Янтарные глаза
Конечно, если б это был его сын.
Еще повезло – что нет.
А стул, естественно, пустым не останется. Придет кто-нибудь другой, кто освоится на этом месте, будто оно принадлежало ему все время. Кто-то. Оптодиски и скрепки в столе разложит по-своему. Может, даже лучше. Это будет энергичная, обаятельная женщина, как, например, Фиона Фергюссон. Смерть будет от нее совсем далеко. Со стеклянной поверхности стола она сотрет отпечатки пальцев Лукаса и положит под нее стереофото из отпуска с парнем; она должна это сделать, ведь как она сможет тут жить со следами такого конца? И все будет предано забвению. Пропотевшая рубашка Лукаса закончит дни на пыльной полке какого-нибудь базара или в пластиковом пакете Армии спасения, откуда ее с удовольствием выхватит бедняк, у которого не будет другой возможности в жизни носить такую элегантную одежду. И ничего не узнает. Как это вообще возможно, что в каждую ее нить не впишутся навеки эти ужасные секунды, одна за одной? А его замшевый портфель, видимо, получит в наследство сестра. Может, подарит его какому-нибудь любовнику, как и портсигар.
Стэффорд посмотрел в окно.
Забвение.
Вдруг его отвлек от раздумий писк компьютера. Он очнулся и тут же понял, что Лукас уже некоторое время лежит развалившись на столе. Его глаза были закрыты, голова лежала на руке, а другая рука свободно свисала с края стола. И не двигалась. На его лице разлилось пустое чувство облегчения, но совсем не блаженства. Он не шевелился, будто уже…
Но прежде чем Стэффорд успел испугаться, Лукас со всхлипом вдохнул и потихоньку поднял голову. Потянулся к клавиатуре и принял пару сообщений – среди них были и те, которые писал Стэффорд. Потом взял со стола листок, на котором были нацарапаны какие-то часовые данные, и посмотрел на дисплей на стене.
– Ровно сто двадцать пять минут. Как я и говорил, – забормотал он и оглянулся в поисках портфеля.
Хотя и не следовало, Стэффорд подошел и собрал с пола рассыпанные вещи.
– Ты не должен, Рой, – произнес Лукас, но портфель взял и открыл ежедневник на странице, заполненной записями о времени.
– Ты записываешь, сколько это длится?
– Мне нужны данные для экстраполяции, чтобы знать, когда это случится в следующий раз и как долго продлится, – бормотал Лукас. – Я не могу полагаться лишь на память. Странно, как боль искажает восприятие времени.
Его голос был так наполнен усталостью, что его трудно было понимать.
– Было бы слишком просто… лгать себе.
Пока он писал, Стэффорд аккуратно отодвинул диван – это было несложно, он стоял на колесиках, – и достал шприцы Лукаса. Тем временем Лукас закрыл ежедневник. Он сидел апатично, сгорбившись, будто теперь, когда все закончилось, его полностью покинули силы. Стэффорд подал ему упаковку, но Лукас ее даже не коснулся. На его лице промелькнуло выражение такого отвращения и брезгливости, будто ему дали мертвую крысу.
– Лукас… – Стэффорд откашлялся.
Он хотел сказать что-нибудь обнадеживающее, что-нибудь, что бы дало ему новые силы, но в голову приходили только клише. Он раздумывал, может ли позволить себе хотя бы коснуться его плеча в знак утешения.
– Не будем об этом, Рой, – сказал Лукас раньше, чем Рой Стэффорд успел что-либо придумать.
Он на секунду замялся, но потом все-таки коснулся упаковки и накрыл ее ладонью.
– Если сможешь, забудь то, что ты видел.
Забвение.
– Никогда, – выдохнул Стэффорд. – Я никогда не забуду о твоей победе.
Он сам удивился, что вообще это сказал, – уже многие годы не бывало такого, чтобы он говорил искренне. Только теперь он понял, что говорит это не ему, а своим собственным сомнениям, которые крутились в голове несколько минут назад. Невообразимой глупости, а также своей собственной смерти. Наконец он понял, что думал на самом деле: «Я никогда не забуду тебя».
Лукас встряхнул головой.
– Победа здесь ничего не значит, – тихо сказал он. – Считаются только поражения.
Он сжал упаковку шприцов в ладони и пальцем коснулся одной из пустых ячеек в пластике.
– Прежде чем использовать этот, я выдержал пять часов. Страшное время, Рой! Но все бесполезно.
Его голос был сухим, полным усталости и выплескивал целый океан безмерной горечи.
– Я все равно проиграл. И проиграю снова. В конце концов использую их все.
Он порылся в портфеле, но не нашел того, что искал. На его лице неожиданно промелькнула тревога. Лукас положил портфель на колени и начал торопливо разбирать его содержимое. Стэффорд понял, что он ищет черный портсигар, который остался забытым на полу.
Когда он подошел к нему и поднял, на пол выпал маленький металлический валик. Внутри что-то хрустнуло.
– Прошу тебя, осторожно! Не открывай! – резко встрепенулся Лукас. – Эту ампулу нельзя ломать.
«Еще какое-то лекарство, посильнее?» – подумал Стэффорд, подняв валик.
Но, увидев лицо Лукаса, он понял, что` держит в руке. Он едва не поддался первой пришедшей в голову мысли – отбросить эту вещь подальше. Как можно дальше.
Лукас ничего не сказал. Стэффорд понял, что специально: пока Лукас молчит – выбор остается за ним. Он мог выразить согласие или возмущение. Он мог начать угрожать, что сдаст его, потому что иметь при себе такое – абсолютно незаконно. Но, прежде всего, он мог делать вид, что ничего не понял. Все это пронеслось у него в голове, и все эти мысли он отверг.
– Должно быть, ужасное чувство – носить такое с собой постоянно, – сказал он.
– Чувство было еще ужаснее, пока мне не повезло добыть это, – констатировал Лукас, и на его лице промелькнула первая едва уловимая улыбка.
Стэффорд медленно положил валик в футляр и отдал Лукасу.
– Лукас, если я могу вам как-нибудь…
– Главное, не смотрите на меня с таким сочувствием, или я тоже начну жалеть себя. – Лукас вернулся к формальному тону автоматически, как и Стэффорд; мгновение близости прошло.
Но потом он вдруг засмеялся и поднял голову.
– Хотя нет, наоборот! – Он щелкнул пальцами. – Сочувствие нужно тут же использовать для представления идей.
Уголки губ Стэффорда дернулись.
– Вы страшный человек, Лукас! Ну, используйте.
– Я отправлял вам доклад о Фомальхиве, в котором…
– Я читал, – прервал его Стэффорд. – Из-за этого я изначально и пришел.
Он задумался.
– Вы правы в том, что мы должны предпринять некоторые меры… но пока я еще не решил, кому это поручить. Лукас, если при таких обстоятельствах вы не захотите участвовать…
Лукас тут же стал серьезным.
– Если бы я не хотел участвовать, я бы не стал писать доклад, – произнес он без сомнений. – Я понимаю, что это представление в ваших глазах не сыграло в мою пользу, но все равно считаю, что Совет выиграет от того, что переговоры буду вести я.