Когда я вернусь
Лишь только мы оказались в доме, Валера сказал:
– Спасибо, милая, дальше я сам, – в голосе, как всегда, звучала издевка.
– Давай я тебе помогу устроиться, заварю чай, вещи разберу.
– Уж как-нибудь обойдусь без твоей заботы, – съязвил он.
– Сомневаюсь, – вздохнула я.
– Катись отсюда, – сказал он, и я подумала: «Вот и отлично, совесть моя чиста». Насчет совести я лукавила, оттого и ушла не сразу. Ответила:
– Дверь я захлопну, – и в самом деле хлопнула дверью, но осталась стоять в холле, чутко прислушиваясь.
Не прошло и десяти минут, как раздался грохот, а потом крик, который очень напугал. Я бросилась в ванную, откуда доносился шум, и увидела опрокинутую коляску и Забелина на полу. Он лежал без движения, лоб был в крови, при падении он ударился о мраморную раковину. Я попыталась его поднять, он открыл глаза, посмотрел мутно и сказал:
– Я же просил! Катись отсюда.
– Не дури, – попросила я. – Уйду, когда найду сиделку.
– Мне не нужна сиделка. Сам справлюсь.
– Хорошо, значит, я уйду, как только ты начнешь справляться и перестанешь разбивать свою башку.
Посадить его в кресло было той еще задачей, учитывая, что весил Валерка примерно в два раза больше, чем я. Но кое-как справились. Ночевать я осталась у него. А что еще было делать? Поначалу решила устроиться в соседней комнате в кресле, но побоялась, что не услышу, если ночью Валерка позовет. Комнаты в его дурацком доме были метров по сорок. В спальне я тоже выбрала кресло. Забелин, оценив мои попытки устроиться, хохотнув, заявил:
– Можешь ложиться на кровать. Во-первых, это гораздо удобнее, во-вторых, ширина позволяет быть друг от друга на почтительном расстоянии, а в-третьих и в главных, у меня не только ноги отказали, но и все, что между ними. Так что ты в абсолютной безопасности, даже если сама на меня взгромоздишься. Вот такая непруха.
Об этом врач мне тоже говорил, оттого Валеркины слова я приняла на веру, чего в других обстоятельствах никогда бы делать не стала. Я ему в принципе не верила, а теперь вдруг начала. Каково это – лишиться постельных радостей такому типу, как он. И тут же в который раз почувствовала себя виноватой, хотя не я в него стреляла и уж точно не просила гробить его здоровье во имя моего спасения.
Первые дни мы худо-бедно обживались, у меня не было ни времени, ни сил, чтобы подумать, какого хрена я все это делаю. Уход за Валеркой занимал все время, а вечером я падала в постель как подкошенная. Утром, за чашкой кофе он сказал:
– Мне надо на работу. Поможешь? Не хочу выглядеть беспомощным перед подчиненными.
Просьба произвела впечатление. Не сама просьба, а интонация, с которой он ее высказал. И я, не задумываясь, кивнула. О чем теперь очень жалею. Валерка, не без помощи отца, делал в бизнесе большие успехи. Впрочем, помощь потребовалась лишь на первом этапе. Отец с гордостью говорил, что Забелин бизнесмен от бога. С чутьем, деловой хваткой и способностью решать самые трудные задачи. Сейчас он входил в десятку самых крупных бизнесменов города, от отца отставал на три позиции. Подчиненные встретили его рукоплесканиями. Вряд ли они его особенно любили, хотя, как знать.
Придуриваться он умел мастерски. Довольно долго строил из себя влюбленного мужа, вполне мог и на работе изображать «отца родного». Правда, не ясно, зачем ему могло это понадобиться. Как бы то ни было, а встреча вышла впечатляющей.
Через полчаса Валерка собрал совещание и попросил меня на нем присутствовать. Смысла я в этом не видела, но возражать не стала. После того, как все разошлись, он стал приставать с расспросами, что я думаю о том или другом сотруднике.
– А на фига мне о них думать, – резонно удивилась я.
– Ты же детектив, людей должна чувствовать. Я тут затеял некоторые перемены, буду очень признателен, если ты кое к кому присмотришься.
Так и пошло. Мы были вместе двадцать четыре часа в сутки. На работе, дома. Спали в одной постели. Правда, с этим я довольно быстро покончила. Одну здоровенную кровать заменила на две небольшие, но вполне удобные. Валерка усмехнулся кривенько, но возражать не стал.
Я и не заметила, как довольно быстро втянулась в его дела. Он обсуждал их со всей серьезностью, охотно прислушиваясь к моему мнению, что было весьма удивительно. Всю нашу совместную жизнь он считал меня набитой дурой. С чего вдруг мнение изменил? Я внимательно к нему приглядывалась, подозревая очередную издевку, но он вел себя скорее дружески, и обвинить его в коварстве было не за что. Однако это не мешало мне чувствовать себя мухой, которая все больше и больше вязнет в варенье. Выбраться из этого всего хотелось очень, но сил решительно не хватало. Я будто ждала, что вот вернется Владан, вызволит меня из плена обстоятельств и все станет точно так, как прежде. Только с возвращением он не торопился.
Наверное, оттого я стала участвовать в делах компании если не с энтузиазмом, то, по крайней мере, с определенной готовностью. Оно и понятно: будни детективов были настолько яркими и насыщенными, что сидеть не только без Владана, да еще и без дела казалось решительно невозможным. Тем более стоило хоть на пару минут отвлечься от вопросов бизнеса или бытовых забот, в голову нескончаемым потоком врывались воспоминания. Такие разные, но все одинаково яркие, они надолго сдавливали грудь ноющей болью.
Надо отдать должное Валерке – сам о Владане он со мной не заговаривал, а я, по понятным причинам, не торопилась предаваться ностальгии в его компании.
Однако делать это в одиночестве мне никто не мешал. Именно поэтому я, как обычно проводив утром Валеру до работы, развернулась в дверях и бросила:
– Прогуляюсь немного.
– Давай, пройдись по магазинам, присмотри себе что-нибудь, я оплачу!
– Вот еще!
Не дожидаясь, когда охранник Олег Михайлович, или просто Михалыч – расторопный дядечка лет шестидесяти, закроет за Валеркой дверь, я направилась на противоположную сторону офисной парковки, к троллейбусной остановке. Общественным транспортом я пользоваться не собиралась, как, впрочем, и отправляться на шопинг, я действительно хотела просто пройтись. Погода стояла чудесная – хоть мороз так и не отступал, но солнце пригревало, да и в воздухе пахло весной.
Я пошла вдоль по улице к проспекту Мира мимо спешащих на работу и по делам прохожих, мимо открывающихся кофеен и магазинчиков. Просыпалась природа, пробуждался город, только я, будто медведица, пребывала в спячке.
На проспекте мне даже стало как-то не по себе от этой всеобъемлющей суеты. Захотелось спрятаться, укрыться в берлоге. Я свернула на первую же улицу направо, но и там мне быстро стало неуютно, и я перебежала дорогу на мигающий зеленый, чтобы быстрее оказаться в тихом переулке.
Тут меня встретил лай собаки, доносившийся откуда-то из-за забора, и мигающая вдалеке неоновая вывеска, изображавшая что-то, отдаленно напоминающее пирожок. К слову, если бы мне не было доподлинно известно, что это он и есть, можно было бы угадать в этих очертаниях и абрикос, и кофейное зерно, и даже морду лягушонка. Ларек этот стоял в этом тупиковом переулке много лет и давно бы загнулся в таком малопроходимом месте, если бы не отменная выпечка, которая круглосуточно тут продавалась. Несколько лет назад меня впервые привела сюда подруга Верка. Ее внезапная смерть, собственно, и заставила наши с Владаном пути пересечься. Только вот благодарить подругу за эту судьбоносную встречу или проклинать оставалось вопросом открытым. В самом деле, как бы я жила сейчас, не знай я Серба, где была бы, чем занималась? Кто был бы рядом со мной?
– Что брать будете? – Я не заметила, как размышления привели меня прямо к ларьку, я стояла напротив окошка и, должно быть, выглядела странно. По крайней мере, продавщица, дама в полном расцвете сил и волос – они были ярко-фиолетового цвета, смотрела на меня с подозрением. Хотя, уверена, ей довелось наблюдать тут и более удивительных персонажей.
– Доброе утро! Пирожок с яйцом и булочку с маком.