Три мести Киоре (СИ)
— Карты подземелий нет, заказчик только предполагает, где может быть манок на основании каких-то семейных рукописей. Ты, конечно, колдунья, но риск все равно высок.
— А ты можешь назвать мне заказчика?
Ястреб покачал головой, и Киоре поджала губы. Несколько минут она мучительно размышляла, глядя в стену, но всё же здравый смысл перевесил жадность. Киоре считала себя авантюрной и немного сумасшедшей, но никогда — самоубийцей.
— Нет, я отказываюсь. Пусть манок покоится в подземелье, где от него точно не будет вреда. Кстати, а не подскажешь, где есть вход в подземелье?
Ястреб подкрутил ус, но всё же назвал ей два, которые знал и он, и еще многие в городе.
— Ладно, больше у тебя нет вопросов? — спросила она, поднимаясь. — Нет? Вот и чудненько. Пошла я тогда.
Ноги страшно гудели, но мысль, что до временного пристанища в квартале нищих отсюда идти всего-то три четверти часа, успокаивала. Ночь только близилась, оттого на улицах было оживленно. Туман, как будто смилостивившись, в кои-то веки не выпал. Длинный обоз уныло тянулся на половину улицы, и его безуспешно пытался объехать некто на велосипеде со странно большим передним колесом. У крохотного Догира с горевшими зелено-синими окнами заунывно просили милостыни нищие и калеки, чьи грязные лица едва выглядывали из-под намотанных лохмотьев. Кто-то особенно рьяный схватил Киоре за подол. Не успела она разразиться бранью, как услышала тихий голос, а из-под ветоши выглянули серые и малиновые перья:
— Береги себя, кровью пахнешь! Кровью пахнешь! Я чувствую, от тебя пахнет степью и костром, старыми, но пахнет! Здесь ты найдешь или смерть, или счастье! Беги, беги отсюда!
Женщина цеплялась за юбку Киоре, как ребенок за маму. Тревожный голос шептал предсказания, а прохожие наблюдали занимательную сценку, как нищая приставала к какой-то страшной служанке. Киоре же, заметив направлявшегося к ним патрульного (их отличал суровый взгляд, темно-коричневый мундир и белый воротник), схватила бродяжку за руку и утащила за Догир, где начиналась полупустая улица к кварталу нищих.
— Тихо! Иди за мной! — приказала она девушке, и та пискнула что-то согласное.
Плюнув на всё, вдали от фонаря Киоре разулась, с наслаждением опустившись на ледяную землю. Туфли, подумав, вручила спутнице, приказав спрятать под лохмотьями, а сама подтянула юбку на талию. Через две улицы приличные дома из кирпича сменили серые бараки, в которых можно было недорого снять комнатку, тут еще зиждились бедные лавчонки, где продавали поношенную одежду или брали деньги у ростовщиков. Эта часть города граничила с кварталом нищих, оттого отличалась серостью и молчаливостью: здесь каждого провожали взглядом из окон, здесь привыкли к крикам в ночи, здесь никто не думал помочь попавшему в беду. Нищая вдруг выдернула руку у Киоре.
— Там, — шепнула она, указав на небольшую лавку, кое-как втиснутую в угол небольшого дома, лишенную вывески и странно-мрачную, чью крохотную витрину украшал желтоватый череп и пучки трав, над которыми плавно покачивался черный ловец снов. — Я чувствую силу, — добавила она, жадно разглядывая лавку.
— Колдунов в Тоноле нет, — пожала плечами Киоре.
Но ее загадочная спутница, как зачарованная, перешла дорогу. В лавке терпко пахло полынью и степными цветами, горели самые дешевые свечи, закоптившие невзрачные стены. Хозяйка салона, Баира, сидела за столом и раскладывала яркие карты, поверх которых бросала пригоршню камней с высеченными рунами.
— Я чувствую силу, — сказала она, скидывая капюшон, и Киоре поразило количество перьев в спутанных волосах. — Ты — колдунья?
Киоре сидевшую за столом полнотелую женщину в цветастом тряпье с оборками назвала бы мошенницей и даже не подумала бы спросить о будущем. Карикатурно красные губы, справа над которыми чернела родинка, щель в зубах, тонкие брови, тугие кольца черных волос, руки с браслетами — она как будто старательно собрала каждую черточку, каждый штрих обобщенного портрета гадалки.
— Вот так новость, — цыкнула Баира, поднимаясь из-за стола. — Прабабка моя была из глазастиков, мне только карты перешли от нее да камешки эти. Ты откуда такая, красавица, а? — она прищурила темные глаза, хищно склонившись к предсказательнице.
— Из хааната. Я ощущаю твою силу. Погадаешь?
— Значит, досталось мне что-то от ваших. Надо же… — усмехнулась Баира, возвращаясь за стол. — Садись! Чай, свое будущее разглядеть не смогла?
Нищая качнула головой и указала на Киоре:
— Ей погадай. Я сама видела, но слишком зыбко.
Киоре не понимала, что происходило. Запах лавки приятно кружил голову, но вместе с тем стоял стеной между ней и колдуньями, которые несомненно говорили о чём-то важном… О чём? Киоре не успела опомниться, как оказалась за столом, а перед ней запорхали тасовавшие карты руки. Мелькала гладко-коричневая рубашка карт, вспышками молний выскакивали гротескные и ужасные картинки, а потом снова начиналось мельтешение цвета, белых пальцев. Одна за другой карты легли на стол.
— Сначала руны, — сказала Баира. — Возьми горсть и брось, — и протянула Киоре мешочек.
Она повиновалась, выхватила из дерюги горсть холодных и будто влажных камней, кинула на стол. Они подпрыгнули, разметались горохом, сдвинув карты в новый узор, похожий на бабочку, севшую на цветок. И столь это было неожиданно, что Киоре даже не заметила, как вспыхнули руны на нескольких камнях.
— Асбе, верте, холь, — нахмурилась Баира, переворачивая карты, попавшие под вспыхнувшие руны. — Теперь переворачивай карты, от каких почувствуешь тепло.
Киоре приподняла брови, но послушно вытянула руку над столом. Ей приглянулась карта, лежавшая слева от перевернутого уже висельника, потом, не рассматривая, она повела руку дальше. Из всех карт перевернула лишь две.
— Всё, — сказала Баире.
— Всё? — удивилась та. — Как интересно. Я не вижу в тебе хаанатских корней…
От своей спутницы Киоре видела только заострившийся профиль на фоне плясавшего пламени. Она приоткрыла рот, жадно смотрела на карты, как будто те были священной книгой Ги-Ра.
— И что всё это значит? — нахмурилась Киоре, которая ощутила себя героиней затянувшегося уличного представления.
— Руны означают прошлое, будущее и настоящее. Впервые кто-то у меня такой расклад получил, — качала головой Баира.
Гадалка бормотала и хмурилась, склонялась к столу и выпрямлялась, расправляя плечи, она звенела браслетами и трогала платок на голове.
— Висельник под руной прошлого, рядом с которым находится шут перемен, указывает на смерти. Кто-то у тебя умер, после чего твоя жизнь изменилась, — Киоре легонько кивнула. — Правильно карты показали, значит… Рядом с картой смерти ты открыла колесо перерождений, а это… Смутное что-то, — поджала губы гадалка.
Смерть можно было толковать как конец какого-то этапа и начало нового или же конец жизни из-за болезни и несчастий, обычно зависело от сопутствовавшей карты, которой никогда не должно было быть колесо перерождений, толковавшееся похоже со смертью.
— Возможно, перерождение будет не твое, а кого-то близкого, но ты при этом или сама или изменишься, или умрешь. Если бы ты вытащила третью карту, карту для настоящего, можно было бы попробовать сказать точнее. Но карта любви и ненависти слишком расплывчата, — усмехнулась гадалка, любившая эту карту за бесчисленное количество толкований, которые можно было подобрать каждому клиенту.
— И ты сказать ее будущее не можешь, — выдохнула нищая, отмерев. — И настоящее ее не определено до сих пор…
— Я прекрасно знаю, чем собираюсь заниматься, — заметила Киоре, никогда не верившая в предсказания.
Колдовство она видела, на него полагалась, но столь зыбкой его части, как предсказания, никогда не доверяла. На миг ей показалось, что по развешенным по комнате ловцам снов скользнули капли света, золотые и серебристые, а две женщины рядом с ней говорили без слов, взглядом, мыслями, силой.
— Вспомнила! — прищурилась Баира и высыпала из мешочка все камни.