Распутник
– Вот как? – Голос его спутницы тоже стал тише и глубже. – Так вы намерены уложить меня прямо на землю, сударь, в моем любимом муслиновом платье?
Девушка на ветвях перестала задирать нос. Она встревожилась.
– О нет, мадам, – отвечал галантный кавалер, – такими прелестями, как ваши, следует лакомиться.., упиваться, только уединившись в запертой комнате… Им следует поклоняться… Поклоняться на мягкой постели.
Леди отняла у мужчины руку и слегка похлопала его по плечу.
– Я слышала, что вы довольно искусны в.., умении поклоняться, – заметила она. – И с удовольствием убедилась бы сама в справедливости молвы.
– Мадам, – проговорил Банкрофт, отвешивая ей изысканный поклон, – я ваш покорный слуга. Так когда же? Умоляю, не томите меня слишком долго.
– О, мне бы было весьма приятно немного помучить вас, сударь, – отвечала миссис Делейни с грудным смешком, но я просто не уверена, что сама в состоянии хоть сколько-то томиться. Дверь моей спальни сегодня будет отперта, если этот факт вас интересует.
– Но до тех пор я сгорю от неразделенной страсти и благоговения, – заявил он, склонил темноволосую голову и быстро прижался губами к пухлым губам леди.
– Что ж, многообещающее начало, – проговорила она. – Как жаль, однако, что прошла лишь половина дня. Нам пора вернуться в дом к чаю, сударь. Причем порознь. Мне бы не хотелось, чтобы стали болтать, будто я в отсутствие своего мужа кокетничаю с красивыми мужчинами. – Дама весело рассмеялась, а он поклонился.
– Упаси меня Бог бросить тень на вашу безупречную репутацию, мадам, – промолвил Банкрофт. – Я побуду тут еще немного. Заодно проверю, не станет ли пейзаж более привлекателен для меня в отсутствие ваших несравненных прелестей.
– О, как вы сумасбродны, – заключила дама и направилась к дому, чтобы явиться перед обществом в целомудренном одиночестве. – И каким же льстивым языком наградил вас Господь. Юная леди, которая оказалась невольной свидетельницей всей этой нежной сцены, была отчасти удивлена, отчасти шокирована. Интересно, как же долго он намерен любоваться тут пейзажем? Между тем Банкрофт сел на поросший травой берег пруда и обхватил руками свои колени.
Наверное, он тоже нуждался в отдыхе и уединении. Еще бы, ведь это такой занятой джентльмен! Вот и сегодня рано утром, когда она несла миссис Пибоди вторую чашку шоколаду – что, впрочем, скорее следовало бы делать служанке, – дверь комнаты мистера Банкрофта вдруг распахнулась. Оттуда выпорхнула Флосси, одна из горничных, с раскрасневшимися щеками, блестящими глазами и слегка растрепанной прической. Она не сразу прикрыла дверь, и за ней можно было разглядеть самого мистера Банкрофта. Он был в самом, мягко говоря, неофициальном одеянии, и не нужно было обладать сверхъестественной догадливостью, чтобы понять, что эти двое уж как минимум только что целовались.
Как минимум!
И вот теперь он планировал провести ночь или по крайней мере часть ночи в постели миссис Делейни, предаваясь наслаждениям и поклонениям. Ну, это действительно скандал! Когда Нэнси с гордостью признавалась всякому, кто готов был это выслушивать, что ее будущий супруг настоящий распутник, это не было пустым хвастовством.
Внезапно на голую руку юной леди сел комар, и она машинально прихлопнула его. Шлепок прозвучал, словно выстрел, причем даже для ее собственных ушей. Она затаила дыхание и, стараясь не шелохнуться, устремила взор вниз.
Очевидно, Банкрофт все-таки услышал. Сначала он повернул голову в одну сторону, потом в другую, после чего, пожав плечами, снова принялся созерцать пруд в кувшинках.
* * *Ему нравилось разбивать сердца. Его это забавляло. Впрочем, не совсем так. Он думал, что это, должно быть, даже неприятно – причинять подлинные страдания, настоящую сердечную боль. И всегда инстинктивно избегал таких связей, в результате которых нежное сердечко леди могло увлечься всерьез.
Точнее было бы сказать, что ему нравилось разрушать необоснованные ожидания. Многие его приятели избегали девушек на выданье, как чумы. Они боялись, что их изловят в брачные тенета, несмотря на все предпринимаемые предосторожности. Но он ничего не боялся. Ему нравилось рисковать. В каждом новом случае Банкрофта интересовало, насколько близко он сумеет подойти к официальной помолвке, так и не сделав последнего шага. Но ни разу он так и не поступился своей свободой, предпочитая не обращать внимания на голос чести.
Он любил наблюдать, как юные девушки и их мамаши расставляют свои ловушки, думая, будто он не замечает их ухищрений. Забавно было следить за тем, как они предпринимают поначалу самые осторожные шаги, постепенно приобретая все более победоносный вид и, наконец, торжествуют над своими менее удачливыми предшественницами. Банкрофт искренне не понимал, чем же так привлекательна его особа. Он даже нарочно сетовал на свою бедность тем, чьи болтливые языки неизменно готовы были подхватить и понести любую новость по всему свету. Ведь в конце-то концов баронство – это отнюдь не герцогство, в особенности когда речь идет лишь о будущем возможном наследовании титула. Дядюшке не исполнилось еще и шестидесяти, к тому же он был просто ходячим воплощением здоровья и силы. И никто не мог быть абсолютно уверен, что дядюшка не надумает снова жениться и не станет год от года плодить сыновей!
Но факт оставался фактом. Мистер Банкрофт знал, что его почитают за хорошую добычу. Возможно, сама сомнительная репутация и неуловимость его как жениха составляли львиную долю его привлекательности. Как мужчинам кажется, будто даже не слишком красивая женщина с безупречной репутацией самим своим существованием бросает им вызов, так и женщинам, должно быть, хочется сражаться за обладание сердцем прославленного донжуана.
Итак, после долгих ухаживаний за хорошенькой и определенно небедной мисс Нэнси Пибоди он принял приглашение провести несколько недель в Холли-Хаусе. Друзья его пребывали в настоящем ажиотаже как из-за самого этого приглашения, так и из-за данного Банкрофтом согласия. Они строили ужасные гримасы и показывали краем ладоней, словно перепиливают себе глотки, в общем, объявили его совершенно пропащим. Наперебой, шумя и состязаясь в остроумии, просили обязательно пригласить их на свадьбу, а один даже осмелился предложить себя в качестве крестного для первенца, который непременно родится уже через девять месяцев.
Хорошенькая, богатенькая и тщеславная мисс Пибоди была забавна, так же как и ее любезная пышнотелая мамаша и папочка-молчун, которого, казалось, вовсе не замечают в этом доме.
Двух-трехнедельный деревенский отдых в приятной компании обещал Банкрофту, помимо всего прочего, полное удовлетворение сексуальных аппетитов. И действительно, не прошло и суток, а он уже успел поладить с полногрудой жадной служанкой. Девица с радостью отдалась ему и вчера, и сегодня утром, причем сама намекнула о своей готовности еще до того, как он раскрыл рот, чтобы предложить ей это. Флосси принадлежала к тому роду похотливых дамочек, которые зазывают сами, предусмотрительно задрав юбки и расставив ноги. Такие предпочитают переходить прямо к делу, без лишних, с их точки зрения, формальностей. Добившись же своего, они с отъявленным бесстыдством упруго подскакивали под ним или отчаянно вертели задами, пока он не кончит. Это всегда было похоже на какой-то бег наперегонки и едва ли длилось дольше двух-трех минут. Так было и вчера, и сегодня. Покончив с любовью, Флосси сразу же вскакивала, опускала подол, совала в карман подаренный соверен, а затем преспокойно продолжала делать то, чем была занята пять минут назад, словно и не прерывалась вовсе.
Ему же нужно было больше. И он обязательно получит больше – намного больше – от миссис Делейни, чья репутация не менее скандальна, чем его собственная. Но сегодня вечером он непременно отведает ее. И будет упиваться ее прелестями, как и обещал, медленно и основательно, и непременно несколько раз за ночь. Банкрофт не сомневался, что предстоящая ночь сулит ему мало отдыха, но что такое сон по сравнению с подлинным наслаждением?