Любовь и магия (сборник)

– Хватай ее! Волоки к лестнице!
– Ай, она укусила! Тварь! Тварь! Я убью ее прямо здесь!
Потом шум ударов, женский визг, снова топот и плеск.
– Не смей здесь, – пробасил другой мужчина, – тащи к лестнице. Казнь должен видеть весь город.
Гийом беззвучно прошептал: «Ненавижу!» – и вытащил кинжал. Воин, охранявший люк, так увлекся созерцанием драки, что не услышал шагов Гийома. Вообще ничего не услышал, пока клинок не вошел в его голову за ухом. Придерживая дергающегося в агонии эслинского воина, убийца выглянул из-за его плеча. Еще трое латников волокли к столбу света женщину с окровавленным лицом. Она была тощая, низкорослая и весила, пожалуй, вдвое меньше любого из конвоиров, но упиралась так отчаянно, что мужчинам стоило немалого труда тянуть ее.
– Вам помочь? – спросил Гийом, когда пыхтящие воины доволокли наконец свою жертву к нему.
– А ты бы лучше… – заговорил один из эслинцев, глянув на товарища, не принимавшего участия в свалке.
Больше он ничего не успел сказать. Гийом толкнул к нему мертвеца, рука с кинжалом метнулась к горлу другого, затем Гийом выхватил меч. Эслинский воин оттолкнул женщину, и они с Гийомом стали рубиться в столбе света. Места для схватки было мало, не развернуться, а противник оказался силен, как медведь, его тяжелые удары заставляли Гийома пятиться. Потом сбитый с ног эслинец спихнул с себя убитого приятеля и, рыча от ярости, поднялся из грязи. Женщина молча прыгнула на него сзади, обхватила ногами, стиснула грязными пальцами горло. Воин завертелся на месте, но стряхнуть ее никак не мог.
Наконец Гийом изловчился и рубанул противника по бедру. Теперь можно отступать, пятиться и ждать, пока здоровяк истечет кровью. Но тут второй эслинский латник с размаху врезался в стену спиной – и повисшей на нем женщиной. Та охнула, сползла в мутную воду. Воин пнул ее сапогом и бросился на помощь напарнику. Пришлось действовать быстро, пока они не насели вдвоем. Но Гийом достаточно удалился от света, наполненного силой Аланны, и, призвав на помощь Адварда Неистового, атаковал. Порезанная нога подвела противника, тот не сумел вовремя развернуться, и меч Гийома, направляемый рукой смертного и волей божества, пропорол кольчугу. Остался последний противник. Гийом бросился в атаку, заставил эслинца отступить на шаг, другой… а потом враг неожиданно потерял равновесие и опрокинулся назад. Гийом с удивлением разглядел замершую на четвереньках женщину – оказывается, она подобралась к противнику сзади, когда он пятился. Падая, воин ударился головой и потерял сознание.
Но удивляться было некогда, новые враги могли появиться в любой миг. Разделавшись с последним эслинцем, Гийом бросил через плечо:
– Эй! Бежим отсюда! Скорее!
– Сейчас, – хлюпая разбитым кровоточащим носом, пропыхтела женщина, – сапоги только…
Она стянула с мертвеца сапоги и обулась. Потом они побежали в темноту – Гийом первым. Когда столб света остался далеко позади, Гийом пошел медленнее.
– Кто ты? Откуда? – бросил он через плечо. – Чего им от тебя нужно?
– Я Лайва, – назвалась спасенная. – Ниоткуда. Родилась в этом городе, будь он проклят.
Гийом, воззвав к Неистовому, разжег зеленое пламя в ладони и поднес огонек к лицу спутницы. Она не удивилась и не стала отстраняться. Лайва оказалась совсем молоденькой девушкой, Гийом едва различил черты ее лица под слоем грязи и крови. Он назвал свое имя и, больше не оборачиваясь, зашагал по клоаке. Девушка семенила следом, шумно хлюпая чужими, слишком большими сапогами, и рассказывала свою печальную историю. Ее мать казнили на площади, когда началась осада. Они, Лайва с матерью, были посвящены Эдге Мрачной. Гийома это не удивило – когда городу грозит Адвард Неистовый, добрые люди истребляют всех последователей Темного Пантеона без разбора. Лайва пряталась, ее убежище нашли. Она сбежала, ненадолго опередив погоню.
– Я замешкалась, – сморкаясь сгустками крови, объяснила девушка, – пока поднимала эту тяжеленную решетку над спуском в клоаку. Ну а потом… я же сбросила сандалии, чтобы бежать быстрее, а здесь, внизу, босиком не побегаешь. Вот тут-то они меня и настигли.
 
Она не стала расспрашивать Гийома, кто он и зачем странствует под землей. Он ее спас – этого было достаточно. Потом Гийом почувствовал, что побаливает бок. Оказалось, задел клинком кто-то из городских солдат, а в пылу схватки он ничего не почувствовал. Рана была пустяковая, но пергамент с планом подземелий пропитался кровью, и рисунок едва различался.
– Ничего, – успокоила Лайва, – я проведу. Куда тебе надо?
– К Высокой Башне… стой! Ты слышишь?
Навстречу беглецам из темноты что-то надвигалось. Что-то большое, издающее невнятный, однако непрерывный и сильный шум. Лайва встала рядом с Гийомом, и в ее грязной ладони расцвел огонь – синий, почти такой же яркий, как и зеленое пламя Неистового в руке Гийома. Они зашлепали по жидкой грязи навстречу неведомому.
Шум стал громче, он складывался из хлюпанья воды, шороха хвостов, крысиного писка… и чего-то еще. Неприятный резкий скрежет едва угадывался в звуках, издаваемых сотнями крыс, бегущих по подземелью навстречу людям. Гийом и Лайва, касаясь плечами друг друга, а иначе в тесном проходе было не поместиться, шли навстречу крысам. Вот в призрачном свете зеленого и синего огоньков замелькали блестящие глазки, мокрые ободранные бока, голые хвосты. Поток крыс хлынул под ноги беглецам. Поначалу те отшвыривали тварей сапогами, топтали и пытались отогнать, но напрасно – то, от чего спасались грызуны, пугало их куда сильнее. Обезумевшие крысы бежали навстречу, угрозы они не представляли, люди замерли, позволяя тварям нестись у их ног. Потом крысиный поток иссяк, и скрежет сделался явственней. Он приближался. Гийом вытащил меч и попробовал заслонить собой девушку. Лайва снова упрямо протиснулась мимо, встала рядом, подняв свой огонек вровень с зеленым пламенем Гийома.
В отсветах колдовского огня блеснули сотни мелких чешуек, когда громадная змееподобная тварь показалась из-за поворота. Голова остановилась, покачиваясь на высоте пояса Гийома, а бесчисленные чешуйчатые кольца свивались под ней, справа, слева… Змея подтягивала неимоверно длинное тело, которому, казалось, не будет конца. Чешуйки, скользя по камням, издавали скрежет, который Гийом слышал сквозь крысиные топот и писк. Наконец чудище замерло. Гийом шагнул к нему, отводя в сторону клинок, ровно настолько, насколько позволяла ширина прохода. Лайва мешала ему размахнуться, но девушка упрямо держалась рядом, так что их огоньки мерцали в десятке дюймов друг от друга.
Снова заскрежетала по камням чешуя – змей пятился, расплетал кольца и отползал в темноту. Гийом с Лайвой снова шагнули, и тварь поползла скорее. Еще шаг – змей распахнул пасть, показывая длинные острые иглы зубов, издал шипение. Потом страшная голова с распахнутой пастью исчезла, канула во мрак. Змей рывком метнулся назад, так быстро, словно его кто-то дернул за хвост. Если такое можно себе вообразить.
Гийом с шумом перевел дух.
– Два огня в наших руках кажутся ему глазами, – тихо произнесла Лайва. – Они высоко, значит, тот, кто глядит на хранителя подземелий из темноты, очень большой. Хранитель испугался.
– Вряд ли он вообще видит, – возразил Гийом, – если всю жизнь проводит в темноте.
– Это неважно. Он слышит топот четырех ног рядом, ощущает, что мы – что-то большое, чует очень разные запахи. Свежую кровь многих людей на твоем мече, твою кровь, мою кровь… из разбитого носа.
Гийом покосился на спутницу и заметил, что девушка улыбается.
– Эй, прекрати! – с притворным возмущением прикрикнул он. – Твоя улыбка – это богохульство, разве могут улыбаться адепты Эдги Мрачной!
И они рассмеялись – беззаботно, как дети. В грязи и крови, в темноте и вони клоаки им было хорошо вдвоем. Потому что огоньки в их ладонях горели рядом, потому что змей сбежал, потому что смерть, которая гналась за обоими, не придет в ближайший миг. У них есть немного времени, разве это не причина для веселья?