Лицо особого назначения

«Вот так и мельчает порода», — промелькнула мысль у Гн-трха. Смелым всегда достается по первое число, а трус остается в живых. Но, и отважные, и боязливые — все они были врагами и подлежали уничтожению, поскольку первыми подняли оружие. И на кого? На него и его детей. На тех, кто изначально просто хотел выжить, стараясь по возможности следовать букве имперского закона, утверждавшего, что врагом считается лишь тот, кто представляет непосредственную угрозу существованию Империи. И если бы государственные чиновники решили, что эти задворки достойны присоединения, то дикие варвары обрели бы статус граждан, постепенно приобщаясь к цивилизации, занимая вакантные места в армии и непременно входя в галактический совет. Им просто не повезло. Сложись все по-другому и дойди сигнал о помощи, не было бы этой бойни. И люди, устлавшие своими трупами поле, уже имели бы представление о цивилизации, научившись многому, до чего самим им придется додумываться тысячи лет.
Размышляя подобным образом и глядя на обильную жертву Танатосу, Гн-трх вдруг почувствовал, что ненависти больше нет. Она ушла без остатка, уступив место другому чувству. И теперь ему уже не хотелось убивать, нагоняя страх и вселяя в сердца леденящий ужас. Впервые за шестьдесят лет, прошедших с момента крушения десантного бота, не прилетел Магомет, теперь придется потихоньку двигать в нужном направлении гору. Хоть он и простой солдат, кое-какие знания у него имеются. По крайней мере, бронзовому веку давно пора уступить место железу. Да и в социальном плане толпы первобытных варваров не совсем устраивали его. Лет через пятьсот, уничтожив множество себе подобных, эти полуобезьяны создадут примитивное подобие государства. Но, это будет колосс на глиняных ногах, чью прочность постоянно будут испытывать соседи, отбрасывая назад и заставляя снова и снова повторять неуклюжие попытки. Он же и ему подобные смогут значительно ускорить процесс, сосредоточив при этом всю власть в одних руках и управляя дикими толпами, как подобает воинам Империи.
Когда улеглась эйфория победы, Гн-трх собрал всех в большом зале, чтобы огласить свою волю. Сотни испуганных женщин стеклись со всей округи, чтобы похоронить мужей и братьев, боязливо косясь при этом на замок и постоянно шепча молитвы своим богам. И никто из них не ведал, что в эти минуты решается их судьба, вернее, судьба их малых детей и еще не родившихся внуков.
— Мне надоело быть ночным хищником, забравшимся в овчарню. Рано или поздно снова соберется их армия, чтобы попытать счастья.
— Что я слышу, муж мой? — удивилась любимая жена, родившая ему стольких сыновей. — Ты испугался этих мягкотелых?
— Эти мягкотелые почти такие же люди, во многом похожие на нас. Я считаю, что, раз уж мы оказались отрезанными от цивилизованного мира, наша задача приобщить эти племена к мудрости вселенной. Во главе этой толпы будет стоять моя семья. Высшие существа и потомки лучших бойцов галактики.
Под сводами замка раздался ропот. Юношам и девушкам, выросшим вольными охотниками и ни в чем не знавшим ограничений, было странно слышать такие речи. И от кого? От отца и предводителя, почитаемого за полубога. Того, который с младенчества внушал детям, что все, кто за стенами замка, — лишь скот, предназначенный на убой. И вот теперь им предлагают признать эти ничтожества если и не равными себе, то по крайней мере подобными. А много ли чести стать во главе стада обезьян?
В эту ночь больше половины детей покинули стены родного дома. Не попрощавшись с отцом, они поодиночке выходили за ворота, чтобы начать, вернее, продолжить жизнь хищников, гулявших где душа пожелает и охотившихся по мере надобности, не признававших никаких законов, кроме тех, что подсказывал голод. А воспитанием убогих пусть займется кто-нибудь другой. На их же век «мяса» хватит.
Несмотря на вчерашнюю бурную ночь, Николай проснулся бодрым и заряженным энергией. За окном снова сияло всеми красками летнее, солнечное утро. Он тщательно размял мышцы, поплясал перед зеркалом, делая молниеносные выпады, «заимствованные» из памяти Медведей. Если уж приходится работать на публике, надо хотя бы инсценировать поединок. Полностью сделать это, конечно, невозможно, но ничто так не продвигает вперед по какому бы то ни было пути, как попытки достичь этого самого невозможного.
Заставило же его поменять решение не то, что организатор увеличил сумму вдвое. Просто, подремывая и «пролистывая» жизненные эпизоды парочки убийц, он обнаружил кое-какую зацепку. До того как стать бойцами, один из них работал охранником, и охранял он как раз курьера, доставлявшего алмазы с прииска. Он практически ничего не знал, и никаких имен из его памяти почерпнуть не удалось. Так, несколько размытых изображений чьих-то лиц. Тогда, три года назад, курьер мельком указал ему на человека, назвав того одним из хозяев «алмазного треста». Но, картинка была смазанной, не ассоциирующейся с живым человеком. И при всем этом покойный был уверен, что, увидев еще раз, непременно узнал бы того. Второй же костолом на днях имел разговор с так и не представившимся попутчиком. И тот обмолвился, что скоро приедут большие люди и ставки будут огромными. Среди этих людей должен быть этот самый таинственный Алмазный король. Так что резон поучаствовать был. Да и любая информация лучше вакуума, в который, как считал Николай, его насильно окунули.
Но, до боя еще целая неделя, и новоявленный гладиатор все это время был предоставлен самому себе. Осматривать провинциальные достопримечательности не было никакого желания, на предложение же посетить тренировочный зал он ответил неопределенным кивком. Ну, как объяснишь им, что он полностью самодостаточен? И даже десяток таких амбалов для него лишь незначительная помеха в достижении цели. Правда, цель у него была несколько другой, но и поддаваться, уступая победу недостойному, он не собирался.
Юноша без дела вышел на улицу. На углу тетка в белом халате продавала что-то в стаканчиках. «Мороженое» — всплыло в памяти. И, зажав в кулаке купюру, он устремился к ней. Белая холодная масса, упакованная в съедобный стаканчик, и вправду оказалась восхитительной. Он слопал штук десять, вызвав улыбку у пожилой женщины.
— Смотри, мальчик, как бы ангину не подхватить.
— Ничего, — сияя, подобно начищенному пятаку, ответил он. — Разве от приятных вещей болеют?
На что та лишь глубоко вздохнула. Эх, молодость, молодость. А молодость уже удалялась, держа в руке еще две порции лакомства, самоуверенно не думая о таком пустяке, как ангина, и наслаждаясь новым вкусом.
Невольно вспомнились школьные годы. Кормили их обильно, но однообразно. А за драку жестоко наказывали, запирая в карцере на целую неделю. Причем равно страдали как зачинщик, так и невольный участник инцидента. И это притом, что никакого ощутимого вреда друг другу забияки нанести не могли.
У него, оказывается, в детстве было очень мало радостей. Не общих, когда они всей группой катались на некем подобии здешних лыж или сообща сажали деревья. А тех маленьких радостей, принадлежащих только ему одному. Бывших его личной тайной, причем не какой-то особенной, заставляющей стыдиться, а просто светлым уголком, тщательно оберегаемым где-то внутри и приводящим в состояние умиротворения одним фактом своего существования.
Доев последнее мороженое, Николай облизал пальцы и направился к спортзалу. Если приглашают, почему бы и не зайти. Конечно, себя показывать он не собирается. Но, посмотреть вживую, что представляют собой лучшие местные бойцы, было любопытно. У Медведей на сей счет было особое мнение, но им, полгода продержавшимся на вершине олимпа, было видней. Николай находился в этом мире только неделю, и все вызывало у него интерес.
Зал оказался непримечательным. Борцовские маты, к потолку подвешены груши, на них с десяток парней отрабатывали удары. Рядом на том, что подсознание обозвало «татами», возились двое крепышей. Действия их вызвали у Николая удивление. Разве в бою это может помочь? Ведь у любого воина непременно есть нож, которым тот не преминет воспользоваться. Да и уделять все внимание одному противнику, оставляя незащищенной спину, просто глупо. Ведь у того, кто снизу, есть товарищи, и вряд ли они оставят собрата по оружию просто так умирать, придавленным более сильным противником. Нет, все в Николае противилось странным обычаям этого мира. Если бы воины на его родине сражались подобным образом, вряд ли демоны стали бы теми, кем чуть не стал он. И Николай, стараясь оставаться незамеченным, тихонько удалился. Тем хуже для них, не знающих элементарной тактики поединка, повелевающей держаться на расстоянии от противника и уповать не на грубую силу, а на скорость, являющуюся залогом победы,