Божественные истории (ЛП)
— У тебя есть имя? — спрашиваю я.
Молчит. Просто смотрит на меня своими светлыми глазами и молчит. Я прикусываю губу. Я привыкла к тому, что на меня все пялятся. Мне льстит подобное внимание. Но что-то в его взгляде создаёт впечатление, будто он видит не только то, что на поверхности, и это заставляет меня внутренне сжаться.
— Отдыхай, — это всё, что я могу ему предложить. — Я буду рядом, пока ты спишь.
Его веки снова закрываются, и я даже чувствую некое облегчение. Понятия не имею, кто он и откуда, но эти серые радужки не дают мне покоя. Он выжил не просто так — мойры не оборвали нить его жизни по какой-то причине. И какой бы она ни была, я прослежу, чтобы он об этом узнал.
* * *
Вот уже шестнадцать дней незнакомец молчит.
Я наблюдаю за ним, пока Эрос находится под присмотром нимфы, которой я доверяю больше всех. Про себя я называю незнакомца Киром. Давать ему имя с моей стороны было не совсем правильно — почти наверняка его зовут иначе, да и я никогда не обращаюсь к нему вслух. Но в моей голове «незнакомец», «мужчина» или «смертный» — это слишком обезличенные понятия, тогда как Кир — живой человек, спасти которого, рискуя своим будущим, я была только рада.
Папа так и не появился. Ни в первый день, ни во второй, ни спустя половину лунного цикла. Поначалу я всё время была настороже, готовая в любой момент снова топнуть ногой и сказать «нет», если придётся. Но то ли папа не обратил внимания на Аполлона, то ли по какой-то причине он решил не выслеживать меня. Надеюсь, что первое. Потому что мне больно думать о том, что ему может быть плевать.
Кир поправляется медленнее, чем я ожидала, но вскоре он уже может сидеть. Он есть и пьёт всё, что я ему даю, но никогда не просит большего. Я постоянно переживаю, что ему этого мало. Знаю, еда очень важна для смертных, чтобы быстрее выздороветь, но не могу понять, сколько именно ему нужно. Иногда я даю дополнительную тарелку ягод, и он съедает их все. А выздоровление всё равно идёт медленно.
Его молчание нервирует меня, и я часто ловлю на себе его взгляд, но любовь, которую он испытывает, выбивает меня из колеи. Я всегда чувствовала любовь в других, но это… Не та любовь, к которой я привыкла. В её основе не огонь и желание, как у Ареса. Она мягче. Нежнее. Он словно бы хочет позаботиться обо мне, хотя это я выхаживаю его. И хотя я люблю Ареса и всё ещё жду его возвращения каждый день, я невольно потихоньку поддаюсь этому чувству. Ничего не могу с собой поделать — это мой дар. Я не могу получать любовь, не отдавая взамен. Но что-то мне подсказывает, что даже без всякого дара, он мне не безразличен, и с каждым днём моя привязанность растёт. Он добр — добрее, чем Арес когда-либо был, — и его присутствие дарит мне спокойствие, даже когда мне кажется, что папа вот-вот придёт сюда.
Впрочем, это неважно. Он смертный, и даже если я позволю ему остаться со мной до возвращения Ареса, он может умереть задолго до этого. В лучшем случае, это временная любовь. Осознание этого в какой-то мере облегчает моё чувство вины. И упрощает принятие растущей привязанной между нами, даже если Кир не говорит ни слова.
На шестнадцатый день — я знаю это, потому что каждый вечер Эрос приносит мне по одному камешку, найденному на берегу, — Кир садится и внимательно смотрит на меня. Его глаза по-прежнему не дают мне покоя, хотя у меня и было время привыкнуть к ним.
— А есть мясо?
Первые его слова с тех пор, как он очнулся, спросил, где он, и замолчал. Я почувствовала облегчение.
— Эм, типа… кролика? — спрашиваю я. Мне даже в голову не приходило убить и приготовить кролика. Нимфы были бы в ярости.
— Или рыба, — он говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух
— Рыбу можно организовать, — и нимфы, наверное, не будут так возмущаться. — Пойду попрошу дядю.
— Дядю?
Краснею. Точно, он же не знает, кто я.
— Эм, да. Скоро вернусь.
Я бегу к океану — пляж находится неподалёку от грота. Посейдон спокойно даёт мне несколько рыбок для Кира. Я не очень хотела просить его о помощи — он вполне может рассказать папе, где я нахожусь, — но сама я понятия не имею, как ловить рыбу. Но если это поможет Киру быстрее поправиться, то риск того стоит.
Я возвращаюсь со связкой рыб, от которой прямо-таки ужасно воняет, но не нахожу Кира в гроте. Сердце пропускает удар. Я роняю рыбу и выбегаю из пещеры.
— Ау! — кричу. И почему я не спросила, как его зовут на самом деле, когда была такая возможность? — Ты где?
Он не мог уйти далеко. Я осматриваюсь в поисках каких-нибудь следов, но вижу только свои собственные. Это ужасно. Он хуже Эроса. Мечусь из стороны в стороны несколько секунд, как вдруг…
Смех. Я останавливаюсь, чтобы прислушаться. Водопад заглушает все звуки, но да, я определённо слышу мужской смех. Проходя на цыпочках между деревьев, я иду на звук. Над чем может смеяться Кир? С кем он там смеётся? И как он покинул грот?
Я выглядываю из-за широкого ствола, и у меня отваливается челюсть. Эрос сидит посреди поляны, которую он уже давно назвал своей личной поляной, и плетёт цветочное ожерелье. Кир сидит рядом, прислонившись к дереву, чтобы не упасть, и помогает ему.
Кир смеётся не один. Эрос тоже хихикает — тонкий детский голосок почти полностью тонет в хриплом хохоте Кира. Я ещё не видела, чтобы Эрос общался с кем-то, кроме нимф. Три первых дня его жизни, когда Арес был с нами, едва ли считаются. Но Эрос выглядит счастливым. По-настоящему счастливым. И Кир тоже.
— Что вы здесь делаете? — шутливо спрашиваю я. Не хочу, чтобы они подумали, будто я их ругаю. Мне стоит опасаться Кира, особенно, когда он рядом с моим сыном, но все дурные предчувствия насчёт него уже давным-давно прошли.
— Мама! — Эрос поднимает своё ожерелье — хаотичный переплетение красочных бутонов. Я присаживаюсь рядом с ним и целую в макушку.
— Какая красота! Это для меня? — спрашиваю я, но Эрос мотает головой. Не успеваю сказать ещё что-либо, как он протягивает своё творение Киру.
— Те! — объявляет Эрос.
Я уже думаю, что Кир сейчас откажется — Арес бы никогда не надел ожерелье из цветов, кто бы ему его ни подарил, — но Кир принимает подарок.
— Спасибо, — благодарит он, надевая цветочную гирлянду на шею. — Ну как?
Эрос хихикает, я целую его в пухлую щёчку.
— Это так мило с твоей стороны, — хвалю его. — Ты у меня такой умница!
— Это точно, — соглашается Кир. — Тебе повезло с ним.
Я слабо улыбаюсь.
— Да, повезло.
Кир завязывает последние стебельки.
— Спасибо, — говорит он. — Я обязан тебе жизнью. Даже не знаю, чем отплатить тебе за проявленную доброту. Но начать бы хотел с этого небольшого подарка, — он протягивает мне венок из цветов. — Знаю, это немного, но это всё, что у меня есть.
Губы приоткрываются от удивления. Я колеблюсь, но в итоге всё-таки осторожно беру венок. Очень аккуратная работа: он накручивал стебли на один более толстый и тщательно закреплял. Я коснулась лепестка. Ни один мужчина не преподносил мне таких подарков — сделанных своими же руками. Арес дарил мне драгоценности, шелка, всё самое лучшее в мире. Но он не смог увидеть красоту в чём-то столь обыденном.
— Спасибо, венок чудесный.
— Как и ты, — тихо добавляет он. — Я ещё не встречал никого, кто был бы так же красив внутри, как и снаружи.
Я поджимаю губы, чтобы удержаться от улыбки, но щёки всё равно вспыхивают.
— Давай я отведу тебя обратно в грот. Тебе нужно набираться сил. Я принесла рыбу.
Он кивает и медленно поднимается на дрожащих ногах. Похоже, ему уже лучше, чем я думала. Я ищу хоть какие-то признаки, что ему больно, но он направляется обратно к гроту без особых проблем, лишь иногда морщась. Я беру Эроса за руку и иду следом.
Вечером мы ужинаем рыбой. Я притворяюсь, что тоже голодная, а Эрос охотно надкусывает пару раз и потом заявляет, что объелся. Кир же уминает целых три рыбины в одиночку, и я делаю мысленную пометку. В следующий раз, когда найду раненного смертного, буду запасаться рыбой.