Больше, чем любовница

Джейн думала о том, что именно таких отношений ей хотелось бы. В этом случае она была бы не только любовницей… Но лучше не мечтать о подобном.
– Не хотите взглянуть на спальню? – спросила она.
Он смотрел на нее еще несколько долгих секунд. Внезапно на губах его появилась улыбка, взгляд потеплел, и Джейн тотчас же почувствовала слабость в ногах.
– Взглянуть на спальню? – переспросил Трешем. – Чтобы оценить новую меблировку? Или для того, чтобы сразу же лечь в постель?
Этот вопрос привел Джейн в замешательство. Но, тут же овладев собой, она сказала:
– Я ведь ваша любовница.,.
– Да, действительно, – пробормотал герцог. По-прежнему держа руки за спиной, он подошел к ней почти вплотную. Наклонившись, заглянул ей в глаза. – Не вижу решимости мученицы, Джейн. Так вы готовы к выполнению своих обязанностей?
– Да, готова.
Сердце Джейн бешено колотилось, и ей казалось, что даже герцог слышит его стук.
Трешем наконец выпрямился и протянул ей руку;
– Тогда пойдем, Джейн.
* * *
Вся мебель в спальне осталась прежней, и стояла она на прежних местах, только обивка изменилась. Серовато-зеленый, кремовый и золотистый – изумительное сочетание цветов. Было совершенно очевидно, что у Джейн прекрасный вкус. К тому же она, занимаясь деталями, не упускала из виду целое, то есть конечный результат – качество, совершенно необходимое для художника по интерьеру. Еще один навык, приобретенный в приюте? Или в элегантно обставленном загородном доме? Кто же она все-таки такая, эта Джейн Инглби?
Джоселин внимательно посмотрел на девушку.
– Ну как вам? – спросила она. – Что скажете?
– Что скажу? – с усмешкой переспросил герцог. – Скажу, что мне не терпится взглянуть на ваши чудесные волосы, не терпится посмотреть, как они струятся по плечам…
Джейн вытащила шпильки из прически, и ее золотистые волосы рассыпались по плечам и по спине.
Ах эти волосы! Сверкающие потоки чистого золота. Джейн всегда была красива, даже в своем отвратительном сером платье и безобразном чепце, но сейчас…
У Трешема не было слов. Он молча любовался стоявшей перед ним красавицей.
– Но Джоселин… – проговорила она, глядя на него своими ясными голубыми глазами. – Сейчас я на незнакомой тропе, и вам придется меня повести.
Он кивнул, чувствуя, как его накрывает волна – нет, не желания, чего-то иного. Возможно, это было сладостное томление, предчувствие чего-то неописуемо прекрасного, предчувствие чуда… Но он не ждал, не думал, что это придет к нему сейчас – ведь прежде подобные ощущения возникали лишь при звуках музыки. Впрочем, нет, изредка это странное томление духа возникало, когда он смотрел на прекрасную картину. Но испытывать такое, глядя на женщину, пусть даже очень красивую, – подобного с ним еще не случалось. Когда же это возникло? Когда она назвала его по имени – вот где истоки этих ощущений.
– Имя Джоселин передавалось старшим сыновьям в нашем роду из поколения в поколение. Я стал Джоселином еще до рождения, но не припомню, чтобы кто-нибудь так меня называл.
Глаза Джейн округлились.
– А ваша мать? А отец? А брат с сестрой? Ведь они, конечно же…
– Нет. – Он скинул сюртук и стал расстегивать жилет. – Я уже родился с титулом, родился графом. И все в нашей семье величали меня соответствующим образом, пока мне не исполнилось семнадцать и я не стал герцогом Трешемом.
Джоселин сам попросил называть его по имени, хотя прежних своих любовниц никогда об этом не просил. Для них он был Трешем, как и для всех прочих. Он помнил, что почувствовал, когда она произнесла его имя неделю назад. Возникло совершенно неожиданное ощущение… ощущение интимности. Вероятно, именно этого ему так долго не хватало.
Он сбросил жилет и стал развязывать узел шейного платка. Джейн молча смотрела на него. Наконец вполголоса проговорила:
– Я думаю, Джоселин, что каждого человека следует хотя бы иногда называть по имени. Скажи, ты хочешь… ты хочешь, чтобы я тоже разделась?
– Нет. Пока нет.
Он снял рубашку и стащил сапоги, но панталоны снимать не стал.
– Ты прекрасен, – неожиданно сказала Джейн, и герцог взглянул на нее с удивлением. Она не смущаясь любовалась его обнаженным торсом. – Может, я оскорбила тебя этим словом? Да, в нем мало мужского. Но я не могу назвать тебя красивым мужчиной – слишком уж резкие у тебя черты лица. К тому же ты темноволосый и темноглазый. Но ты прекрасен.
Даже опытная куртизанка не смогла бы так возбудить его, а ведь Джейн еще не прикасалась к нему.
– Что же сказать тебе в ответ? – спросил он, подходя к ней вплотную. – Тебя нельзя назвать хорошенькой, Джейн. – Джоселин взял ее лицо в ладони, погрузив пальцы в шелк золотистых волос. – Да, нельзя, и ты должна это знать. Миловидность эфемерна, недолговечна. Но ты будешь красива и в тридцать, и в сорок, и в восемьдесят лет. В двадцать же ты блистательна, головокружительно хороша. И ты моя.
Он склонил голову и прикоснулся чуть приоткрытыми губами к ее губам.
– Да, Джоселин, – прошептала она. – Да, сейчас я твоя. Согласно контракту.
– Этот нелепый контракт… – Он тихо рассмеялся. – Я хочу, чтобы ты желала меня, Джейн. Скажи мне, что дело не только в деньгах и не в тех обязательствах, под которыми ты подписалась на этой проклятой бумажке. Скажи, что желаешь меня. Меня – Джоселина. Или честно скажи, что все дело в деньгах, и тогда я оставлю тебе дом, оставлю жалованье на ближайшие пять лет и уйду. Я не стану укладывать тебя в постель, если ты не скажешь, что тебе нужен именно я.
Раньше ему было все равно. Почти все равно. Трешем не мог бы сказать, что презирает женщин, торгующих своим телом. Но все же он не слишком огорчался, если вдруг выяснялось, что женщина к нему равнодушна и ее интересуют лишь его деньги. И, разумеется, ни для одной из них он не был Джоселином.
Что же касается Джейн… Он предпочел бы развернуться и уйти, но не позволил бы ей отдаться ему, если бы понял, что она к нему равнодушна. А может быть, Джейн действительно…
– Мне нужен именно ты, Джоселин, – прошептала она. И Джейн не кривила душой – ее влекло к этому мужчине.
Заглянув в ее синие глаза, герцог понял, что она с ним откровенна.
И тут Джейн чуть подалась вперед и коснулась губами его шеи. Таким мог быть лишь знак капитуляции, и Джоселин тотчас же это понял. Более того, он знал, что она сделала именно то, что хотела сделать, знал, что она желает его.
Сердце захлестнула волна благодарности – словно ему преподнесли бесценный подарок.
Трешем почувствовал, что Джейн желает его. Но желает по-другому – не так, как все прежние любовницы.
– Джейн, будь моей, – пробормотал он, зарывшись лицом в шелк ее волос. – Будь моей, Джейн!
– Да, Джоселин, да… – Чуть отстранившись, она заглянула ему в глаза. – Только ты должен показать мне, научить… Я не уверена, что знаю.
Ее голос звучал как-то слишком уж буднично, но Джоселин понимал, что она просто пытается скрыть волнение.
– О, Джейн… – Он поцеловал девушку в губы и принялся расстегивать пуговицы на ее платье.
 
Глава 14
Но она вовсе не волновалась.
Ох нет, конечно же, волновалась.
Но волновалась лишь потому, что не знала, как себя вести, не знала, что ей следует делать.
Однако она нисколько его не боялась. И совершенно не испытывала чувства стыда. Она не стыдилась, потому что действительно его желала, отчаянно желала. Он был необычайно красив. Он был прекрасен. Мускулистый, широкоплечий, узкобедрый… И от него исходил такой приятный, такой волнующий запах…
К тому же он был Джоселин, а она – единственная женщина, так его называющая. Она знала, что такое магия имени, Джейн – ее второе имя, но только родители так ее называли. Родители – а теперь он, Джоселин. Сначала она пыталась запретить ему называть ее по имени, требовала, чтобы он называл ее мисс Инглби, но он, к счастью, не внял ее просьбам.