Десять прогулок по Васильевскому
Я говорил и видел, как в зеркале напротив меня возникают то крошечное личико делающего гримасы мальчика, то лик тощего вида юноши в шляпке с пером и жилетке с бубновым тузом на спине.
Я болтал и улыбался своей болтовне…
Василеостровские сады
Прогулка четвертая
в которой автор предлагает читателям пройтись по бульварам Большого проспекта, узнать историю Румяниевского сквера и садика при Академии художеств, побывать на месте бывшего Ботанического сада, и убедиться в том, что когда-то было на Василъевском острове множество частных садов, следы которых можно встретить и по сию пору.
По сведениям, которые приводят член городской Управы И. П. Медведев и городской садовник В.И. Визе в своей книге «Описание древесных насаждений С.-Петербурга», изданной в 1907 году, в городе в начале века было в общественном пользовании «садов, скверов и бульваров числом 62». Занимали они площадь всего в 345 550 квадратных саженей (или около 1037 кв. метров), в то время как под парками островов и садами разных лиц и учреждений, представляющих свои зеленые владения для посещении петербуржцами, находилось 1 082 000 квадратных саженей земли, а в сугубо частном владении, закрытом для публики, числилось 1 594 000 квадратных саженей.
Все вместе сады, парки, бульвары покрывали свыше 15 процентов территории города. При этом с одной десятины озеленений дышало 1130 человек, что считалось весьма посредственным показателем, так как, скажем, в Бостоне в те же годы на одну десятину земли приходилось 90 человек, а в Вене — 366.
Если сравнить Петербург начала XX века с Питером сегодняшним, то, конечно же, он сильно прибавил в своем зеленом устройстве. Сегодня на каждого горожанина приходится свыше 50 квадратных метров насаждений, и сам город, с его более чем восемьюстами парками, садами и скверами, является одним из самых озелененных городов России.
Это то, что касается города в целом. Ну а с Васильевским островом, как всегда, в силу странности его судьбы и вечной не завершенности замыслов, все обстоит несколько по-особому. Нет, конечно же, за последних девяносто лет он приобрел новые сады и новые бульвары. Но приобрел в западной и северо-западной своей части, там, где велось новое строительство, уничтожались свалки и пыльные пустыри. Сыграла здесь свою роль и прошедшая война. Например, деревянные, разобранные на дрова, дома в Гавани, как, впрочем, и некоторые из разрушенных каменных, уже не восстанавливались, а их место занимали скверы.
Наибольшую известность имеют сегодня на Васильевском бульвары Большого проспекта, объединившие некогда целую череду частных садов. Сад «Василеостровец», Опочининский и Шкиперский сады, сад за Дворцом культуры имени Кирова, зеленая зона комплекса «Ленэкспо» — все это на западе и северо-западе острова, — и невеликие, но с любопытной историей сады той части острова, с которой, собственно, и стал обживаться Васильевский.
Я назову их. Это Румянцевский сад или сквер, отрезок бульваров Большого проспекта, сад при Академии художеств, сквер на Биржевой площади и, наконец, сад при церкви Благовещения на Малом проспекте между Седьмой и Восьмой линиями. Как бы это ни казалось странным, но именно эта густонаселенная часть Васильевского в течение двух с половиной веков не столько приобретала, сколько теряла свои сады.
В прогулке по Кадетской линии я уже рассказывал о печальной судьбе некогда огромного Меншиковского сада или, как он стал называться позже, Кадетского. Сад этот был фактически ровесником Летнего сада, заложенного в 1704 году, через год после основания Петербурга, и соперничал с ним в своем великолепии. Последние деревья Кадетского сада, повторяю, были спилены на дрова уже при Советской власти, в начале 20-х годов.
В какой-то степени продолжателем славы Меншиковского сада стал Ботанический сад Императорской Академии Наук, разбитый на участке, специально для этого приобретенном. Вообще в Императорских садах можно было появляться только с особого на то разрешения. Их показывали знатным иностранцам. Только при Елизавете Петровне сады эти, в частности I и II Летний, стали доступными для публики в праздничные дни с обязательством быть при этом «в пристойных одеждах». Но, по-видимому, сии строгости не касались Ботанического сада на Васильевском. Во-первых, создавался он не столько для посетителей, сколько для научной работы. При саде был штат профессоров-ботаников, которые и жили в «Боновом доме». А во-вторых, показывать здесь поначалу было особенно нечего.
Автор книги «Старый Петербург» (Садоводство и цветоводство в Петербурге в XVIII веке) П.Н. Столпянский приводит текст длинного объявления, которое появилось в «С-Петербургских ведомостях» в 1740 году. В объявлении приводится перечень необходимых для Ботанического сада материалов, в том числе и гонт для покрытия крыши дома, купленного еще в 1735 году. Оказывается, целых пять лет осваивала Академия приобретенное имущество, да так по недостатку средств и не освоила его.
В Ботаническом саду — в это трудно поверить — сначала не было даже оранжереи, и Академия решила пользоваться одной из оранжерей сада Кадетского корпуса, благо он был по соседству. Но к 1747 году оранжереи полностью износились, содержать растения в них стало невозможно, и Академия просит у Сената выделить ей денег на строительство новых, уже своих оранжерей. Финансовые переговоры тянутся до 1752 года, когда, наконец, деньги были найдены и принято решение: «сделать новую оранжерею, длиною на двадцать одну и шириной на две сажени». Через пять лет все опять приходит в негодность, требуется ремонт, который, кажется, так и не был сделан, но зато в 1759 году было возбуждено дело о постройке новой каменной оранжереи.
Словом, так все и шло, пока в конце царствования Екатерины II Ботанический сад не перенесли с Васильевского на Фонтанку. Впрочем, об успехах ботанической науки той поры, о том, как выглядел впоследствии сад, какими растениями располагал, видимо, написано предостаточно, хотя к нашему разговору это отношения не имеет.
О Ботаническом на Васильевском сегодня напоминают лишь несколько деревьев во дворе дома №52 по Первой линии, где когда-то был смыкавшийся с ним сад Римско-католической духовной академии.
Это, пожалуй, и все, что сохранилось от садов первой половины XVIII века. А было здесь их немало. Правда, все они принадлежали тогда частным владельцам.
Частные сады — это, вообще, особая страница истории Петербурга. Автор все той же книги «Старый Петербург» (Садоводство и цветоводство в Петербурге в XVIII веке) П.Н. Столпянский в своем предисловии к ней пишет: «Должен признаться, что когда я впервые систематизировал сведения о петербургских садах XVIII века, мне самому показались они чересчур фантастическими. На основании этих сведений, выходило, что Петербург был царством садов, что это был тот город грядущего будущего, о котором в настоящее время (1913 г. — В.Б.) ведутся лишь одни разговоры».
Столпянский пользовался газетными объявлениями о продаже частных садов, и объявления эти с подробным перечнем фруктовых деревьев окончательно убедили его в истинности подобного вывода.
К сожалению, на Васильевский, из-за все той же медлительности в его застройке, культура частного сада пришла несколько позже, чем в другие районы города. Сначала сады на Васильевском были невелики по размерам и напоминали сад на Четвертой линии вдовы Марфы Струниной, у которой, судя по сохранившемуся описанию, «было 9 яблонь, две рябины, крыжевника куст, смородины 4 куста, да гряда малины».
По-настоящему частное садоводство стало развиваться на острове лишь в 60-е годы XVIII века и достигло апогея к 90-м годам. Причем, как утверждает Столпянский, большинство садов здесь принадлежало садовникам-иностранцам или держалось ими в аренде. Но были на острове и русские умельцы.
Вот что сообщалось в одной из газет тех лет:
«Из неторговых садов можно указать на сад советника Семена Деденева с огородом и прудом с рыбой, на Второй линии за Малой першпективой и дом Михаила Васильевича Бакунина на Двадцать второй линии с оранжереей, регулярным садом, в котором множество лучших испанских вишен и других плодов, а также пруд с карасями».