Дисперсия (СИ)

— Ты поссорился с… Рене?
— Нет.
— Что-то мне подсказывает, что да. И я тебя прекрасно понимаю.
— Не понимаешь…
— Понимаю-понимаю. У меня тоже проблемы с мамой. Да, они разные, но мы тоже часто ссоримся. И я тоже… пытался как-то отвлечься, как ты. Не помогает. Ну, во всяком случае, ненадолго.
Гордон уставился на Нейтана. Тот, заметив на себе пристальный, практически сверлящий насквозь взгляд, заткнулся. Так они простояли в коридоре полминуты. Затем Девон, неожиданно для Гордона решил сделать шаг вперёд и, не дав увернуться от себя, схватил того за обе руки и поцеловал в губы. Словно ошпаренный чем-то горячим, Райнет оттолкнул парня от себя со всем силы.
— Что ты делаешь?
— Не знаю, я думал, что это подходящий момент для…
— Открывай, — Гордон указал взглядом на дверь, — я ухожу домой!
— Извини. Но тебе не кажется, что…
— Не кажется. Извиняться будешь в школе!
Несмотря на первое впечатление, Нейтан вскоре подружился и поладил с Гордоном. Он привык слышать грубости в свой адрес, и Гордон его ничуть не напугал. Хотя тому и было в первое время неприятно видеть Нейтана, который посмел посягнуть на его драгоценное личное пространство, но позже они обо всем поговорили и помирились. Но какое-то время пришлось поиграть в догонялки с Гордоном, который чуть ли не со скоростью света убирался домой сразу после уроков, а во время обеденного перерыва, который длился дольше остальных перемен, исчезал неизвестно куда, словно под землю проваливался.
Сказать, что поначалу Гордон чувствовал к Нейтану отвращение — не сказать ничего. Райнет не знал, что такое симпатия. Он никогда ранее не испытывал её. Он знал, что должен любить сестру, уважать мать и отца. На этом его спектр эмоций и чувств заканчивался. Он не понимал, как людям вообще может нравиться это. И почему Нейтан сделал это без спроса. Почему он вообще решил, что Гордона это может утешить? С другой стороны, что-то внутри щёлкнуло — осознание, что этот поцелуй был не так отвратителен, пришло не сразу. Хотя к Нейтану Гордон не испытывал абсолютно никаких чувств, он начал потихоньку осознавать кое-что другое.
— Почему ты вообще это сделал?
— Не знаю, — раздражённо ответил Нейтан, негодующий скорее от себя, чем от вопроса Гордона, — возможно, потому что в фильмах так всегда делают.
— В фильмах парни не целуются.
— Ты просто не те смотришь.
— Это ты смотришь не те. И кому вообще придёт в голову так утешать… друга? Мы были знакомы всего несколько дней.
— Хорошо, согласен, — Нейтан кивнул, — друзей целовать неправильно, — он продолжил, убедившись, что Гордон его слушает, — но вот насчёт первого ты был не прав. Парни ещё как целуются. Ты просто не пробовал.
— И не хочу.
— Точно? Тебе, что, вообще никто ни разу не нравился?
— Нет.
Нейтан был в замешательстве. Он уже пережил и первую влюбленность, и первое признание, даже хуже — первое разочарование. А Гордона, кажется, все это удачно обошло стороной. Для Нейтана это было немыслимо. Он думал, что у них больше общего. Но в отличие от отпетого романтика Девона, Райнет вообще не разбирался в делах сердечных.
— Поверить не могу, — добавил в растерянности Нейтан спустя время, — ты никогда не влюблялся! Но я уверен, что эти светло-голубые глаза, которые похожи на два айсберга, успели разбить хотя бы одно сердце.
— Что за чушь ты несёшь! — Гордон только фыркнул, доставая из кармана куртки пачку сигарет.
Нейтан не обратил внимания на движение друга, который уже поднёс сигарету ко рту. Он уже привык к дыму, который как полупрозрачный серый силуэт сопровождал Гордона везде, где они гуляли — а они любили гулять по городу до самого вечера.
Гордон
У Гордона была привычка поздно возвращаться домой. Он опаздывал настолько, насколько позволял закон в их стране. Но достаточно, чтобы вывести из себя Рене. И если кому-то со стороны могло показаться, что женщина переживала за сына, то Гордон думал иначе. По его мнению, Рене просто беспокоилась, что если с ним случится неприятность, за всё придётся отвечать именно ей. Однажды Гордон вернулся после прогулки с Нейтаном в десять часов вечера, зная, что Рене возвращается к девяти. Раньше он не опаздывал настолько.
 
Она встретила его прямо у входа, недовольная и, судя по её виду, обеспокоенная.
— Почему ты опаздываешь? Ты же прекрасно знаешь, что я возвращаюсь в девять часов.
— Я позвонил тебе, чтобы предупредить. Но ты не ответила.
— И ты решил, что можно опоздать? Где тебя вообще могло носить? Школа заканчивается гораздо раньше.
— Правда? Во сколько?
— Ты мне ответь. Я первая задала вопрос.
— Да тебе плевать, во сколько. Ты беспокоишься только о себе.
На последние слова Рене ничего не смогла ответить. Хотя они и ссорились, не повышая тона, но в голосе Гордона явно скрывалась старая обида. По женщине нельзя было сказать, но она прекрасно понимала, что причин для этого было предостаточно. Просто ей казалось, что со временем всё уляжется, что всё это ерунда и её проблемы куда серьёзнее. Но что-то глубоко в душе её всё-таки терзало. Поэтому она не стала набрасываться на него, как сделала бы, говори с ней в подобном тоне кто-то другой.
— Я приготовила ужин, если ты ещё ничего не поел, то…
— Я не голоден.
Оборвав речь Рене на полуслове, Гордон двинулся к себе в комнату, даже не взглянув ей в глаза. Обычно Рене не лезла к Гордону с расспросами, когда он запирался у себя. Она не боялась заходить к нему, ей было просто не до этого. Во всяком случае, Гордон был в этом уверен. Первые несколько раз после ссор он показательно вставал из-за стола и, оставив еду недоеденной, уходил, громко хлопая дверью. И ждал. Он ждал, что Рене придёт и как-нибудь отреагирует — не важно, разозлится и начнёт его ругать, как это сделал бы Джон, или начнёт уговаривать вернуться. Ему просто хотелось хотя бы капли внимания, которую мать уделяла всем остальным людям, но не ему. Она говорила с ним, только когда на него жаловались в школе или когда он что-то не так делал. А это случалось крайне редко и выглядело так, словно Рене всё равно, исправится Гордон или нет — просто пускай не мешает ей жить.
Поэтому он был удивлён, когда заметил, как тихонько заскрипела дверь в его комнату и из тоненькой щели, откуда просачивался свет, показалась фигура Рене. Ей, кажется, было интересно, чем он занят. Но встретившись взглядом с сыном и убедившись, что он не причиняет себе вред, женщина спешно убралась, будто ничего и не собиралась говорить.
«Наверное, она просто проверяет меня, — подумал Гордон, — не хочет вляпываться в неприятности опять. Мне стоит запирать дверь, если я вдруг соберусь это опять делать».
Гордон не хотел, чтобы о его «особенностях» знали. Он резался уже не потому, что хотел привлечь внимание родителей или отвлечь их от развода. Он делал это, как и сказал Нейтану, чтобы отвлечься. Но это не помогало. Не так, как хотелось бы. Более того, у него вечно был страх, что Нейтан выболтает остальным. Конечно, Нейтан этого не делал, но чёрт его знает, Гордон не мог довериться другу, которого знал всего пару лет.
— Тебе надо отвлечься! — сказал как-то Девон на перемене.
— Отвлечься от чего?
— От всей этой жизненной суеты! — Нейтан развёл руками в стороны и глубоко вздохнул, — понимаешь, ты никогда не влюблялся, я думаю, это надо исправить.
— Во-первых, — Гордон настороженно отошёл на шаг от друга, отгородившись руками, — не лезь больше ко мне целоваться без спроса.
— Я не буду, — обиженно ответил Нейтан.
— Во-вторых, ты сам говорил, что сердцу не прикажешь.
— А ты говорил, — Нейтан улыбнулся, — что у тебя его нет.
Гордон тяжело вздохнул. На самом деле у него были чувства. Он бы не назвал это влюблённостью. Это было бы слишком глупо. Глупо влюбляться в незнакомых людей. Тем более, что Гордону казалось, что он просто обманывал себя — никто ему всерьёз не нравился. Были короткие вспышки симпатии. Когда Нейтан узнал об этом, он спросил напрямую имя этой загадочной персоны. Но Гордон отказался даже давать подсказку. Потому что симпатия уже давно прошла и он кое-как пережил разочарование во всех, к кому её испытывал. К тому же, ему ничего не светило, потому что это были парни. Что было ещё хуже — им были интересны девушки.