Правила экстрасенса (СИ)

 ***
Алексей Костылёв завернул машину во двор, окруженный обыкновенными питерскими пятиэтажками, и остановил её у третьего подъезда.
Миша вылез из другой стороны салона и сверился по бумажке:
- Замшина, 33. Это должно быть здесь.
- Конечно, здесь. – дернул плечами Алексей. – Я же здесь уже во вторник был, квартиру опечатывал.
Старжевский смутился и убрал бумажку за пазуху:
- Да я так, для себя. Адреса учусь запоминать – говорят, очень полезно в работе.
Леха улыбнулся:
- Ну, учись, учись, студент.
Они вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Взглянув на усеянную печатями бумажку, соединяющую дверь и косяк, Костылёв недовольно нахмурился:
- Порвали. Опять детвора балуется. – он вытащил из куртки связку ключей и, открыв дверь, пропустил вперед младшего лейтенанта. – Так, у меня дел еще по горло, некогда мне тут ошиваться. Так что давай быстро в спальню, там в шкафу должен костюм висеть, я пока новую «опечатку» накалякаю.
Согласно кивнув, Старжевский последовал по небольшому коридорчику вглубь двухкомнатной квартиры и оказался у развилки. Дверной проем слева открывал вид в гостиную с маленькой кушеткой, сервантом и телевизором. Спереди был проход на кухню с синими шкафчиками и маленьким холодильником. Дверь справа вела в спальню и была прикрыта. Миша вошел в комнату и, не обратив внимания на одеяло, горой лежащее на раскладном диване, подошел к шкафу.
Первое, что он увидел в зеркальной дверце шкафа, было непонятное шевеление этого самого одеяла. Затем из-под одеяла показалась чья-то рука, и, наконец, лицо. Лицо человека, которого они собирались сегодня хоронить.
Зажав рот ладонью, чтобы не закричать на весь дом, Мишка молнией метнулся из комнаты в коридор к Костылёву.
- Алексей Витальевич, там… там…
- Ну, что там? – спокойно осведомился капитан.
- Воронцов! – наконец выпалил Старжевский. – Он там, на диване лежит.
Леха засмеялся:
- Что-то ты путаешь, Мишаня. Воронцов в морге лежит, на третьей полке.
- Да нет же, он там! Я его только что видел! Пойдемте, пойдемте, сами убедитесь! – младший лейтенант потянул Костылёва в спальню. Вопреки Мишиным опасениям, покойник никуда не делся. Но и нападать на смертных, посмевших нарушить его покой, он тоже не собирался. Вместо этого капитан мирно почивал у себя в постельке, словно никогда и не совершал путешествий на тот свет.
- Не понял. – непонимающе пробормотал Алексей и, подойдя к Лёне, осторожно дотронулся до его руки. Она была теплая.
- Лёнь? Лёня. – Костылёв потеребил Воронцова за плечо.
Лёня медленно открыл глаза, сфокусировал их на гостях, и в следующую секунду вскочил в постели. Миша в ответ на такую реакцию с такой же скоростью отскочил к двери.
- Вы как здесь оказались? Откуда у вас ключи от моей квартиры?
- Нет, Лёнь, это ты как здесь оказался? – сердито крикнул Алексей. Теперь, когда он убедился, что капитан действительно был живой и здоровый, он мог со спокойной душой высказать ему все свои претензии. – Это что, прикол такой был? Если да, то он не смешной! Мы сегодня всем отделом на похороны собрались. Только не спрашивай, чьи!
Лёня принял сидячее положение и поднял вверх руки, показывая, что вполне понимает недовольство коллеги.
- Лёш, это не шутки. Я действительно мертвый был. Ну… то есть не мертвый, а в этом… в летаргическом сне. Я сегодня ночью в морге очнулся. Хорошо, там патологоанатом хороший мужик оказался. Он меня домой отправил, даже денег на такси дал. Я сегодня с утра хотел прямиком к вам идти, рассказать всё. А вот на фига вы сейчас ко мне припёрлись, я не понял.
- Костюм хотели у тебя найти. Сегодня похороны на час дня заказаны. – Леха стесненно замялся. – Всем отделом деньги собирали побыстрее, не хотели, чтоб ты в морге валялся, как ненужный.
«А о нем вспоминать не надо. Ему даже цветочков никто не принесет». – Лёня вспомнил Серегину фразу из сна, и ему вдруг стало не по себе. Он ведь с ними практически не общался, у Григория, майора, которого перевели к ним в отдел полгода назад, вообще даже отчества не знал. А они вон как, не то что цветочки, они…
 
Внезапно Лёня осознал, что ему нужно было умереть. Хотя бы для того, чтобы понять, что у него, оказывается, все еще были друзья. Воронцов перевел взгляд на Мишку. Тот сидел на краю дивана, наконец поняв, что капитан не представляет никакой потусторонней опасности, и счастливо улыбался старшему по званию.
Смягченный такими неожиданно теплыми чувствами, Воронцов впервые за долгое время искренне рассмеялся:
- Ну, раз такое дело, пойдемте чай пить, гости дорогие. Не знаю, как вы, а я после трех суток в холодильнике бегемота слопать готов.
 Глава 2. О том, в каком состоянии нельзя приходить на допрос или Как улетают крыши 
Новость о новоявленном Лазаре, конечно, тут же облетела всё РУВД, и кабинет Воронцова в этот день превратился в проходной двор. Мало того, что через каждые десять минут кто-нибудь из только прибывших коллег врывался к ним, чтобы воочию убедиться в правдивости этой сенсации. Так еще и венок с его фотографией, до этого стоящий в холле, торжественно переставил на место чайника-убийцы сам Марчук. Куда при этом опера дели сам чайник, Воронцов так и не смог выяснить и в итоге плюнул на это дело. В конце концов, Лёня-то знал, кто на самом деле был виноват в его увлекательной одиссее по питерским моргам. Поэтому, отправив к Рыбкину курьера с повесткой, капитан распорядился похоронный банкет превратить в праздничный, что, конечно, было встречено дружным одобрением сослуживцев.
Бурно отпраздновав свое воскрешение, Леонид вернулся домой только к часу ночи. Вот только поспать ему все равно не удалось. Всю ночь Лёне снились кошмары. Причем какие-то странные. Он видел маленькую девочку, освещенную ярким светом, затем картина сменялась, и какие-то тени начинали ходить по его квартире, в то время как на столе горела длинная черная свеча, а возле нее лежали фотографии незнакомых ему людей, по которым кругами катался грецкий орех. Причем именно орех, казавшийся самым безобидным участником его сновидений, при каждом воспоминании вызывал у Лёни невероятные приступы головной боли на протяжении всего следующего утра. Выпив аспирина, Лёня заставил себя сконцентрироваться на работе. Тем более, что на часах пробило пятнадцать минут одиннадцатого, а Рыбкина, вызванного им на девять, все еще не было. «Придется объявлять в розыск» - только подумал Воронцов, как дверь тихонько отворилась, и фабрикант предстал перед ним во всей свой красе. Правда, красивым Рыбкина можно было назвать только с гигантским преувеличением: его лицо с последней их встречи заметно похудело и стало серым, под глазами темнели страшные круги, костюм висел на нем, словно стянутая кожа.
- Товарищ капитан. – голос у Анатолия Степановича тоже изменился, стал высоким, почти писклявым. – Вызывали?
- Вызывал, Рыбкин. – Лёня указал на стул. – Садитесь.
Фабрикант послушно последовал указанию.
- Ну что, Рыбкин, перейдем сразу к делу?
Тот воодушевленно закивал головой и вытащил из-за пазухи исписанный листок.
- Что это такое? – Воронцов взял бумагу и осмотрел большую красную печать.
- Это дарственная. У меня есть дом на Петроградке, три машины, дорогие, счета в банке, и, конечно, акции фабрики, контрольный пакет. Это все теперь ваше.
Капитан закашлялся от удивления:
- В смысле «мое»? – удивление перешло в возмущение. – То есть, ты, зараза, меня убить хотел, а теперь думаешь, что вот так откупиться сможешь? Да я тебя за решетку упрячу до конца твоих дней!
- Помилуйте, товарищ капитан! Я не от тюрьмы откупиться хочу! Сажайте меня, если вам так угодно! Я хоть сейчас чистосердечное напишу, про всё: и про налоги, и про взятки, и про убийство, и про ваше покушение!
Воронцов удивленно поднял брови:
- А зачем ты тогда мне все отдать собираешься?
В следующий момент Рыбкин сделал то, чего капитан меньше всего ожидал – он упал перед Лёней на колени: