V-8: право на свободу

Это место – завод по производству уникального товара. Огромное здание с серыми коридорами, холодными кроватями, деревянными ложками и десятками комнат для исправления мышления, искажения реальности, убийства мировоззрения и уничтожения души.
Сколько нас здесь? Понятия не имею. Кажется, лица не меняются, но точно кто-то исчезает, а после появляются новые. Общаться запрещено. Никакого самостоятельного взаимодействия. Нас собирают в группы только для приемов пищи и занятий, но в столовой и классах всегда стоит гробовая тишина. Наказания жестоки, а страх боли сильнее любого другого чувства и желания.
Чему нас обучают? В основном языкам и общим мировым понятиям. Никакой литературы или книг. Все со слов учителей или из одобренных Мадам документальных фильмов. Мы должны быть чистыми, как белый лист, но не пустоголовыми. Должны уметь воспринимать информацию и знать, что такое машина или ковер, хоть в живую их никогда и не видели.
Мы многого не видели. Практически ничего, кроме этих стен и бездушных глаз надзирателей. На улицу выходим один раз в неделю, там только высоченный каменный забор, верхушки деревьев и небо. Бескрайнее небо, которое манит своей призрачной свободой.
Свободой, что у нас отобрали.
Получаю толчок в спину и падаю на пол. Дверь захлопывается, и щелкает замок. Вот я и дома. Двадцать лет в крошечной, мрачной каморке. Затхлый запах канализации из унитаза, кровать и тысячи моих мыслей, что впитали в себя эти стены.
Вместо того, чтобы влезть на кровать, после бесчисленных часов пыток и неизвестного количества времени в бессознании, заползаю под нее и онемевшими пальцами вытаскиваю кирпич из стены. Ушло немало времени, чтобы сделать этот тайник, но оно у меня было, так что…
– Кейси, – шепотом произношу я. – Кейси, ты здесь?
Паника перехватывает дыхание. Нет! Только не она. Пожалуйста…
– Ви? – слышу слабый тихий голос, и с противоположной стороны тоже исчезает кирпич.
Вижу в отверстие бледные губы и белокурый локон спутанных волос, прилипший к щеке. Она здесь. Ее еще не забрали. С тех пор как Кейси исполнилось восемнадцать, «смотры» (прим.автора: процесс, когда покупатель осматривает предлагаемый ассортимент) стали все чаще и чаще. Она не такая как я, не буйная, значит, счет идет на дни. Скоро ее продадут, и я ничего не могу с этим сделать.
– Да. Я здесь. Сколько меня не было?
– Три дня. Ты снова пыталась, да? – в ее интонации слышится укор.
– Я звала тебя с собой, Кейси.
– И тогда бы нас обеих поймали.
Нечем крыть. Она права. Устало опускаю голову на пыльный холодный пол и закрываю глаза:
– Что я пропустила?
– Бал-маскарад и пир, – тихо хихикает Кейси.
– Ого… Правда?
Сейчас единственный человек, с которым я могу поговорить и забыть хоть на пару минут, где мы, – Кей-одиннадцать, но так было не всегда. До нее была Магда… Молодая женщина, тридцать с небольшим лет, детский врач. За состоянием товара внимательно следят. Ломая нас изнутри, пытаются держать оболочку в привлекательном виде. Кто купит уже поломанную куклу? В чем тогда удовольствие? Но я никогда не давалась в руки без боя и дорого платила за это. Болью, кровью и слезами. А после оказывалась в медицинском кабинете.
Магда, казалось, была единственной, кто не относился к нам, как неодушевленным предметам. Она говорила со мной, рассказывала истории, выдуманные и реальные. В ее кабинете я уносилась далеко за пределы пансиона в фантастические миры, где принцы спасают принцесс и убивают драконов, слушала рассказы о простой и нормальной жизни. Я жила этими встречами на протяжении нескольких месяцев, иногда специально нанося себе увечья, чтобы попасть в лазарет. Магда, конечно, этого не одобряла, и после очередного сломанного пальца вручила мне книгу.
Это было опасно. Смертельно опасно. Если бы меня поймали, то заперли бы в «исправителе» на несколько месяцев, но ради того, чтобы выбраться из пансиона на пару часов в другой мир стоило идти на риск. Позже была вторая книга, а потом еще и еще. Они стали моими сокровищами, что дороже собственной жизни, ведь без них я просто не жила.
 
Я читала обо всем: о семье, дружбе, ошибках, трудностях, путешествиях и быте. Проживала несколько десятков жизней, делала выбор между добром и злом, благородством и подлостью. Видела преступления, после которых обязательно следовали неминуемые наказания. Подглядывала за влюбленными, которых ждало сладкое «долго и счастливо».
За несколько лет я пропустила через себя бесчисленное количество историй и героев, которые стали моими друзьями и наставниками. Они дали то, что пансион отобрал много лет назад – надежду. Надежду, что все может быть иначе, если я смогу выбраться из этого места. Я не кукла. У меня есть мысли, желания, чувства.
Но около пяти лет назад Магды не стало. 
Я не знаю, где она и что с ней, хочется думать, что она просто ушла. Покинула это ужасное место и вернулась к семье, о которой часто рассказывала. Хочется верить, что с ней все хорошо, ведь благодаря этой доброй женщине мне удалось выстроить мощную стену из знаний, сквозь которую даже Мадам-монстр не может пробиться до сих пор. Правда, в ней есть брешь. Маленькое окошко, в которое я пустила Кей-одиннадцать.
Я зову ее просто Кейси. Мы подружились, если это можно так назвать, несколько лет назад. Я слышала, как она плачет в соседней камере, после первого визита к новому врачу, который с гордостью встал в один ряд с другими надзирателями по уровню жестокости и пренебрежения.
В ту же ночь я начала ковырять кирпичную кладку.
– Ви, это наше предназначение. Мы здесь потому, что так нужно, и выйдем отсюда, когда нам позволят, – говорит Кейси.
Ножом по и без того изувеченному сердцу.
– Кейси… – дыхание сбивается.
Я дорожу этой девочкой. Она все, что у меня есть, но Мадам ее уже сломала.
– Ты так не считаешь, Кейси. Тебе это внушили, слышишь? Мы сами можем выбирать предназначение, нужно только сбежать. Знаю, что ты боишься. Ничего. Я все сделаю. Вырвусь отсюда, а потом вернусь, чтобы каждый из них заплатил за все, что они с нами сделали и чего лишили. И я заберу тебя. Всех заберу.
– Ты не понимаешь, Ви. Они спасли нас. И сейчас спасают. У нас будет хорошая жизнь, если мы позволим…
– Какая жизнь? – еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться на крик. – Попасть в лапы такого же монстра, как и они? Это та жизнь, которую ты хочешь?
– Но мы можем попасть в добрые руки, к хорошему человеку, и тогда…
– Хорошие люди не покупают других людей, – сквозь зубы произношу я.
Слышу громкий топот в коридоре и быстро ставлю кирпич на место. Отталкиваюсь от стены, выкатываясь из-под кровати, и остаюсь лежать на полу лицом вниз.
Шагает не одна пара ног. И даже не две. Что происходит?
Открывается дверь, и меня поднимают, больно сжимая плечи грубыми пальцами.
– Эй! А с этой что? Она, кажется, в отключке.
– Мадам сказала всех из этого крыла. Дотащи ее к Меган, она приведет ее в чувства.
К Меган? Это значит…
У нас гости.
Покупатель приехал.
Нас всегда тщательно готовят к «смотру». Негоже представлять товар в непотребном виде, поэтому Меган, женщина средних лет со страшной улыбкой, и ее приспешницы приводят нас в порядок. Купают, расчесывают волосы, мажут кремами лицо и тело. И они все так воодушевлены процессом, словно прихорашивают нас для свадьбы, а не продают в рабство.
Когда все пятнадцать девушек становятся похожи на самых настоящих кукол с гладкой кожей и блестящими волосами, нас ведут в зал для просмотра. Большая вытянутая комната со светлыми стенами и блестящим полом встречает обреченной тишиной. Белый свет обжигает глаза. Становимся с девушками в один ряд, едва касаясь обнаженными плечами друг друга. На нас одинаковые комплекты бежевого белья, которое практически ничего не скрывает. Проще было бы просто оставить голыми.