Тафгай 4 (СИ)
— «Пионеры» смотри сюда, — сказал я своим юным одноклубникам. — Слишком шаблонно мы стали играть. Может быть для московского «Локомотива» этого и будет достаточно, но для ЦСКА нужно сработать похитрее.
— Предлагаешь смену позиций? — Спросил Сашка Скворцов.
— Лучше. — Я повертел головой, где и как бы мне новую комбинацию нарисовать, и не найдя ничего подходящего, стал резать коньком искусственный лед около борта. — Допустим, по левому краю с шайбой в зону атаки вкатываешься ты, Боря. — Я прочертил линию на льду. — Мы идём параллельным курсом, я по центру, Скворец справа. — Я сделал ещё две линии. — И ты «Малыш» вместо ускорения, наоборот сбрасываешь скорость, а я через центр ускоряюсь и вылетаю на левую штангу. — Я прорезал длинную диагональную линию. — Один защитник блокирует тебя, и вот вопрос — что будет делать второй игрок обороны?
— Ясное дело, тебя, Иван, клюшкой зацепит и покатится следом. — Первым ответил Скворцов. — Тогда у меня открывается чистый лёд на одинокого кипера. — Нападающий кивнул на ворота, где в поте лица трудился Володя Минеев.
— То же самое можно разыграть и зеркально, — сказал Боря, который понял, что в таком раскладе ему забрасывать шайбы не светит, так как путь к воротам мы расчищаем для партнёра справа.
— Можно, — согласился я. — А если второй защитник за мной не пойдёт, то пас через борт «Малыш» сделай на меня. И кстати, если кто-то чувствует, что вратаря обыграть не получается, тоже пасуйте на дальнюю штангу, то есть мне.
— Смена! — Свистнул нам Сева Бобров.
— Ну, ты Иван и жук, — пробормотал Скворцов.
Комбинацию, которой мы тут же удивили наших защитников, решено было назвать — «Гоп со смыком». Гоп — это был мой резкий рывок через центр, а смык — это то, что следовало дальше, то есть заброшенная шайба.
— Чё это вы тут такое накрутили? — Встал как вкопанный Всеволод Михалыч, когда мы забросили третью подряд «банку». — Повторите помедленней, я записываю. — Сказал главный тренер, вынув блокнот из кармана спортивных штанов.
— Называется, Михалыч, «Гоп со смыком», — под хохот парней подсказал название комбинации Боря Александров.
— Толково придумали, — пробурчал Сева Бобров, видя, как мы растаскиваем защитников, и громко добавил. — Все теперь будут репетировать этот «Гоп со смыком»! Смена!
Ближе к концу тренировки на трибунах появилась красавица журналистка Варя Варшавская и хоккеисты все как один принялись выделываться, то есть играть, позабыв о партнёре по команде.
— Вы мне тут чего фигурное катание устроили! — Гаркнул недовольный главный тренер. — А? Здравствуйте. — Заметил, наконец, и он красивую девушку. — Как продвигается статья?
— Главный редактор сказал, что неплохо было бы рассказать о том, где играл до «Торпедо» ваш центральный нападающий Иван Тафгаев. — Мило улыбнулась Варвара. — Слишком мало об этом информации.
— «Гоп со смыком», — пробормотал Всеволод Михалыч. — Тафгай иди уже в раздевалку, всё равно от тебя одна головная боль. Извините, — улыбнулся он журналистке.
— А чем вы сегодня вечером занимаетесь? — Спросил Варвару, подъехавший чуть ближе Коля Свистухин.
— Сиди дома не гуляй, Николай! — Сказал я, проезжая миом и шлепнув по шлему Свистухина под всеобщий гогот.
***
Смешная вещь — эти людские слухи. Непонятно каким образом весть о том, что я якобы отсидел в тюрьме, долетела и до редакции газеты «Горьковский рабочий». Кто-то ляпнул, не подумав, кто-то добавил от себя своих личных странных фантазий и вот теперь я доказываю Варе Варшавской, что не верблюд, а настоящий советский человек. Как призналась сама Варвара, главный редактор даже решил статью о нашем «Торпедо» временно отложить в очень укромный дальний ящик, если моя биография так неоднозначна. Пришлось везти девушку на свой родной для этой жизни автозавод «ГАЗ».
Пятнадцать минут езды на авто, полчаса, чтобы оформить временный пропуск, ещё семь минут, чтобы пройти по территории завода до Кузовного корпуса, подняться на второй этаж в профком и вот я представляю для журналистки Варвары первого своего свидетеля.
— Познакомьтесь, — сказал я, подтолкнув в спину немного оробевшего физорга Самсонова. — Это наш физорг, товарищ Самсонов. Это наш кубок заводской спартакиады, который мы взяли осенью прошлого года. Расскажи Олег Палыч всем нашим городским журналистам о том, как мы с тобой познакомились?
— Ну, а что тут говорить? — Замялся Олег Палыч.
— Скажите, как давно Иван занимается хоккеем? — Уточнила мой вопрос Варя. — Правда, что он отработал на заводе много лет?
— Иван? — Посмотрел на меня Олег Палыч. — Скажу без ложной скромности, это я его открыл. Иван всегда был спортивным парнем, но не теми видами спорта увлекался, не хоккеем. И ещё были у него и другие увлечения.
— Вы хотели сказать, что Иван имел какое-то хобби? — С уважением посмотрела на меня журналистка.
— Да, — Самсонов покосился на меня и прокашлялся. — Ваня Тафгаев был у нас большим коллекционером, именно это ему помешало раньше раскрыться в хоккее.
— И что же я собирал? — Рыкнул я.
— Ты? — Олег Палыч немного внезапно взмок, сообразив, что ляпнул что-то не то. — Иван коллекционировал это, — физорг изобразил руками некую сферу, — этикетки разных производителей.
— Вы хотели сказать марки? — Уточнила моё увлечение прошлого Варя.
— И марки тоже, — выдохнул физорг. — У нас тут многие этим увлекаются, после работы. А что? Каждый советский человек имеет своё законное право на хобби в культурной обстановке конечно.
— Филателия в СССР — для всех раскрывает новые горизонты жизни, — вовремя влез я, пока Самсонова не понесло дальше, чем Остапа Ибрагимовича. — Спасибо Олег Палыч сказал от души! — Я пожал руку физоргу и повёл от греха Варвару дальше по коридору.
— Это наша столовая, тут я обедал, — я открыл перед девушкой дверь в царство парки, варки и поджарки и мысленно перекрестился, так как ни одного знакомого человека в помещении не оказалось.
Однако меня узнали все, причём очень быстро. Мужики в промасленных робах тут же кинулись с раздачи и из-за обеденных столов жать мне руку и требовать немедленной победы над ЦСКА. На мои слова, что сначала 9-го мы играем с «Локомотивом», а уже потом 12-го с ЦСКА, работяги внимания не обращали.
— Вот Варя смотрите, народ меня здесь помнит и уважает. — Шепнул я журналистке.
— Иван, а ты когда мне рубль отдашь? — Вылез передо мной какой-то мужичок. — Ты у меня ещё летом, когда штаны сжёг, в займы брал, помнишь?
— Держи отец, извини, закрутился с клюшкой и шайбой, — я тут же сунул в жилистую руку рабочего свой трудовой хоккейным потом заработанный рубль. — Выручил ты меня тогда знатно. На марку из Бурунди редкую немного не хватило. — Сказал я специально для Варвары и потащил её из столовой прочь.
В коридоре я провёл девушку мимо медпункта, нечего там было показывать, и прямиком направился в заводскую библиотеку.
— Вот здесь долгими вечерами я готовился к поступлению в МГУ на факультет международных отношений, — соврал я, водя руками в разные стороны.
— Ты хотел поступить в МГУ? — Удивилась Варя.
— Глупые мечты, напрасные надежды, — отмахнулся я. — Сейчас ещё покажу, где я каждую смену пахал за станком, и думаю, что все вопросы отпадут по поводу моей трудовой биографии?
— А что за штаны ты сжёг этим летом? — Спросила девушка, когда я её вёл уже по лестнице на первый этаж, туда, где гремели и урчали стальные станки.
— Что значит какие? — Возмутился я. — Ведь чучело Зимы сжигают же на праздник Масленицы? Вот и мы с коллегами решили этим летом после трудовой стахановской вахты, сжечь чучело проклятого империализма. Чтоб значит, на всей планете был Миру — Мир, и все разжигатели мировых войны, захлебнувшись в собственной ядовитой злобе, очистили нашу Землю от своего поганого и мерзкого существования. Вот так в статье и напиши.
— Не слишком ли это будет в статье про хоккей? — Улыбнулась Варя Варшавская.
— В самую точку, — выдохнул я, когда подвёл девушку к своему родному фрезерному станку, за которым пока никто не работал.