С Красным Крестом

Сначала Фрикетта опасалась, что Барка не в состоянии будет идти с такой тяжестью, но кабил громко расхохотался и стал поспешно ходить гимнастическим шагом.
— При необходимости я и тебя бы еще нес! — заметил он в заключение.
Успокоенная насчет выносливости своего проводника, Фрикетта слегка тронула ремень, продетый в ноздри зебу:
— Ну, горбун, в путь-дорогу.
Зебу закачал головой, тряхнул горбом и медленно тронулся.
Мадемуазель Фрикетта могла отправиться в Моровайо по реке и морю, дороге более удобной и короткой, чем сухопутная. Но в таком случае пришлось бы оставить зебу, этого доброго горбуна, которого Фрикетта уже успела полюбить.
Кроме того, Барка хорошо знал сухопутную дорогу, так как не раз хаживал по ней, и считал для себя вопросом чести провести по ней свою тебию без приключений.
Наше трио, выйдя из европейского квартала Маджунги, миновало несколько хижин туземцев, прошло мимо «лагеря мангов» и вступило в местность, поросшую редким кустарником.
Горбун шел бодро, мерно покачивая Фрикетту на своем горбу, а Барка, согнувшись под своим мешком, шагал рядом, с ружьем на перевязи, с палкой в руке, насвистывая марш.
Обогнув холм Рова, они удалились от гавани, направляясь к северо-востоку, и скоро увидели прекрасные манговые и хлопчатниковые деревья Мадагаскара.
По дороге попалось несколько арабских могил — простых четырехугольников, сложенных из камня, с невысокими башенками на углах. Барка отдал по военному честь этим усыпальницам.
Фрикетта видела издали город с его белыми домиками, живописно выглядывавшими из зеленых деревьев, а дальше безбрежный голубой океан, сливавшийся с небом.
Вид был, действительно, прелестный, и молодая девушка осталась очень довольна первым переходом.
Барка, не сентиментальный от природы, указал Фрикетте на необозримую зеленую равнину, на окраине которой сверкало устье Бетси-бока.
После короткого отдыха путники продолжали идти по каменистой дороге, перерезанной известковыми скалами.
Через три часа дорога привела в опустевшее селение, состоявшее из десятка полуразвалившихся хижин, обитатели которых бежали.
— Это — Ампаршингидро, — сказал Барка. — Мы остановимся здесь и закусим.
Фрикетта легко спрыгнула на землю; Барка отстегнул свой мешок и первым делом накосил своей саблей травы для горбуна.
Пообедав сухарем и куском тушеного мяса и отдохнув еще часок, компания весело отправилась в путь. Четыре часа спустя путешественники прибыли в Амбохитромби, где предполагалась более продолжительная остановка.
Барка, совершенно окрепший после болезни, был бодр, как будто и не совершил подобного перехода, горбун держал себя так, как будто его водили погулять; но Фрикетта изнемогала от усталости.
Амбохитромби — нечто вроде укрепленного лагеря, обширный прямоугольник длиною более пятисот метров, окруженный со всех сторон глубокими рвами. Он был занят выздоравливающими, оставленными под надзором офицера.
Вид Фрикетты, едущей на быке и охраняемой её живописным стражем, вызвал всеобщее изумление.
Бледные, истощенные солдаты медленно подходили, выражая жестами изумление и детское любопытство.
Барка с апломбом старого служаки, обращающегося к новобранцам, сказал громко и отрывисто:
— Мы хотим видеть начальника.
Офицер подошел к Фрикетте и с вежливым поклоном предложил свои услуги.
Молодая девушка объяснила ему, кто она такая, и в конце заявила, что в качестве уполномоченной от комитета французских дам она привезла кое-какие лакомства выздоравливающим.
Еще в Сингапуре ей пришла в голову мысль известить по телеграфу комитет о своем отъезде в Мадагаскар и просить об официальном назначении ее уполномоченной.
Она также просила отправить ей с первым пароходом, отходящим в Джибути, вещи, которые она могла бы раздавать выздоравливающим от имени французских дам.
Члены комитета выразили свое согласие, и посылка была отправлена на «Ирравадди» — том самом пароходе, на котором Фрикетта приехала из Джибути в Маджунгу.
В первой наскоро собранной посылке вещей было немного. Но в скором времени Фрикетта ожидала груз более значительный, который, как она надеялась, ей удастся отправить с войском до того пункта, где она сама будет находиться.
Несмотря на усталость, молодая девушка не захотела отложить раздачу, при известии о которой исхудалые лица засветились радостью. Существование этих бедных солдатиков, не вынесших убийственного мадагаскарского климата, было совсем не веселое. Как далеко остались позади все эти овации, официальные речи, букеты и восторженные крики, которыми провожали отъезжающих!
Теперь во Франции уже начинали убеждаться, что кампания не будет простой военной прогулкой; и если численность неприятеля незначительна, то климат гораздо страшнее даже большой, хорошо дисциплинированной и прекрасно вооруженной армии.
На месте опасения были еще больше, когда увидели, как ряды таяли с каждым днем под влиянием солнца и лихорадочных миазмов, хотя не произошло ни одной битвы и не обнаружилось еще эпидемии или какой-либо острой болезни.
Этим молодым людям, истощенным физически и упавшим духом, Фрикетта являлась олицетворением Франции, к которой все стремились, уже потеряв надежду когда-нибудь увидеть ее, и все с радостью хватались за маленькие подарки, которые девушка стала приветливо раздавать. Эти подарки состояли из хорошего табака, книжек папиросной бумаги, лепешек с лимонным соком, шоколада и разных лакомств, различных безделушек.
— Кстати, — внезапно спросила Фрикетта, — у вас есть хина? Вы принимаете каждый день и без лихорадки… предохранительную дозу?
— Нет, мы не совсем благоразумны и забываем эту предосторожность… очень уже невкусно это лекарство.
— Что делать, зато полезно. Хина — главное лекарство против господствующих здесь болезней, и употребление ее делает чудеса. Господин офицер, обещайте мне, что сами будете принимать и своих солдат заставите глотать спасительное средство. Прошу вас от своего имени и приказываю от имени далеких матерей, сестер, жен… Согласны?
— Даю вам слово, — отвечал тронутый офицер.
— Я надеюсь на вас.
Между тем Барка развьючил зебу, сложил багаж под навесом, вычистил животное, развел огонь и принялся за кухонные приготовления с быстротой, восхитившей солдат.
Офицер предоставил в распоряжение Фрикетты довольно удобный шалаш, и Барка устроил там постель для молодой девушки. Постель эта была незатейлива, но чрезвычайно удобна. Она состояла из простого одеяла, пропитанного каучуком с одной стороны и снабженного на всех четырех углах карманчиками, подбитыми парусиной. В землю вколачивают четыре колышка и на каждый из них надевают по кармашку. Получается натянутая рама, на которой можно удобно лежать, не боясь сырой земли. Такая постель проста, легка и занимает места не больше дорожного плаща.
Фрикетта с аппетитом съела вареного риса с тушеной говядиной, выпила чашку кофе, показавшегося ей превосходным, поласкала своего зебу, пожелала покойной ночи Барке, растянулась на своей раме и уснула как ребенок.
Она проспала около десяти часов и проснулась, когда было уже совершенно светло. Зебу оказался уже навьюченным и оседланным; кофе дымился в стаканчиках, а рис белел как снег в большой чашке.
Фрикетта вмиг оделась, поспешно позавтракала и собралась немедленно отправиться в путь. На дороге выстроились все выздоравливающие, собравшиеся, чтобы проститься с ней.
Молодой матрос, почти ребенок, немногим старше Фрикетты, вышел вперед с большим букетом, который подал ей, говоря:
— Позвольте предложить вам эти цветы от имени моих товарищей в знак нашей глубокой и искренней благодарности. Вы явились к нам как ангел утешения и надежды. Благодарим вас от имени наших матерей, сестер и всех, кого мы любим.
Фрикетта взяла букет и отвечала голосом, дрожавшим от волнения:
— Господа, я сделала очень простую вещь и не заслуживаю ваших похвал. Я не больше как уполномоченная комитета французских дам, которые не забывают вас. Им вы должны быть благодарны. Я только простая француженка, страстно любящая свое отечество. До свидания, желаю вам поскорее увидать свою родину.