Ты - Моя Вера (СИ)
В день вступления в наследство оказалось, что ей придется съехать из любимого родительского дома. Он также отошел в счет уплаты долга. Если бы не квартира бабушки, она бы, наверное, осталась на улице. Все ее банковские счета оказались пусты. Кредиторы забрали даже мамины фамильные драгоценности. У Анны Монастырской, некогда богатой наследницы миллионного состояния, не осталось ничего… У Анны Монастырской, некогда любимой и любящей дочери, сестры, внучки не осталось никого…
Друзья родителей сначала пытались поддержать, интересовались как она, а потом со временем перестали звонить. Все ее состоятельные подруги детства куда-то испарились. На всем белом свете не осталось ни единой души, которая бы о ней побеспокоилась.
― Монастырская?! — вдруг окликнул ее мужской голос, выводя из тяжелых раздумий.
― Ростик? — она удивленно обернулась и взглянула на брата ее некогда лучшей подруги, которая после похорон пропала первой. — А что ты здесь делаешь?
― А я это… проездом, в общем, — засмущался парень, как обычно в ее присутствии. Анна догадалась, что он, видимо, подвозил очередную соблазненную им молодую девушку на занятие. — Ты на пары?
― Нет, я… забрала документы, — стыдливо потупилась девушка.
― А чего так? — спросил Ростик, а потом, видимо не правильно расценив мотивы ее поступка, добавил: — А, ну да. Ты вообще как? Как дела, что новенького?
Как она?! Анна горько хмыкнула. Странный вопрос, учитывая ее нынешние обстоятельства. Но брат подруги всегда относился к ней по-доброму и был весьма мил, насколько она его помнила со школы. Кира однажды даже поделилась, что Ростик к ней неровно дышит. Анна тогда отмахнулась от слов одноклассницы, так как ее брат был неравнодушен к любой смазливой молодой девушке.
― Ростик, — внезапно ее осенило, и Анна, подавила свою гордость, спросила: — Ты не знаешь, кому нужен человек, умеющий играть на фортепьяно?
― Знаю. А тебе зачем?
― Мне работа нужна. А ничего другого я делать не умею.
― У тебя проблемы с деньгами? Так чего ты молчала?! — воскликнул парень, вытащил бумажник и протянул ей пятитысячную купюру. Анна остолбенело взглянула на деньги и мгновенно покраснела от стыда.
― Спасибо, — еле выдавила она из себя. Ростик не виноват. Он же пытается ей помочь, просто она впервые оказалась в настолько плачевном и унизительном положении. — Очень мило с твоей стороны. Но я не возьму.
― Монастырская, завязывай со своей графской гордостью! Я же от чистого сердца.
― Я знаю. Но если ты действительно хочешь помочь, то скажи, пожалуйста, куда мне на работу устроиться.
― Батя моего друга открыл новый ресторан. Цивильный, там, кажется, нужен музыкант. Давай я тебя туда подкину.
После того, как Ростик поговорил с владельцем и управляющим, а Анна успешно прошла собеседование, ее быстро приняли. И вот уже месяц Анна работала в новом элитном заведении, похожем на одно из тех, в которых она часто отдыхала с родителями. От уборщиц того же ресторана, она узнала, что в один крупный супермаркет требуется работница. Ей очень нужны были деньги. В первую очередь она должна накопить на памятники родным. Затем, собрать нужную сумму и попытаться восстановиться в консерватории, если на следующий год не удастся попасть на бюджет.
Ее взяли и на вторую работу. Выдали униформу и послали драить туалеты. Анна не гнушалась простой работы, хоть с непривычки на нежных тонких пальцах кожа покраснела и шелушилась. Анна ходила как робот, выполняя свои обязанности, чтобы хоть как-то отвлечься от сумасшедшей боли и немного успокоить рыдающее кровавыми слезами еле бьющееся сердце. Со смертью целой семьи в ней что-то умерло. Что-то важное. Живое. Словно с их потерей она сама перестала существовать. Плевать на тяжелый малооплачиваемый труд, плевать, что из богатой наследницы миллионного состояния, из статуса “принцессы” ее перевели в обычные уборщицы. Она была готова до конца своих дней отдирать проклятые вонючие унитазы, только бы родители, братик и бабушка были снова рядом. Если бы отец просто обанкротился, Анна была бы счастлива! Ведь в таком случае, они были бы все равно вместе… а так… она осталась совершенно одна в целом мире. Никому не нужная, убитая горем, сломленная и одинокая.
После ночной смены она зашла в квартиру, где еще веяло бабушкиными духами. Прошла на кухню, открыла холодильник и уставилась на купленный вчерашний кефир и небольшую булочку. Кто бы мог подумать, что у девушки, которую отец специально возил в Японию, чтобы отведать только появившиеся в родной стране настоящие «суши», теперь элементарно нет средств, питаться даже простыми продуктами. Анна так и не смогла запихнуть в себя ни крошки после тяжелого дня. Поплелась в комнату, надела старую кофту, принадлежащую бабушке. Вдохнула все еще ощутимый ее пряный запах, пытаясь отогреть свою замерзшую от горя душу, и рухнула на кровать прямо в одежде. Давя разрывающие грудь глухие рыдания, Анна отчаянно шептала:
― Господи, пожалуйста, верни мне их! Ни о чем больше не прошу… только верни мне мою семью! — сжимаясь в комочек, она прикрыла уставшие веки.
На протяжении долгого времени, каждый раз, когда ее голова касалась подушки, вместо воспоминаний о близких ей людях, вместо любимых лиц, перед внутренним взором отчего-то всплывало безумные серые глаза олигарха Волкова. Может быть потому, что из-за него она поссорилась с родителями, так и не сказав им, как сильно любит. А может, потому что корила себя за то, что ни разу не поблагодарила отца с матерью за все, что они для нее сделали, и по-детски эгоистично принимала их любовь и заботу как должное. Может потому, что толком не успела, даже обнять Николашу на прощание … Она не знала, по какой именно причине. Но с того самого ужасного дня токката, плавно переходящая в фугу ре минор, стала мрачным фоном ее новой безрадостной жизни…
Когда Волков вернулся в столицу, Карен уже встречал его в аэропорту.
― Я уж думал за тобой спасательную бригаду посылать! — нервно засмеялся друг, тепло обнимая Волкова. — Вызволять тебя из смирительной рубашки! — от Стаса не ускользнули обеспокоенные взгляды, которые Карен украдкой бросал на него. Переживал, гаденыш усатый! Изначально Волков рассчитывал провести за границей чуть меньше времени. Однако его реабилитация на этот раз оказалась чуть сложнее, чем была раньше. С Кареном все это время он поддерживал связь, тот докладывал о делах компании, тактично умалчивая об одной семье, ставшей для Волкова запретной темой.
― Не дождетесь! — засмеялся в ответ Стас.
― Я рад. Очень рад, — дергано ответил брат, нервно улыбаясь. — А мама как будет рада! Она к твоему приезду целый пир закатила. Твой любимый бозбаш и кюфта уже ждут.
― Понятно. Значит, о делах ближайшую пару часов поговорить не получится.
― Какие дела?! Мама уже раз двадцать звонила. Весь мозг вынесла! Сначала домой, потом все остальное. А не то она из нас обоих начинку сделает и в лаваш завернет. Ты же ее знаешь! — Карен с присущим ему юмором наигранно весело тараторил всю дорогу. Волков знал, отчего брат дергается и каких новостей боится услышать. А вот и зря. В этот раз Стасу снова повезло. Опасения Карена не оправдались.
Когда они въехали в огромный особняк, принадлежащий Волкову, на пороге их уже встречала тучная армянская женщина, которая при виде Стаса расплылась в широкой улыбке.
― Сурен! — выдохнула она. Первый раз Армине назвала его армянским именем, когда ему исполнилось восемь лет, и Стас, несмотря на огромное состояние своей семьи, по сути, остался один. Нареченное имя имело несколько значений: “сильный” и “божественный”. Когда произошла страшная трагедия и родная мать отвернулась от восьмилетнего сына, Армине беспрекословно взяла на себя заботу о маленьком брошенном мальчике. Скорей всего, из благодарности. Его дед хотел ее выгнать после всего случившегося. Но Стас упрямо настоял на том, чтобы Арминэ осталась рядом. Покойный дед не смог тогда отказать внуку. Волков помнит день, когда бедная женщина со слезами признательности гладила его по голове и шептала: “Сурен, мне тебя Бог послал!”. Верующим Стас никогда не был. С его родовой историей было бы странно таковым являться. Тем не менее, Армине вот уже на протяжении тридцати лет живет с ним под одной крышей, заведует его домашним хозяйством и, в отличие от остальных женщин, ни разу его не предавала.