Голоса потерянных друзей

— Матушка? — я узнаю голос мисси Лавинии. Но что она делает здесь? До конца весеннего семестра в Женской школе Мелроуз в Новом Орлеане, где она учится, еще далеко. Даже очень.
Джуно-Джейн хватает книгу и проворно выскакивает в окно, позабыв о плаще. Забывает она и закрыть за собой раму, но это мне только на руку: так я смогу сбежать отсюда тем же путем. Вот только сперва надо плащ забрать — если хозяйка его увидит, она мигом узнает работу Тати и начнет нас расспрашивать о случившемся. Если я только сумею его унести, закрыть окно, а заодно и загнать ногой лампу под стол, то дело, может, и обойдется. Библиотека — последнее место в доме, где они станут искать вора. Обычно ведь крадут еду или посуду из серебра, а вовсе не книги. Если повезет, то пятно воска на ковре обнаружат лишь через несколько дней. А если прислуга счистит его без лишнего шума, будет и вовсе прекрасно.
Я прячу плащ под рубашку, пинаю лампу, и она закатывается под стол. Когда мой взгляд падает на перепачканный ковер, я взываю к Богу: «Господь Всемогущий, молю, помоги! Я не хочу умирать так рано! Я хочу выйти за достойного человека! Родить детей! Стать хозяйкой своей земли!»
В доме становится шумно, точно на поле брани. Люди бегают из комнаты в комнату, кричат, хлопают дверями, повсюду суета. Такого переполоха не было с тех самых пор, как янки на своих лодках впервые припыли сюда по реке и начали обстреливать все, на что только взгляд падал, а нам пришлось прятаться по лесам.
Но не успеваю я влезть на складной стул и выскочить в окошко, как у порога библиотеки появляется мисси Лавиния. Вот уж с кем мне сейчас никак нельзя встречаться! Уж с кем с кем, а с ней сладу нет — потому-то ее папа в школу хороших манер и отправил, чтобы ее там образумили.
Я пересекаю столовую и стремглав несусь мимо всех дверей, потому что хозяйский слуга уже шагает по галерее. Ныряю в комнату дворецкого, но не успеваю приподнять люк и выскочить на лестницу, поэтому просто на четвереньках забираюсь в один из шкафчиков, закрываю дверцы и затихаю, точно кролик, притаившийся в траве. Иначе попадусь, как пить дать, попадусь! Мисси Лавиния уже наверняка заметила, что окно в библиотеке распахнуто, а ковер перепачкан воском. Теперь дом решат перевернуть вверх дном, лишь бы только найти воришку.
Но стоит шуму немного поутихнуть, как до меня доносится голос мисси Лавинии:
— Матушка, может, ляжем спать, а? Дай старушке Седди отдохнуть, ради всего святого! Не надо ее наказывать за то, что она не проснулась. Будто мало ей было хлопот накануне с моим внезапным приездом. Я оставила книгу на прикроватном столике, и она упала, только и всего. Тебе показалось, что кто-то шумел внизу.
Не возьму в толк, как сама мисси не почуяла ничего подозрительного, почему не заметила распахнутого окна? Не понимаю, как Седди умудрилась не проснуться от всего этого шума, но вижу в этом милость Господню и, зажмурившись, благодарю небеса за помощь. Если все снова улягутся спать, я, пожалуй, еще поживу.
Но хозяйка по-прежнему рвет и мечет. Всех ее слов я на слух не разбираю, но слышу, что наверху разгорается спор, который потом долго не умолкает. Я уже давно сижу, согнувшись в три погибели, и тело начинает ныть и болеть до того сильно, что приходится кусать себя за костяшки пальцев, чтобы отвлечься и не выскочить пулей из шкафа. Слуге поручили сторожить дом, а значит, я еще не скоро наберусь смелости выйти из своего убежища, приподнять люк в полу и спуститься по лестнице, ведущей в подвал. Сторож расхаживает по двору и галереям, стало быть, наружу я выйду, только когда рассветет и Седди отопрет двери, ведущие на лужайку. Я сижу сгорбившись и думаю о том, что Тати, наверное, уже сама не своя от беспокойства и, как только настанет утро, непременно разбудит Джейсона с Джоном и обо всем им расскажет. Джейсон ужасно встревожится. Ему очень не нравится, когда происходит хоть что-то из ряда вон выходящее. Он любит, когда все идет своим чередом и один день похож на другой как две капли воды.
 
Притаившись во тьме, я гадаю, что за книгу забрала с собой Джуно-Джейн. Может, в ней хранятся документы массы? Но сейчас этого не узнать, так что в конце концов я зарываюсь лицом в мягкие складки плаща и погружаюсь в дрему. Мне снится, что я сама взбираюсь по полкам вверх, достаю одну из книг и нахожу договор на землю — всех наших бедствий как не бывало!
Просыпаюсь я от стука дверей. На полу проступили тонкие полосы солнечного света, и в комнату сочится утренняя свежесть. Седли громко выговаривает мальчишке, нанявшемуся поработать во дворе:
— И не вздумай ничего трогать, кроме лопаты, метлы и тяпки! У меня все яблоки в бочке посчитаны, и картошка вся, и весь рис до последнего зернышка, а патока — до капельки! Был недавно у нас один — так вот, он вздумал кое-что своровать, и с тех пор его никто не видел!
— Понятно, мэм, — голос у парня высокий, совсем мальчишеский. О хозяйке ходят такие жуткие слухи, что выбирать работников толком не из кого — никто не идет. Приходится брать юнцов, которых больше никто не нанимает.
Выждав еще немного, я снова прячу плащ Джуно-Джейн под рубашку, надвигаю шляпу Джона так низко, что подгибаются уши, и спешу навстречу свежему воздуху и свободе. Я осторожно высовываю голову на улицу — никого! — и выхожу наружу. Усилием воли заставляю себя идти по двору спокойно, на тот случай, если меня кто-нибудь увидит в окно. Худой темнокожий мальчишка, спокойно шагающий по улице, не вызовет подозрений. Хотя на самом деле больше всего мне хочется побежать, чтобы всем рассказать, что мисси Лавиния вернулась из школы. Неспроста все это. Может статься, с массой и впрямь приключилась страшная беда.
Нам, издольщикам, стоит собраться вместе в лесу, вдали от чужих глаз, и решить, что делать дальше. Все мы подписывали с массой договор, и именно он должен был его исполнить.
Надо подумать, как теперь быть.
Но не успеваю я обогнуть изгородь, как слышу голоса, доносящиеся из-под старого кирпичного мостика. Когда-то тут был великолепный сад, но потом явились янки. Они разбили статуи, вырубили розы, зарезали госвудских свиней и побросали их трупы в пруды. С тех пор былую красоту так никто и не восстановил. В тяжкие времена уже не до роскоши. Ворота прочно заперты с самой войны, тропинки зарастают глицинией, ежевикой, кустами дикой розы. Старые деревья обвил ядовитый плющ, а с ветвей, точно шелковая бахрома с дамского веера, свисает мох.
Кто же притаился там, под мостом? Мальчишки, ловящие лягушек? Или, может, мужчины, открывшие охоту на опоссума или белку, чтобы было чем пообедать? Но нет: разговаривают эти двое как белые. Голоса девичьи и совсем тихие.
Я пригибаюсь пониже, чтобы меня не было видно из-за кустов, и подбираюсь к мосту. Вскоре я различаю голос мисси Лавинии — бойкий и звонкий, точно стук молотка по металлу, — и примерно настолько же «приятный» для слуха.
— …ты свою часть уговора не выполнила, с какой же стати я должна?
Святые угодники! Зачем же мисси приехала?! С кем она разговаривает? Затаившись у перил мостика, тихо, как мышка, я стараюсь уловить каждое слово.
— У нас с тобой одна цель, — отвечает Лавинии другой голос, напевный, точно птичья трель, и с заметным французским акцентом — к такому выговору еще надо привыкнуть. — Может, нас ждет одинаковая участь, если поиски не увенчаются успехом.
— Ничего у нас нет с тобой общего, даже говорить так не смей! — возмущенно восклицает мисси. Я живо представляю, как трясутся сейчас ее толстые щеки — точно свиной пузырь, который мясник надул, перевязал и отдал детям поиграть вместо мяча. — Ты не наследница этого дома! А всего лишь отродье папиной… папиной… конкубины! И ничего больше!
— И все же я по твоей воле оказалась в поместье Госвуд-Гроув. Это ведь именно ты помогла мне сюда проникнуть.
Так, значит, они… с мисси…
Святые угодники, да что же тут творится?! Неужели мисси и впрямь помогла Джуно-Джейн попасть в дом?!
Если я расскажу Тати об этом, она непременно решит, что я все выдумала.