Под Южным крестом

Когда пловцы вернулись на «Лао-Дзы», палуба была усеяна трупами индусов и малайцев, на которых пленники выместили свою злобу.
А Фрикэ и Пьер, связанные, по-прежнему лежали на старом месте. В минуту аварии капитан позабыл о них.
 
ГЛАВА III
Ужасные мучения пленников. – На наводненной палубе. – Бред. – Счастливая находка. – Плот. – Салют флагу. – Невольное заключение на острове. – Новые Робинзоны. – Пленение краба. – Первая встреча с туземцами.
Оба пленника лежали в темноте измученные, с воспаленными глазами, запекшимися губами и онемевшими руками и ногами, чувствуя, что скоро наступит конец. Во время суматохи на трап навалили груды вещей. Приток свежего воздуха почти прекратился, и несчастные французы задыхались.
– Мы сидим на рифах, – хриплым голосом прервал молчание Пьер.
– Тем лучше, – шепотом ответил ему Фрикэ, – скорее закончатся наши мучения…
– О проклятие! Моряк должен умереть в море, но не связанным, как мешок с сухарями.
Фрикэ ничего не отвечал.
– Мальчик, что с тобой? Отвечай! – с ужасом закричал Пьер, думая, что его товарищ умер.
– Что тебе нужно? – слабеющим голосом ответил Фрикэ.
– Ты не отвечаешь, твое молчание меня пугает.
– Каждое слово, которое я произношу, молотом стучит в моей голове. Но ты не беспокойся, я сохранил силы и деятельно работаю.
Пьер затих и подумал, что его товарищ бредит.
– Будь спокоен, старина, – продолжал Фрикэ, – ранее, чем через двенадцать часов, мы будем свободны. Но эти проклятые веревки чертовски крепкие. Впрочем, терпение. Поживем – увидим, – закончил парижанин, продолжая свое таинственное занятие.
С минуты на минуту их страдания становились мучительнее. Когда судно с размаху село на риф, толчок едва не убил друзей. Затем они слышали, как острые коралловые отростки впились в бока судна и в нескольких местах пробили его.
К тому времени, когда Фрикэ закончил свою работу и с торжеством потрясал в воздухе ножом, испачканным собственной кровью, волна с адским шумом ворвалась на палубу и прошлась по их головам.
– Победа! С одной веревкой покончено…
Новая волна прервала его речь: он захлебнулся соленой водой.
Освободив одну руку, Фрикэ ничего не стоило справиться с другими веревками. Он перерезал их и вскочил на ноги.
– Пьер!
Ответа не было. Океан, точно торжествуя победу над бедным судном, бешено катил свои волны по палубам парохода, унося все, что можно.
– Пьер, – еще раз крикнул Фрикэ и, не получив ответа, начал ощупью пробираться к месту, где должен был находиться моряк.
Фрикэ с ужасом заметил, что, освободившись от веревок, он уничтожил крепления, которые удерживали старого моряка на наклоненной палубе. Теперь его прибило волной к пробоине и придавило тяжелым блоком.
– Пьер, дорогой! .. Мой брат! – с воплем бросился на помощь товарищу Фрикэ, думая, что тот умер.
Голос молодого человека затих, потому что новая волна снова залила палубу.
Но Фрикэ был не из тех, которые падают духом в несчастье. Едва приступ слабости прошел, как молодой человек, забыв о пятнадцатидневных страданиях, голоде и жажде, бросился освобождать Пьера, не подававшего признаков жизни.
Провозившись с четверть часа, ценой нечеловеческих усилий Фрикэ удалось освободить Пьера и оттащить его к трапу, где было немножко светлее.
Положив моряка на ступеньки, Фрикэ заметил, что лоб его окровавлен.
– Это пустяк, – рассуждал молодой человек, надеясь на крепкое сложение своего товарища, – гораздо хуже, что он захлебнулся.
Призвав на помощь все познания в вопросе спасения утопленников, Фрикэ начал приводить Пьера в чувство. То, что другому могло стоить жизни, обошлось бравому моряку получасовым обмороком. Он скоро зашевелился, глубоко вздохнул и наконец открыл глаза.
– Пьер, ты жив, старина! – радостно вскричал Фрикэ. – Мы еще не скоро бросим с тобой мертвые якоря.
Пьер де Галь, хотя и очнулся, несколько минут сидел как будто в оцепенении. Он тупо смотрел на зиявшее отверстие в борту судна, куда хлестали волны. Вдруг его взгляд остановился на товарище, и он стал вспоминать.
– Что с нами? Где мы?
– У себя, в волчьей яме.
– Но что стало с пароходом?
– Сел на риф и почти разбился.
– А экипаж… пассажиры?
– Не знаю, старина, надо пойти посмотреть.
– Черт возьми, – вскричал Пьер, – у меня лоб в крови!
– Пустяки. Это мой нож, упавший во время толчка, украсил твое лицо.
– Ну и прекрасно. Теперь идем осматривать пароход, и горе этому каналье-американцу, если он не успел дать тягу.
– Не беспокойся, такие люди ни о чем, кроме своей шкуры, не думают.
– Но если они покинули пароход, то что же случилось с несчастными китайцами, запертыми в трюме? Они все должны были погибнуть, ведь трюм уже давно полон воды.
Фрикэ и Пьер ошибались. Освободив трап от загромождавших его вещей, они вышли на верхнюю палубу и сразу же наткнулись на несколько трупов матросов. Следов китайцев не было видно.
– Ну, слава Богу, они ушли, – вздохнул Пьер, – не без кровопролития, правда…
– Да, это была настоящая бойня, – с отвращением произнес Фрикэ, оглядывая трупы.
Двести китайцев похозяйничали, прежде чем оставили пароход, и счастье французов, что они провели это время в западне.
Несколько бочек пресной воды и ящик с сухарями случайно не были испорчены, и французы утолили голод и жажду.
После этого пора было призадуматься о переправе на видневшийся справа туманный берег.
– Терпение, мой мальчик, – повторял Пьер, оглядывая палубу, – если нам не оставили шлюпок, то мы построим плот. Для этого нам пригодятся реи и доски обшивки, а за бочонками остановки не будет. Только бы не попасть к дикарям на вертел. Впрочем, чему быть, того не миновать. Ты ведь знаешь, Франсуа, что гадалка в Лориане предвещала мне рано или поздно быть съеденным. Ха, ха, ха! Я давно примирился с мыслью, что мои ноги зажарят, как бифштекс.
И бравый моряк, проголодавший две недели и едва не погибнувший полчаса тому назад, хохотал как ребенок.
– К делу, Пьер.
Через минуту работа у них закипела. Пьер работал топором, а Фрикэ пилой.
– Скоро мы оснастим нашу ладью, – говорил по своему обыкновению сам с собой старый моряк, – и в путь. Мы захватим всю провизию, воду, оружие, инструменты; не будет лишней и карта. Затем мы оборвем кусок материи от любого паруса и, кажется, тогда будет все.
– Нет, дружище, ты позабыл о трехцветном флаге. Вот он, – сказал Фрикэ, развернув старый французский флаг.
Через несколько часов плот был на воде. На нем красовалась маленькая мачта, смело торчавшая с обрывком паруса. Затем французы перетащили провизию и, обнажив головы, водрузили свой национальный флаг.
Укрепив с одной стороны плота весло, Фрикэ дал знак Пьеру рубить снасть, державшую их у борта «Лао-Дзы».
– Прощай, наша тюрьма! – воскликнул Пьер.
Плот освободился и плавно понесся вдаль, колеблясь на хребтах волн. К счастью, море начинало успокаиваться. Пьер поставил импровизированный парус и пустил плот в бакштаг.
Скоро глазам друзей представилась чудная картина. Плот вступал в лагуну. Здесь волны замирали, и вода становилась похожа на расплавленный металл. Подковообразная коралловая плотина, которая была так крепка, что могла выдержать любую бурю, служила преградой океану.
Еще пять кабельтов, и плот подошел к берегу кораллового острова.
– Уже четвертый раз я превращаюсь в Робинзона, – сказал Фрикэ.
Захваченные сухари, подмоченные в соленой воде, не могли удовлетворить друзей. Нужно было поискать какую-нибудь живность, так как только мясо могло восстановить их истощенные силы. В то время, когда друзья грустно осматривали побережье, в кустах неподалеку послышался треск.
Фрикэ раздвинул ветви и увидел необыкновенной величины краба. Не будучи ни натуралистом, ни ученым, парижанин, не долго думая, уложил его на месте ловким ударом по спине.