Итальянец

Он засмеялся, вспоминая об этом. Потом отпил еще кофе и снова усмехнулся.
– Нас не так легко победить, – с удовлетворением отметил он.
– Оно того стоило?
– Что значит «стоило»? – В суровом взгляде промелькнуло лукавство. – Надо было видеть рожи этих высокомерных англичан, когда они смотрели на тонущие в порту корабли!.. У них под самым носом. Мы проделывали это на Гибралтаре и в Александрии, в бухте Суда и у берегов Алжира. Мы им здорово наподдали.
Он снова задумался, потом хитро прищурился, рассчитывая на мое соучастие:
– Это очень по-итальянски, вам не кажется?.. Сделать нечто такое, чего другие никогда бы не сделали, потому что даже не способны представить.
Я изобразил согласие, а сам невольно подумал об итальянской литературе, статьях, фильмах: Альберто Сорди, Уго Тоньяцци, Дино Ризи, Луиджи Дзампа и многих других. Старая, мудрая Италия, несчастливая и полная скепсиса; драмы, стоически принимаемые как неизбежность и при этом всегда с юмором.
– Значит, это ложь, – сказал я, – когда говорят, что итальянцы сражались без особого воодушевления.
Он посмотрел на меня как на придурка.
– У каждого своя борьба и своя вера. – Он снова пристально взглянул на меня. – Вам известен фашистский девиз: «Верить, подчиняться, сражаться»?
– Я его знаю.
– Не знаю, верили ли во что-нибудь наши генералы и адмиралы, – сказал он примирительно, – но у нас была наша вера.
Я не стал углубляться. Момент был неподходящий. Тогда я еще не так много прочитал на эту тему, но знал, что с начала 1943 года, когда маршал Бадольо [11] капитулировал перед антигитлеровской коалицией, подводный флот Италии распался на две части: одна вошла в коалицию, а другая осталась верна соглашению с немцами.
Теперь старый моряк смотрел на меня с некоторым недоверием:
– Что вы собираетесь делать с моими рассказами?
– Не знаю пока, – искренне ответил я. – Я журналист, я вам уже говорил. Меня просто интересует этот сюжет… Может, сделаю репортаж.
Казалось, он удивился:
– Вы что, приехали в Неаполь, только чтобы поговорить со мной?
– Нет, вообще-то я вроде как освещаю учения НАТО. Просто воспользовался случаем.
– А еще с кем-нибудь собираетесь говорить?
– Если кого-нибудь найду, может, и поговорю.
Он улыбнулся несколько загадочно:
– Нас не так много осталось в живых.
Я достал пачку сигарет и предложил ему, но он отказался, покачав головой, и приложил руку к груди. Сказал, что его легкие не терпят табака. Я закурил.
– А как вы с Ломбардо работали на майале?
Старик прикрыл глаза, вспоминая. Ломбардо, рассказал он, был главным в их паре и сидел впереди, где находился пульт управления: регуляторы курса, скорости и глубины. Скуарчалупо же сидел сзади, около рычага быстрого погружения, а за спиной у него был ящик с инструментами для разрезания сетей и разводные ключи для крепления взрывчатки к стабилизаторам вражеских кораблей.
– Я все думаю, что заставило вас этим заниматься.
– Мы служили в Десятой флотилии и все были добровольцами. До войны я работал водолазом… Доставал кораллы из Средиземного моря и жемчуг из Красного.
– А ваш товарищ?
Он задумался, стараясь вспомнить.
– У его семьи вроде была небольшая верфь – строили гондолы в Венеции… Насколько я помню, он работал там.
– А когда вы познакомились?
Он ответил, что осенью 1941 года. В Ливорно была школа водолазов, а тренировочная база находилась в Бокка-ди-Серкьо, недалеко от Специи, на территории охотничьих угодий, принадлежавших Королевским военно-морским силам: скрытое от всех место, где были спокойная вода, белый песок, сосновые боры и густые леса, защищавшие от любопытных взглядов. Там, в обстановке полнейшей секретности, готовили операторов для ночного нападения на плавучие средства, для атак на поверхности моря и на глубине; учили, как обходить препятствия и топить вражеские суда. Скуарчалупо с Ломбардо отлично сработались, помогая друг другу выдерживать низкие температуры и отравление углекислым газом при выдыхании кислорода, когда давление воды превосходило нормальное в два или три раза. Они были натренированы на такие вещи, которых обычные люди перенести не могут.
 
Старик покачал головой, продолжая вспоминать:
– А к девушкам даже приближаться не разрешали… Единственным развлечением в те времена было съездить в кино в Виареджо или перекусить в закусочной «Буонамико».
– Вы с самого начала и до конца были вместе?
– Нет. Он начал работать раньше, чем я.
Он поведал мне подробности. Его товарищ оставил Бокка-ди-Серкьо, потому что его включили в одну из штурмовых групп, действовавших с подводных лодок «Шире» и «Амбра». Так вышло, что Ломбардо и другой водолаз – его звали Коррадо Гатторно, и он погиб во время операции в Гибралтаре – потопили нефтяной танкер «Слиго». Неаполитанца и венецианца соединили в боевой экипаж в Альхесирасе осенью 1942 года; к тому моменту Десятая флотилия уже атаковала английские корабли в бухте Суда на торпедных катерах и потопила «Йорк», «Бонавентуру» и другие корабли; а с помощью майале в Александрии на дно пошли «Вэлиант», «Куин Элизабет» и «Сагона». То же самое они попытались сделать у берегов Мальты, но там потерпели поражение.
– В Альхесирасе все было очень хорошо продумано и спланировано, – добавил Скуарчалупо. – Для этой секретной операции выбрали нас как самых лучших, отлично натренированных: группа «Большая Медведица».
Меня заинтересовало название – не потому, что я такого никогда не слышал, а потому, как он это произнес. Каким тоном.
– «Большая Медведица», говорите?
Он кивнул и гордо вскинул голову.
– Уж такие мы были: люди убывающей луны.
Я удивленно посмотрел на него: небритый подбородок старшего матроса, покрытый седой щетиной, слегка дрожал. Неожиданно он словно постарел и сделался ранимым, а его темные неласковые глаза увлажнились слезами. Он молчал; сидел не шевелясь, глядя на свои костлявые руки, деформированные артрозом, и печально улыбался.
– Все было тщательно спланировано, и мы начали действовать в Альхесирасе в конце сорок второго года… Когда я вошел в состав отряда, Тезео и остальные уже какое-то время готовились к операции. Они даже совершили несколько атак без майале: отправлялись вплавь с подводной лодки «Шире» и ставили маленькие мины, которые мы называли бутонами или сундучками.
Я связал концы с концами.
– И во время одного из таких набегов, – уточнил я, – Тезео Ломбардо познакомился с Еленой Арбуэс.
– Да, тогда, на берегу… А через два месяца они встретились на рынке, когда я понял, что она идет за нами.
– А каким он был?
– Тезео? – Мой собеседник улыбнулся своим воспоминаниям. – Замечательный был человек.
Я не отставал:
– В каком смысле «замечательный»?
Он немного подумал.
– Больше требовал от себя, чем от своих товарищей, – наконец ответил он. – Доброжелательный, трудолюбивый, искренний. Немного наивный, но надежный и очень выдержанный. Отличный человек, я же говорю… Один из тех, кто рождается героем, но сам об этом не знает.
На рынке Альхесираса он стоит перед ней, безмолвный и неподвижный. Стоит так близко, что можно ощутить, как он дышит. У Елены Арбуэс перехватывает дыхание, когда она поднимает глаза и видит его перед собой. Его зеленые глаза изучают ее скорее с радостным удивлением, чем с подозрением. Она рассматривает его, не таясь, замечая каждую мелочь, мало-помалу узнавая его: лицо южанина, короткие, как и в тот раз, волосы, чисто выбритый подбородок, крепкие плечи, белоснежная рубашка, оттеняющая загорелую кожу, а на шее, под воротником, золотая цепочка с крестиком.
– Что вы здесь делаете? – спрашивает он.
Он хорошо говорит по-испански – правда, с легким акцентом. Как и тогда. Вопрос задал с непонятной, удивившей Елену мягкостью, которая взволновала ее и уняла смущение от того, что ее присутствие раскрыто. А впрочем, вдруг думает она, может, как раз этого она и хотела. На это и рассчитывала. Чтобы он смотрел на нее так, как смотрит сейчас. Она неопределенно взмахивает рукой, надеясь, что жест ничем не выдаст ее волнения.