Верная

– Каким же образом?
– Я у вас стажировалась.
– Правда?
– Целых три месяца.
– Не помню, – отрезаю я и тянусь за графином, чтобы выплеснуть в рюмку остатки. Пью. Водка уходит, словно в пустую землю.
– Неудивительно. С вами работала большая команда профессионалов. А меня допускали разве что к ксероксу.
– Неужто для дочери самого Воскресенского у меня не нашлось стоящей работы?
– Не-а. Но я не в обиде. На деле протекция отца мне лишь всегда вредила. – Евгения отставила в сторону тарелку с недоеденным холодцом. – Вы всё, Сергей Зурабович? Времени у нас не так много.
– Куда-то спешишь?
– Да. Меня дома ждут.
 
Глава 3
 
Евгения
Я упоминаю о своей стажировке в офисе Горозии не случайно. Мой отчим в курсе, что я начинала именно там. В конце концов, он сам меня туда и пристроил. Если ему передадут… точнее, когда ему передадут, о чём мы говорили с Сергеем Зурабовичем, отец наверняка задастся вопросом, почему я не упомянула об этом факте в нашем разговоре, когда оно само собой напрашивалось. Так что, да. Всё неспроста. Что ж ты волком на меня смотришь? Я, чёрт его дери, не дурочка. И отдаю отчёт тому, что делаю, что говорю… Я каждый свой шаг, взгляд, каждое своё слово держу под контролем. Неужто тебе непонятно?
– Ах да. У меня же еще ваша карта, – отмираю я и снова ныряю в сумочку.
– Какая карта?
– Зарплатная, – усмехаюсь. – Здесь ваш аванс.
– Лучше бы мои счета разблокировали, – ворчит Горозия, подслеповато щурясь.
– Не всё сразу, Сергей Зурабович. Поверьте, здесь достаточно средств на то, чтобы… эм… как-то обжиться.
Горозия хмыкает. Жестом подзывает официантку и велит ей принести счёт. Платит сам, остановив мой порыв разделить счёт поровну злым взглядом. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
У кафе нас поджидает несколько журналюг. Этого стоило ожидать. Уж больно у нас приметные машинки. Вспышка камеры слепит прежде, чем охранники оттесняют особенно настырных. Я поворачиваюсь к Горозии, злость которого чувствую так, будто она материальна. Внешне же он остается спокойным.
– Возможно, зря мы вышли, – признаю с досадой, когда мы с ним располагаемся в салоне «Мерседеса».
– Что ж теперь – не есть? – цедит он.
Наверное, это дико сложно – зная, что ты ни в чём не виноват, зная, что тебя просто сделали козлом отпущения, терпеть такое. Впрочем, пойми тут, как ему, пробейся через эту стену… Хрен ведь получится.
Остаток дороги проходит, считай, в тишине. Выпитая водка вкупе с дикой усталостью и нечеловеческим напряжением, в котором я живу вот уже несколько месяцев, наливает веки тяжестью. Находясь на грани яви и сна я, тем не менее, очень остро ощущаю его присутствие. Наши руки лежат совсем рядом. Стоит чуть пошевелить пальцами – и я смогу убедиться, так ли груба его кожа, как кажется. Но, конечно же, ничего подобного я не делаю.
Ещё через полчаса Костик сбрасывает скорость и мы останавливается возле дома Горозии. По условиям УДО ему необходимо жить по прописке. Эта квартира – единственное, что ему осталось после судов и развода. И то, насколько я могу судить, часть в ней принадлежит его бывшей жене. По моему распоряжению там к его приезду убрались и забили холодильник продуктами. Даже жаль, что не могу вместе с ним подняться и посмотреть на то, как он отреагирует на свое возвращение домой.
– С вами пойдет Иван Васильевич. Расскажет, что да как, выдаст пароль от Wi-Fi.
– Кто такой Иван Васильевич? – сощуривается Горозия.
– Ваш личный помощник и водитель в одном лице. Все свои просьбы и пожелания вы можете адресовать ему. Он вам с радостью во всём поможет.
Пальцы Горозии ложатся на ручку двери. Но вместо того, чтобы выйти, подхватив злосчастный пакет, он оборачивается ко мне:
– Что, даже девочек организует?
Меня словно током бьёт. Переглядываюсь с Костиком, что пристально на меня смотрит в зеркало заднего вида, и равнодушно, даже с некоторым недоумением веду плечом:
– Почему нет? Если нужно.
Хрен ты меня шокируешь.
 
Горозия хмыкает и всё же открывает дверь.
– А свой телефончик не оставишь? Вдруг мне в голову придёт какая-то идея по работе?
– Мой телефон, как и телефоны других сотрудников, вбит в память вашего в разделе «коллеги».
Сергей Зурабович, играя желваками, кивает и отходит, двигаясь стремительно, как лев. Одна машина из нашего кортежа остаётся во дворе его дома. Две других, в том числе мой «Мерседес», срываются с места и уносятся прочь.
– Сразу видно – крутой мужик, – комментирует Костик.
– Да? – не выказав никакой заинтересованности в этом разговоре, отворачиваюсь к окну.
– Угу. Все по-нашему: пожрать, выпить, а потом и бабу, – смеётся водитель. – Не мудрено. Без бабы на зоне тяжко.
– А ты в этом большой специалист?
– Ну, в армейке пришлось год помаяться.
Вот уж какую тему мне не хочется развивать.
– Кость, ты возле магазина меня выброси, ага? Я, похоже, опять Нинусе «Киндер» задолжала.
– Вы бы уже ящик купили, Евгения Александровна.
Рассеянно киваю. Может, это и впрямь был бы неплохой выход, принимая во внимание то, что мы с дочерью договорились – за каждое своё позднее возвращение домой я ей покупаю сладость. А учитывая, сколько времени мне приходится торчать на работе… Да, ящик «Киндеров» мог бы стать неплохим подспорьем. Хоть в магазин не придётся бегать, когда от усталости хочется лишь одного – налить себе бокальчик, залезть в ванну и под Шопена полежать с полчасика в обжигающе-горячей воде. После этого все косточки в теле – как холодец, которым я сегодня обедала.
Паркуемся, иду в магазин. Народу немного, но работает всего одна касса и всё равно приходится постоять. А дома меня уже ждут. Стоит мне переступить порог, как навстречу мне из гостиной выбегает Нинусик:
– Ага! Вот она, наша блудница!
– Чего? – я открываю рот. – Ты где такое слово услышала? – Не зная, плакать мне или смеяться, перевожу взгляд на дочкину няню, которая ей осталась в наследство от меня. – Катя?
Та растерянно разводит руками. Мол, я вообще ни при чём. А Ниночка, словно не замечая нашей реакции, подлетает ко мне и, обхватив за ноги, утыкается лбом в бедро.
– А я тебя всё жду и жду! Мне тебе срочно нужно кое-что показать.
Сердце сжимается от нежности. Блаженно жмурюсь и веду по медным волосам дочери пальцами.
– Нинусь, ты маме хоть поесть дай да в себя прийти после работы, – возмущается Катя.
– Но для начала расскажи, почему это я блудница? – замечаю, с облегчением избавляясь от туфель.
– Ну как же? Ты же везде блуждаешь! – прыгая на одной ноге, поясняет моя непоседа. Я откидываю голову и смеюсь:
– Это слово имеет совсем другое значение.
– Да? Как нелогично. И что же оно означает?
Озадаченно морщу лоб. Нине как всегда ловко удаётся припереть меня к стенке.
– Я тебе расскажу, когда ты чуточку подрастёшь, – навожу тумана. – А пока лучше бы тебе избегать этого слова вовсе.
Пресекая вопрос Нинуськи – «а почему?», я достаю из сумочки «Киндер». Так сложилось в нашей семье, что я не слишком балую дочь. И этот подход к воспитанию даёт свой результат – любая мелочь приводит Нинуську в восторг.
– Спасибо! Ну теперь-то ты посмотришь, как я умею? – нетерпеливо интересуется она и делает колесо. С тех пор, как моя дочь освоила этот трюк, колесо она предпочитает любому другому способу передвижения по квартире. Я широко улыбаюсь и плетусь вслед за ней.
– Вскипячу чайник, – ставит меня перед фактом Катя. Я благодарно киваю и опускаюсь на широкий диван, отделяющий гостиную от зоны кухни. Следующие минут пятнадцать Нинуська развлекает меня своими танцами. Она довольно высокая для своего возраста, и может потому, а может, по какой-то другой причине, грациозности в ней примерно столько же, сколько и в новорождённом жеребёнке. Зато её отсутствие компенсирует завидный энтузиазм. Уж этого добра в моём чаде с избытком. Трудно найти более упрямого и неунывающего ребёнка.