Живи и ошибайся
Дмитрий Николаевич ничуть не удивился моей дремучести и подробно ответил на вопросы. Я, конечно, знал, что сейчас сословное общество во всех странах без исключения. Но структура немного разнилась, и в этих нюансах мне предстояло разобраться.
Оказывается, в России начала девятнадцатого века все податные сословия должны принадлежать государству, помещикам или армии. Податные сословия — это те, кто платит подушную подать, то есть налог. К моему удивлению, военное закрепощение распространялось на всю семью рекрута. Не только мужчина, которого у меня, как помещика, забирало государство, но и его супруга, если таковая имелась, автоматически становилась солдаткой. Ни их дети, ни внуки мне уже не принадлежали и переставали быть крепостными крестьянами.
На этом месте я притормозил управляющего и ещё раз уточнил. Никогда ранее не слышал, что даже незаконнорожденные дети солдатки, произведённые на свет без, так сказать, непосредственного участия законного мужа, автоматически причислялись к солдатскому сословию. Мало того, дочери и внучки тоже становились солдатками, а их дети мужского пола должны были пополнять российскую армию.
Тут управляющий понизил голос и, пользуясь тем, что чиновник, пока я читал «сказку», нас покинул, просветил, как борются на местах с такой несправедливостью. Беременные солдатки скрывают своё положение, а после говорят, что ребёнок родился мёртвым, и передают его в другую семью, подкидывают в приюты и всячески прячут. Это за пределами помещичьих владений, при условии, что солдатка пошла за мужем. На своих землях мне проще «прятать» людей. Достаточно перевести из одной деревни в другую. Крестьян и их детей умирало много. Подтасовать документы не составит труда, особенно на лиц женского пола, которых никто не фиксирует в документах.
Управляющий оказался мужчиной умным и интересовался не только делами поместья Титовых, но и тем, что происходило за его пределами. Он же мне рассказал историю одной солдатки Спасского уезда Тамбовской губернии, которая подала прошение окружному начальнику. В нем она сообщала, что ее муж-крестьянин поступил в 1812 году рекрутом, в отпуске не был, писем не присылал, а через некоторое время умер (то есть детей жене не делал). После его смерти она вступила во второй брак с государственным крестьянином и прижила с ним трех сыновей, которые были внесены в списки военных кантонистов. Причем первый уже поступил на службу, второй также должен быть отправлен служить. Солдатка-крестьянка просила оставить ей для помощи в старости и для пропитания хотя бы третьего сына и записать его по ревизии к ее новому семейству.
Неожиданно для солдатки второй брак был признан духовным судом законным, а все трое сыновей были отнесены к гражданскому ведомству и освобождены от службы. Но такое случалось редко. В большинстве своём солдатки не имели какой-либо защиты. Их вообще считали чуть ли не узаконенными проститутками.
К моему удивлению, никто не запрещал жене следовать к месту службы рекрута. Ей даже работать разрешалось. Но кто такие молодая крестьянка, решившая поехать вслед за мужем-рекрутом, и новобранец в любой армии и любом времени? Молодой солдат по сути самый бесправный элемент. Его шпыняют, гоняют и всячески притесняют более старшие и опытные служащие. Мог ли такой солдат огородить жену от всевозможных притеснений и домогательств со стороны «старослужащих»? Думаю, что ответ очевиден. А государству такое положение дел и появление незаконнорожденных детей от занятий проституцией солдатками было выгодно.
Помещик же, напротив, предпочитал оставить у себя в деревне молодуху, способную рожать новых крестьян. По этой причине старались отдавать в рекруты молодых и холостых. Но не всегда таковые находились.
Дмитрий Николаевич подсунул мне официальную форму с требованиями по рекрутам. Точно такая же хранится в рекрутском присутствии и содержит обязательные пункты: фамилия, имя, отчество рекрута, его возраст, рост, приметы (цвет волос, глаз, состояние зубов), сведения о месте жительства (городе, уезде, селе, деревне, слободе), социальном статусе (из мещан, помещичьих, удельных, государственных крестьян), семейном положении (холост, вдов, женат), данные о жене, детях (их пол и возраст), отметка о беременности жены.
Управляющий был раздосадован тем, что из-за болезни помещика не мог присутствовать на рекрутском наборе № 95 в марте месяце.
— Из Корнеевки староста, подлец, выдал рекрута, — пожаловался Дмитрий Николаевич, демонстрируя мне документ.
Вчитавшись в него, и я невольно покачал головой.
«Митрофан Романов Рожнов, из однодворцев, деревни Корнеевка, Самарской губернии, 26 лет, роста — 2 аршина 35/8 вершка, лицом бел, волосом рус, глаза серые, нет четырех зубов. Жена — Домна Ефремова, сыновья: Терентий — 9, Филипп — 4 лет, дочь Агафья — 2 лет. Жена беременна», — написано было в документе.
Это меня, считай, трёх крестьян мужского пола лишили! Не то чтобы я почувствовал себя рабовладельцем, но то, что люди — моя основная ценность, сразу понял.
— Старосту в Корнеевке поменять, — отдал я своё первое распоряжение по управлению личных земель и тут же поинтересовался: — А сколько стоит выкуп за рекрута?
Точно знаю, что такая процедура существовала в это время.
— Четыреста рубчиков, — тяжело вздохнул управляющий, намекая таким образом, что лишних денег в доставшемся мне наследстве нет.
— И как часто предоставляют рекрутов? — озадачился я этой проблемой.
— При матушке Екатерине Петровне определили пять полос. Раз в пять лет берут одного со ста душ, — начал обстоятельно рассказывать управляющий. — В этом году у нас набирали.
— Та-а-ак… если всего 1215 душ мужского пола, то положено отдавать двенадцать рекрутов каждые пять лет, — невольно я присвистнул от такой обдираловки. Это как должны крестьяне плодиться, чтобы пополнять людские «запасы»? — Служат двадцать пять лет? — задал уточняющий вопрос.
— Через двадцать лет нижние чины в бессрочный отпуск увольняются. И течение следующих пяти лет могут быть призваны, ежели война или еще чего.
— Призывной возраст каков?
— От двадцати до тридцати пяти годочков, — ответил Дмитрий Николаевич. — У нас Леонтий бывший солдат. Отслужил и вернулся. Дядюшка ваш его в писари назначил. Он в армии грамоте обучился, пришёл проситься на службу, барин и принял.
Прикинув, что этому Леонтию больше сорока пяти лет, я ничего комментировать не стал, позже пообщаюсь. Кадр должен быть интересным. Наверняка с Наполеоном воевал, выжил и даже вернулся в родные края.
Разобравшись с рекрутами и с тем, что в следующие пять лет волноваться на эту тему не стоит, поинтересовался, отчего у меня крестьяне из Александровки бегут. Судя по тому, что умирали дети, жизнь там не сахар. Лично проверю, чем живут, но мнение управляющего тоже хотел послушать.
И если до этого Дмитрий Николаевич отвечал чётко и ясно, то тут начал бормотать нечто невнятное про «погоду-природу», недоимки, долги и так далее. Понятно, нужно лично смотреть. Алексей давно рвался в поездку. Ему нужно определиться, что делать с лошадьми, где их разместить, пасти. Да и одну деревню я ему обещал продать. Конезавод у нас будет совместный (в связи с этим необходимо где-то документы оформить), но ему, чтобы получить статус помещика, требуются владения и крестьяне.