Аделаида: путь к Тьме (СИ)

— Ты это, приходь к завтрей заре. Утром сутолока, мне подсобница нужна. Обыкновенно сынки пособляют, да заболели они, слегли все перед отъездом. Объелись сыра порченного, уж так их проносит, что куда на ярмарку их тягать?
Покивала и собрала все товары.
Обратно до замка шла с мешком. Ноги гудели. В библиотеке рассиживаться было некогда, казалось, что к нагрузкам я привыкла, ан нет.
Спать легла сразу после ужина. Боялась проспать, ведь ни часов, ни будильника у меня не было, так что полагаться приходилось на птичий гвалт. Птицы последнюю неделю начинали гомонить за пару часов до зари.
О том, что ухожу, Домоправительницу я предупредила жестами. И завтрак тоже попросила собрать с вечера. Повар противиться не стал, напротив, уложил немного тёмно-бордового хлеба, который тут не так уж часто подавали к столу, целых два варёных яйца, кусок твёрдого сыра и небольшую бутылку с компотом. То ли перепутал, то ли пожалел, но еды получилось явно больше, чем привычная утренняя порция.
Повар, мастер Ро́льг, был мужчиной высоким, грузным и добродушным, но строгим до дела. На вверенной ему кухне всегда царила идеальная чистота. Большие влажные глаза смотрели на мир с заботой и едва уловимым желанием накормить и успокоить.
Выбежала из замка я рано. К заре не просто успела, а оказалась одной из первых в темноте спящих рядов. Пока никто не пришёл выставлять товар, поэтому нашлось время перекусить. Оказалось, что прилавок состоял из десятка крепких ящиков. Без большого покрывала, на которое потом и выставляли товар, я его даже не сразу узнала. Сориентироваться помог продавец оружия, он пришёл раньше сапожника. К тому моменту с завтраком я уже закончила. От скуки помогла разложить товар и ему. Ножи по длине. Те, что с ножнами — в одну сторону. Те, что без — в другую.
К моменту, когда пришёл мой работодатель, я уже почти закончила. Одёргивать меня он не стал, но губы недовольно поджал, да и покрывало на прилавок кинул резковато. Вот только времени корчить недовольные лица не осталось, и мы приступили к выкладке товара. Подобного опыта раньше у меня не было. Я рассудила, что для детального рассматривания хватит верхнего и нижнего рядов. Всё, что посередине, уложила плотненько, иной раз и боком. Торговец украдкой подставил ещё один ящик и несколько расширил прилавок.
Самые красивые сапоги — наверх, бочком, так, чтобы голенища блистали во всей красе и приманивали любопытных. Сандалии на двух верёвках понизу, чтобы привлекали взгляд, но не мешались. На основной части прилавка — ботинки от высоких до лёгких, напоминающих чешки.
Едва рассвело, покупатели повалили гурьбой.
За весь день я ни разу не присела. Работала на совесть: и товар расставляла, и подавала, и дежурила за прилавком, когда торговцу приспичило отойти по нужде. Даже сама двое сапог продала. Торговаться, конечно, не могла, поэтому цену мне заплатили полную. Я так и не узнала, как зовут моего напарника, но это оказалось не важно.
Всю работу делала молча. Слова старалась запоминать. Я уже отметила про себя, что речь торговца воспринималась иначе, хотя многие слуги в поместье говорили похожим образом, просто никто, как правило, не обращался именно ко мне. К концу дня навалилась усталость. Торговец угостил вкусным печеньем, но мне даже есть не особо хотелось, только пить и спать.
«Он нас обманет, вот увидите! Будем на него бесплатно горбатиться все выходные, а потом он нам ничего не продаст!» — запричитала Интуиция по дороге в замок.
«А чего ты раньше молчала, а? Целый день уже потратили. Не поздновато ли ты проснулась?» — упрекнул её Разум.
«Он наверняка прекрасный человек и сдержит своё слово. Хороших людей больше, чем плохих!» — уверенно заявил Оптимизм.
«Таки на сколько больше, на одного? И вообще, на тебя шо, Наивность накашляла?» — спросил Сарказм.
«Почему сразу накашляла?» — удивился Оптимизм.
«А как иначе ты этой дурью заразился? Явно не половым путём! Хотя… погодите, это так родилась идея коммунизма?» — заржал Сарказм.
«А чем плоха идея коммунизма? Очень хорошая идея. Добрая», — встрепенулась Наивность.
 
«Да, коммунизм — это таки именно про доброту, шо бы вы себе там ни думали!» — не унимался Сарказм.
«Ноги устали. Дальше не пойду», — встрял в разговор Организм.
«В смысле не пойдёшь? Что нам, под деревом теперь ночевать?» — возмутился Разум.
«Это ваши проблемы. Я всё сказал», — холодно ответил Организм.
«Мы замёрзнем насмерть в холодном лесу!» — тут же заверещала Паника.
«И это будет закономерным итогом нашей тяжёлой, беспросветной жизни, полной боли и предательств…» — заныло Отчаяние.
«Да ладно вам, нас в замке ждёт ужин. Каша! Может, даже с мясом! Может, даже свежим!» — подбодрил всех Оптимизм.
«Но мы до неё не дойдём. Мы погибнем тут, во цвете лет, проиграв бессмысленную борьбу против этого чуждого нам мира…» — запричитало Отчаяние.
«Если сейчас погибнем, то получится, будто мы просто так весь день горбатились. Не позволю! А если этот прохиндей задумает нас обмануть хоть на медяшку, то я его лично задушу! А ну резвее ногами переставляй, Организм, а то нам каши не хватит. А я хочу каши, и побольше!» — гаркнула Жадность.
С каждой минутой становилось темнее и холоднее. А на входе ещё предстояло отмыть всю грязь с обуви. К ужину я всё-таки успела и снова попросила завтрак с собой. Только бутылку повару не вернула, налила в неё воды и приготовила на завтра. Жажда мучила сильнее, чем голод.
Отрубилась, едва коснувшись подушки, чтобы проснуться с первыми птичьими криками.
Ноги болели. Но обувь-то нужна! Мозоли заживут, а сандалии останутся.
Сегодня я уже не искрилась задором и энергией, а вот торговец, наоборот, был бодр и свеж.
— Девка, ты прикинь сапог к носу, вчера продали в три раза боле обыденного! У меня и товару-то осталось малёха только. Добро бы на день хватило. Иди ко мне в постоянные пособницы, а? У меня сыновья справные, замуж тебя определю. Сыта будешь и обряжена. Девка ты работящая да молчаливая, при кудрях да сиськах. Чего ещё от жены надобно? — лукаво смотрел он. — Ужно босая не останешься! — хохотнув над своей шуткой, он выжидательно уставился на меня.
— Спасибо. Нет. Контракт, — коротко ответила я.
— Эх! А осенью, осенью придёшь? Будет другая ярмарка. Коли мои балбесы опять сыра не обожрутся, то познакомлю вас. Авось кто глянется? — с хитрым прищуром улыбнулся торговец.
— Да, осень — да, — говорить на местном наречии пока получалось с трудом.
Торговый день сегодня закончился сильно раньше, чем вчерашний. Мы распродали весь товар. Под конец за пять золотых ушли даже сапоги исполинского размера. Глядя на них, я думала, что это шутка или макет. Но нашёлся симпатичный богатырь, которому и они пришлись по ноге. Высоченный детина сильно за два метра ростом вызвал томление и трепет.
«Какой он… большой… вы только посмотрите на его руки… какие пальцы…» — простонала Сексуальность.
«Он плохо пахнет», — брезгливо заметил Разум.
«А мы его помоем прежде, чем в постель уложить. Или прямо в душе… отмытого…», — не унималась Сексуальность, закидывая остальных картинками того, что именно можно сделать в душе с этим парнем.
«Без меня никакого секса!» — запретила Любовь.
«Вообще никакого секса, пока мы не разберёмся с местной культурой и контрацепцией. Пока что можно и картинки посмотреть. Сексуальность, если он тебе так понравился, то запоминай хорошенько: пострижен под горшок, зубы гниловатые, шея немытая, на подбородке прыщ, подмышками пятна от пота, на коленях штанов пузыри, сапоги в навозе по щиколотку. Куртки нет, подпоясан верёвкой. Одет в жилетку из какой-то лысеющей падали. Я всё правильно отметил?» — строго спросил Разум.
«Ладно, хорошо, я согласна вернуться обратно к фантазиям о Капитане Америке. И совсем чуть-чуть — о Тони Старке», — покорно вздохнула Сексуальность и затихла.
Она вообще при виде прыщей обычно пряталась и никак себя не проявляла. Тут, видимо, из-за богатырского роста не заметила.