Змей Искуситель. Исцеление (СИ)

— Никогда не позволишь мне быть главной? — пошутила она, потираясь лицом о его ладони.
— Ты давно завладела мной и моей душой, Ведьма, — смеясь, ответил Джон. — Если мы продолжим так сидеть, то твои родственники могут нас не ждать сегодня.
Натали ощутила силу его желания и прикусила губу.
— Милая, ты уверена?
Совесть все же взяла свое и она встала с его колен, смущаясь. Как она превращалась из соблазнительницы в скромницу, для него всегда оставалось загадкой. Стыдливо прикрылась халатом. Джон, поморщившись, поправил свое белье и застегнул ширинку, надеясь успокоиться. Хотя вряд ли с этой женщиной рядом это возможно. Она оглянулась в зеркало, оценив макияж. Все осталось в прежнем виде — их вспышка длилась не так долго.
— Как же я люблю тебя, — прошептал он ей в макушку, обнимая сзади, сбросив с нее халат. Она прикрыла глаза, согреваясь близостью их тел и его голосом. Понял еще, когда они познали друг друга впервые, что его голос действует на нее как афродизиак, и умело этим пользуется до сих пор.
— Я тоже тебя люблю, Джон.
— Помни об этом на приеме, — усмехнулся он, ожидая самого худшего. Ни разу они не посетили какой-либо прием без приключений и последствий.
— Мне нужно одеваться, но я не успела подобрать платье.
Впрочем, в его руках она, обнаженная, тоже выглядела весьма органично.
— Когда ты беспардонно бросила меня, обозвав меня чудовищем из-за того, что я не позволил Алексу воспитывать мою же дочь, ты кое-что оставила из вещей. Сильно торопилась покинуть меня.
Натали закатила глаза, усмехаясь.
— Если будешь передразнивать, пожалеешь, — пригрозил он, прикусывая ей мочку уха. Она застыла. То-то же. — Ты оставила платья, которые я тебе подарил после примерки. Меня это, конечно, разозлило, но я надеялся когда-нибудь вернуться к этой теме и позволить тебе почувствовать себя виноватой настолько, что ты оденешь одно из них.
— Одно я надела на свадьбу Мишель, забыл? — Натали откровенно веселилась. Никакой серьезности.
— Потому что я сам тебе привез его, буквально навязав.
— Хорошо, надену то зеленое и короткое, — согласилась она.
— Через мой труп. Дальше нашей спальни ты в нем не выйдешь, — Глупо ее ревновать и запрещать носить то, что ей нравится, но тем не менее его бесила чужая мужская реакция на его женщину. Всех поубивать готов, кто таращился на нее.
Натали смеялась. Издевалась, греясь в его руках.
— Поможешь мне надеть то серебристо-голубое? — попросила она.
— С удовольствием приму на себя роль твоей горничной, — Джон поцеловал сгиб ее шеи и отошел. Их игра, безусловно, могла далеко зайти. Но тем приятнее будет награда, когда они вернутся после приема.
Натали на его глазах достала нижнее белье, весьма эротичное, и медленно надела трусики. Затем приступила к бюстгальтеру. Джон подошел к ней и пытаясь унять дрожь в руках, перехватил инициативу и застегнул застежку спереди. Полупрозрачный шелк и серебристое кружево великолепно смотрелись на ее фигуре, подчеркивая все достоинства. Недостатков у Натали просто не существовало. Оказалось, что одевать любимую ему нравилось не меньше, чем раздевать. А может и больше.
— Когда ты впервые захотел меня как… женщину? — вдруг спросила Натали. Интересно, что там опять происходило в ее голове?
— Поцеловать — почти сразу. Ты тогда заявила, что у меня нет личной жизни, — Джон держал руки при себе, решив, что в роли наблюдателя оставаться все же безопасней. Но Натали надевала пояс для чулок, идеально подходящий под растущий живот. Значит, она не так давно приобрела новое белье, желая сделать ему приятное. Причины ее поступков подарили ему какую-то беспечную радость.
— У тебя правда никого не было, когда мы встретились? — Натали поставила ногу на банкетку возле него и медленно надела один чулок. Ну, нет, он не поведется, хоть руки и чесались.
— Не было, — удовлетворил ее любопытство Джон.
— А чью свадьбу отмечали в доме де Сантисов?
— Милая, я восхищаюсь твоей памятью. Важное забываешь, неважное вспоминаешь через полгода, — Джон, тем не менее, не мог перестать смотреть, как тонкий шелк покрывал ее стройную длинную ножку. Особо медленно, сантиметр за сантиметром. — Серена вышла замуж накануне. Прием был в честь ее свадьбы.
 
Она сделала дырку ногтем у чулка, почти надев его до конца.
— Хоть раз бы обманул меня, — проворчала Натали, зло срывая с себя ни в чем не повинный чулок. Села рядом с Джоном, тяжело вздохнув. Куда подевалась сексуальная кошка?
— Ты бы точно хотела, чтобы я обманывал тебя?
— Нет. И спросила тебя про ту свадьбу, потому что обычно на прием приходят с парой.
— Родная, даже если бы я пришел с парой, я беспардонно оставил бы ее в том особняке, умчавшись с тобой в Нью-Йорк и потратив на дорогу два часа. Не помню, чтоб хотя бы одна женщина, кроме тебя, способна была меня сподвигнуть на такое в субботу утром, — он положил руку на ее оголенное колено.
— Дворецкий встретил меня и сказал, что меня ждали. Я так понимаю, Серена отправляла мне приглашение. Зачем?
— Вот понятия не имею, — удивился Джон. — Видимо, тебе повезло, что из всех обитателей дома в тот вечер, не пил только я и мы пообщались наедине.
— За кого Серена вышла замуж? — Натали продолжала задавать вопросы, как будто пыталась сложить какие-то вещи в общую картину.
— За известного хирурга, Маркуса Шеппарда. Его семья владеет сетью клиник на Восточном побережье.
— Стоп, ему же около пятидесяти? — ужаснулась Натали.
— Да, и это его третий брак. Самый старший сын младше Серены на три года.
— Как же так? Почему ты позволил?
Джон долго всматривался ей в глаза, пытаясь понять, чего она хочет от него.
— Милая, зачем бы я лез в семью де Сантисов? Серена меня терпеть не может, как и я ее. Чезаре… ты сама знаешь, что произошло.
— Прости, я начала думать и словно заново там оказалась. Потом вопросы полетели.
— О чем думаешь? Я вот только о том, что на тебе надето, — Джон коснулся пояса чулок и легонько получил по руке от Натали.
— О том, что начала хотеть тебя сразу, как только увидела. И ужасно сложно было хранить самообладание. Дорога до Манхэттена очень длинная. Ты оказался полной неожиданностью для меня. Твой запах и ты сводили с ума. До сих пор сводят, — Натали прикусила губу. Играла на лезвии ножа. Джон приблизился и поцеловал ее легонько, невесомо, успокаивающе.
— Я заподозрил это, когда ты предложила раздеться, — хмыкнул он. До сих пор бережно хранил воспоминания о первой встрече. — Желание раздеть тебя у меня появилось позже, когда ты сказала, что я обязательно придумаю что-нибудь, чтобы избавиться от Алекса и Майкла. Я и придумал, но решил, что тебя мои мысли не обрадуют.
В тот момент он не выдержал и шлепнул ее по сочным ягодицам. А она вместо возмущения, еще больше развеселилась, совершенно удивив его.
По ее зазывной улыбке он догадался, что она тоже хорошо помнит этот момент.
— Я не могла понять, когда я успела превратиться в роковую красотку. Трое потрясных мужчин сидят у меня на кухне.
— Мы чуть не передрались, — Джон покачал головой. — Подозреваю, что им обоим ты все же нравилась чуть больше, чем псевдо родственница.
— Ревнуешь?
— Нет, радуюсь.
Натали встала и нашла другой чулок, целый. Надела его гораздо быстрее. Прекратила заигрывать с ним.
— Чему? — она нахмурилась. Ага, плутовка ожидала других признаний. Ну, нет. Ревность это гиблое занятие, а учитывая, что Натали принадлежит ему всецело, можно сказать, оскорбительное.
— Тому, что один женат на своей работе, а второй поглощен довольно разрушительными отношениями с Мишель. Они не разглядели тебя, хотя ты столько лет ошивалась у них под носом. Воспринимали, как нечто само собой разумеющееся. А потом, когда появился я на горизонте, они поняли, что привычный ход вещей изменился. Вот и отреагировали, как придурки. Ревновали.
— А я думала, что причиной был ты, а не я.
— Это добавило перчинки, — он нашел в гардеробной платье. Оно висело на его половине. Еще в Палермо он сразу привык к тому, что их вещи расположены рядом. Нет, они не жили годами вместе, но ощущение было именно таким. Привыкание относительно быта произошло стремительно. Их не напрягали привычки друг друга. Никогда не договаривались, кто и чем занимается, но при этом превратились в какой-то единый и слаженный механизм. Он с содроганием вспоминал предыдущий опыт создания семьи и там все отличалось разительно.