости. Повсюду, повсюду вокруг я видел метры и метры плоти, украшенные этой тотемной тематикой. У другого вокруг шеи большими буквами шла надпись: М-А-Н-Ч-Е-С-Т-Е-Р Ю-Н-А-Й-Т-Е-Д. У третьего — татуированные соски (они выполняли роль глаз на голове живописного красного дьявола, разместившегося на груди и животе). У еще одного на лбу красовалась надпись «Брайан Робсон», в честь известнейшего полузащитника «Манчестер Юнайтед» (владелец татуировки, вероятно, надеялся, что Робсон никогда не перейдет в другой клуб, и даже не умрет).
Я отправился бродить по площади. Чувствовал при этом я себя неуютно, в основном потому, что все время убеждал себя, что чувствую себя в полном порядке. Если бы я допустил, что я не в полном порядке, то неизбежно пришлось бы отвечать самому себе на вопросы типа: а что я вообще здесь делаю? Теперь, когда Турин был благополучно достигнут, можно было заняться чем-нибудь поумнее, чем просто глазеть по сторонам и пьянствовать. Мик пропал, хотя, вероятно, я смог бы разыскать его, если бы захотел. За исключением него никого тут я не знал. Засунув свой черный блокнот в задний карман брюк, я принялся прикидывать, как бы пристать к какой-нибудь группе, причем, судя по-всему, никто особо не жаждал общения с чужаком. Я почувствовал себя еще более неуютно, когда представил, как выгляжу со стороны: никому не известный американец, приехавший в Италию для того, чтобы стоять в полном одиночестве посреди площади, заполненной несколькими сотнями суппортеров «Манчестер Юнайтед», которые-то как раз все друг друга отлично знают, знают, вероятно, уже много лет, много лет странствуют вместе, у которых один и тот же грубый акцент, которые пьют одно и то же грубое пиво и носят одежду одних и тех же модных лэйблов.