Реализация (СИ)

— То есть вас это не смутило? — хмуро спросил я.
— Жестокое время требует жестоких мер, — покачал головой Кауров. — В любом случае, я к этим смертям не причастен. Надеюсь, вы не забываете фиксировать это в протоколе.
— Мы ничего не забываем, — заверил я.
  
Глава 27
 
Глава 27
Городской филиал «Лубянки» находился неподалёку от моего отделения, занимая неказистый двухэтажный домик из красного кирпича.
— Товарищ Кравченко здесь? — спросил я дежурного.
В руках я держал потёртый кожаный портфель.
— А вы кто будете?
Я показал удостоверение. Дежурный изучил его от корки до корки и только тогда произнёс:
— Товарищ Быстров, извините. Возможно, вы не знаете: сегодня товарища Кравченко арестовали.
— Петроградское руководство, товарищ Маркус? — уточнил я.
Дежурный кивнул.
— Понятно. А где сейчас находится товарищ Маркус?
— Здесь. Но у него важное совещание. Он проводит его совместно с Жаровым.
— Архипа выпустили?
Дежурный улыбнулся.
— Сегодня утром.
— Это хорошо. Передайте, пожалуйста, что явился начальник городской милиции. Уверен, товарищи Маркус и Жаров непременно захотят увидеть меня.
Я не ошибся. Стоило только дежурному доложить о моём приходе, как меня тут же позвали в кабинет.
Окна были открыты, но даже врывавшийся с улицы ветер пасовал перед густыми клубами табачного дыма. Снаружи доносились голоса людей, скрип колёс и постукивание копыт.
Кроме Маркуса и Жарова в кабинете сидели ещё несколько незнакомых людей в военной форме. Все они как по команде уставились на меня, когда я открыл дверь и доложился:
— Здравия желаю. Разрешите представиться, Быстров — начальник милиции.
— Ну, здравствуй, начальник милиции! — по праву старшего первым среагировал Маркус. — Откуда узнал о моём приезде?
— Связался с товарищем Шмаковым, — не стал скрывать я. — Он и сообщил, когда вы будете у нас в городе. Уж извините, что на перроне встретить не получилось.
— А что такое? — усмехнулся латыш.
— Да так… Не хотел, чтобы меня арестовали до того, как я проясню для себя несколько моментов.
Маркус, дотоле сидевший с видом каменного сфинкса, еле сдержал улыбку.
— А что, теперь, выходит, узнал что-то новое?
— Так точно, узнал, — по-военному отрапортовал я.
— Товарищ Маркус, — приподнялся Архип. — Разрешите поблагодарить товарища Быстрова. Если бы не он, правда бы так и не вскрылась, и предатель Кравченко остался бы на свободе.
— Потом поблагодаришь, Архип, — устало попросил я.
— Э, нет. Такое не забывается! Я теперь у тебя до гробовой доски в должниках, — произнёс Жаров.
С его лица не сходила радостная улыбка, и я понимал причину хорошего настроения начальника рудановского отдела ГПУ: шутка ли — снова оказаться на свободе, после всего, что произошло.
— Товарищ Жаров всё правильно говорит, — рассудительно произнёс латыш. — Вы многое сделали для того, чтобы правда выплыла наружу. Но теперь справедливость восторжествовала: Кравченко арестован, Архип Жаров выпущен на свободу, с него сняты все обвинения. Бывший белогвардейский офицер Шакутин может больше не опасаться за своё будущее. Так ему и передайте — вы же теперь держите с ним связь…
— Да, — без особого энтузиазма кивнул я.
— Скажу вам по секрету, товарищ Быстров, у ГПУ на него большие планы. И всё это произошло во многом благодаря вашей настойчивости и смелости. От лица всего ГПУ объявляю вам благодарность! — торжественно объявил латыш.
Я помрачнел, втянул голову в плечи.
— Рановато меня хвалить, товарищ Маркус. И уж тем более благодарить…
— А что такое? — удивился латыш. — Вы многое сделали для нас. Неужели считаете, что не достойны?
— К сожалению, я не разоблачил настоящего предателя.
— Какого предателя? — впал в ступор товарищ Маркус. — Я перестал понимать вас, товарищ Быстров. Кравченко вывели на чистую воду. Пока что он запирается, но рано или поздно мы его дожмём и заставим дать показания.
— Георгий, действительно, ты о чём говоришь? — раздражённо спросил Архип.
 
Желваки явственно проступили на его скулах.
— О тебе! — твёрдо произнёс я.
Жаров от удивления замер с открытым ртом.
— Быстров, потрудитесь объяснить, что здесь такое происходит! — покраснел товарищ Маркус.
От хвалёной прибалтийской выдержанности не осталось ни следа.
— Обязательно, — сказал я. — Кравченко подставили.
— Какого хрена! — Латыш врезал кулаком по столу. — Кто подставил Кравченко, и почему вы бросаетесь такими обвинениями в адрес Архипа Жарова?! Что за бред вы несёте, Быстров? Ведь это благодаря добытым вами материалам, которые мне передали доверенные сотрудники Жарова, мы смогли распознать гниду в наших рядах. Кауров чётко показал на Кравченко.
— Если вы внимательно прочитали материалы допроса, Кауров считал, что Кравченко прикрывает его со стороны ГПУ, но ведь они никогда не встречались, а связь поддерживали через хитрую систему тайников. Я не эксперт по почерку, но что-то мне подсказывает: если сличить те записки, которые Кауров якобы получал от Кравченко, выяснится, что они написаны не его рукой. Более того, не удивлюсь, если удастся выяснить, что почерк принадлежит Жарову. Он наверняка пытался изменить его, но… характерные особенности никуда не делись.
— Ерунда какая-то! — вспыхнул Жаров. — Георгий, какая муха тебя укусила?! Мы с тобой всё обсудили, вместе пришли к выводу, что это Кравченко вредит нам. Потом ты достал доказательства… А теперь начинаешь обвинять меня. Я почему-то думал, что с тобой друзья, — с горечью добавил он.
— Ты просто использовал меня. Ты и твой напарник — Шакутин, — я обратил весь свой гнев против него. — Вы оба — лучшие спецы «Мужества», вас обоих заслали сюда. Ты должен был свалить губернское руководство и занять место Кравченко. Шакутин должен был втереться в доверие ГПУ. Представляю, какие комбинации крутили бы вы на пару…
— Не понимаю… Не понимаю! — покачал головой Жаров. — Хорошо, раз ты ещё и зачем-то и Шакутина приплёл сюда, то как объяснишь тот факт, что он сдал нам Каурова и помог предотвратит диверсию на складах?
— Всё просто, Жаров, хотя, не думаю, что это твоя настоящая фамилия… Кауров слишком заигрался, стал опасным для «Мужества». Его грубые методы дискредитировали организацию в глазах людей. И вы с Шакутиным придумали план, как вывести его из игры, да ещё и с пользой для себя. Здорово придумано, Архип! Надеюсь, имя-то хоть настоящее? — с издёвкой поинтересовался я.
Глаза Жарова налились кровью, но он пока держал удар. Развернулся в сторону латыша и произнёс с ухмылкой:
— Товарищ Маркус, мне кажется, что Быстров болен. Возможно, у него высокая температура, он заговаривается. В конце концов, у него нет ничего, кроме слов…
— Ошибаешься, Архип, — усмехнулся я. — Ты, наверное, забыл, что мы с Шакутиным практически соседи. В общем… этой ночью я поговорил с ним… по-соседски. В этом портфеле лежат материалы допроса, а сам Шакутин сидит у меня в отделении.
Я ожидал чего-то в этом роде, и не удивился, когда в руках у Жарова появился револьвер. Более того, я ждал этой реакции и потому не дал ему пустить оружие в ход. Приём боевого самбо, и стонущий Архип оказался на полу, а его револьвер сменил владельца, перекочевав ко мне.
— Он ваш, товарищ Маркус, — произнёс я, с ненавистью глядя на Жарова.
— Портфель, — потребовал латыш.
— Портфель? А зачем он вам нужен? — удивился я.
— Вы сказали, в нём документы, материалы допроса Шакутина, — недоумённо произнёс тот.
— Это был блеф, товарищ Маркус. Портфель пуст. Да, я задержал Шакутина, но расколоть его не получилось. Пришлось делать хорошую мину при плохой игре.
— Ну и сволочь ты, Быстров! — простонал с пола Жаров.
— Конечно, — улыбнулся я. — Кстати, Кравченко подозревал тебя с самого начала, просто не мог вывести на чистую воду: доказательств не хватало. Он предложил помочь, я согласился. В итоге все вокруг считали, что у нас с начальником губотдела ГПУ чуть ли не война. Мне даже из уголовного розыска увольняться пришлось.