Курсант: Назад в СССР 4 (СИ)

— Вызывали, Савелий Прохорович?
Фронтовик нахмурился:
— Даже не знаю, как тебе сказать, Андрей, но решай сам. Бумага по тебе пришла из Москвы. Из управления уголовного розыска СССР. Просят тебя откомандировать в Москву… Ну, как просят. Скорее, ненавязчиво приказывают. Сформулировали так хитро, мол, просим рассмотреть вопрос…Конечно, вопрос мы рассмотрим положительно, если ты свое согласие дашь.
— Какое согласие? — опешил я. — Меня в Москву вызывают? — я расстегнул шинель и снял цигейковую шапку, от таких новостей стало жарковато. — Зачем?
— Старший советник юстиции следователь по особо важным делам генеральной прокуратуры СССР Горохов инициировал создание в МВД СССР экспериментального отдела по раскрытию громких и тяжких преступлений с привлечением специалистов из разных областей, — сказал, как отрапортовал Ярусов. — Вот предлагают тебя включить в эту группу. Представляешь?
— Горохов? Никита Егорович?
— Он самый. Который в Новоульяновске в семьдесят восьмом маньяка ловил. Знаю, что ты был в его группе. Читал твое личное дело, да и в газетах писали про твои геройства. Получается, что тебя он заприметил и теперь к себе перетягивает.
Выходит, что после поимки Новоульяновского душителя Горохов воодушевился идеей создания группы на постоянной основе. Как-то я ему за прощальной рюмкой чая и правда намекнул, что было бы здорово, если был бы такой отдел в Москве, куда бы лучших сыскарей и спецов набрали. И они могли бы оказывать помощь в раскрытии преступлений по всему Союзу. Ведь часто у местных глаз замылен, и маньяка поймать или другого прохиндея можно, только если мыслить нестандартно. Как может наша группа… Проникся тогда этой идеей Никита Егорович. По плечу меня похлопал и воскликнул, что идея отличная. Грустно так сказал, потому что знал, что реализовать ее через крючкотворство и бюрократию системы очень трудно будет. На том и закончился наш разговор.
Я думал, он про него забудет, а оказалось все иначе… Спустя почти полтора года выходил-таки проект. Или, может, действительно маньяк какой где объявился, и это помогло продвинуть решение. Хотя лучше без него, конечно.
В любом случае, я рад, что он меня к себе позвал. Вот только не предупредив. Без меня меня женить хотят. Впрочем, невеста хороша, и я, пожалуй, соглашусь на такое.
— Тут как получается, — закряхтел Ярусов, глядя на мое довольное лицо, с которого сгладилась уже вся тревога. — Мы тебя отпустить просто так не можем, ты кадровый сотрудник. Разве что как практику оформить? Специальную. С методистами я еще переговорю, как лучше обозвать командировку. Но сам понимаешь, что экзамены потом тебе придется сдавать на общих основаниях. Без особых поблажек. Нельзя допустить, чтобы слухи по школе поползли, что Петрову просто так оценки проставляют. Вот тут самое сложное. Сможешь ли ты сдать экзамены экстерном? У нас преподаватели всякие. Я, конечно, с ними поговорю, чтобы лояльнее к тебе относились, но некоторые могут и обиду затаить за твои будущие пропуски. Не гарантирую, что ты успешно сессию сдашь и сможешь диплом получить.
— И что вы предлагаете, товарищ полковник?
Уж я-то знал, что преподаватели действительно очень разные, вспомнить только Зверькова с его злорадным планом. Однако было приятно услышать, что начальство в курсе настроений своего педсостава, а не в отрыве блаженном живет, как на острове Лапута.
— Сам реши. Есть другой вариант — ты отказываешься от предложения Горохова и спокойно здесь доучиваешься. На выходе получаешь лейтенанта, диплом о средне-специальном образовании по специальности “оперативно-розыскная деятельность” и идешь по распределению работать в местное УВД. Всё своим чередом, так сказать. Но тогда к Горохову тебе путь закрыт. Уверен, что второй раз такие предложения не делают. Даже если потом сам проситься будешь.
— Пожалуй, я выберу первый вариант.
— Ты хорошо подумал, Андрей? Впереди двухнедельный зимний отпуск. Если мы тебя командируем, то его придется перенести. И следующий отпуск ты увидишь, скорее всего, не скоро.
 
— Савелий Прохорович, почему вы пытаетесь меня отговорить? Сами же сказали, что второй такой возможности не будет.
Ярусов встал из-за стола и чуть прошелся по кабинету, встал ближе ко мне. Проговорил спокойно:
— Потому что все лучшее Москве достается. Так всегда было и будет. Вот и тебя хотят заграбастать. А здесь кто работать останется? Толковые сотрудники и в Новоульяновске тоже нужны. Я здесь родился и вырос, и душа моя за этот город болит, а за Москву я и так немало на фронте крови пролил. Столица мне сама теперь должна.
С этим сложно было поспорить. Мне очень захотелось если не утешить Савелия Прохоровича, то хоть сказать что-то обнадеживающее.
— Если отдел экспериментальный, — задумчиво проговорил я, — то, скорее всего, не по Москве работать будем. По всему Союзу. Так что, товарищ полковник, зря сокрушаетесь. Не Москвой единой. Лучше уж я сразу пользу приносить буду, чем снег на плацу чистить.
— Ишь ты, — пробурчал начальник. — Снег ему не нравится убирать. Был у меня командиром на фронте генерал Рыков. Так вот он лично окопы копал. Вместе с простыми бойцами. Скидывал генеральскую шинель, надевал солдатский ватник, брал лопату и вперед.
— Я ж не против со всеми траншеи рыть. Только пользы больше от меня будет не на плацу, а в группе Горохова.
Полковник задумался, покряхтел:
— В чем-то ты прав. Фронта нет сейчас. Враг внутри. Время другое наступает. Знаешь, что теракты, именно теракты уже начались и в Москве. Метро и магазин взорвали, а третью бомбу возле здания КГБ заложили. Совсем обнаглели. Террористов поймали и расстреляли еще год назад, но чувствую, что это была лишь первая ласточка.
— Я понял вас, Савелий Прохорович, но если вы даете добро на мою командировку, то я все-таки хотел бы принять предложение Горохова. А с учебой как-нибудь разберусь. Учебники читать обучен. Преподаватели здесь прекрасные, но и самообразование — штука хорошая.
— Ну ты не торопись с решением. Подумай пару дней, пока мы приказ готовим. С родными посоветуйся. Если уедешь, долго они тебя не увидят. В общем, так… — начальник достал серенький бланк увольнительной и стал его заполнять. — Бери на сегодня выходной и дуй домой. Обсуди с семьей все. Завтра прибудешь к утреннему разводу.
— Есть взять выходной!
***
Тусклая лампа общажной комнаты мерцала робким светлячком. Все хотел поменять ее, но в этот зимний вечер она создавала уют, будто горела свеча. Я лежал на скрипучей железной кровати. Рядом прильнула Соня. Прижавшись ко мне, перебирала волоски на моей груди.
— Зачем тебе эта Москва? — надула она губки. — А обо мне ты подумал? Как я без тебя?
— Вот устроюсь — и ко мне переедешь, — попытался я ее успокоить, хотя в глубине души понимал, что сам буду там, как перекати поле. По командировкам мотаться. Для семьи такая жизнь не подходит. Недаром от Горохова жена ушла. Волк-одиночка Никита Егорович. Чем-то на меня похож. Я думал, что смогу новую жизнь прожить по-другому. Но, похоже, иду по прежнему пути. Пока девятнадцать, кажется, что все еще впереди и не поздно свернуть. Проходили это уже. Но иначе я не могу поступить… По крайней мере пока… А там посмотрим.
— Ага, как же, — Соня приподнялась на локте, тряхнув рыжей гривой. — Тут же в Москве про меня и забудешь. Там знаешь девки какие? Наглые, бесстыдные и… Красивые. Мигом в оборот возьмут!
— А ты откуда знаешь, какие там девки? — рассмеялся я, чмокнув ее в щеку.
— В кино видела. И мамина подруга рассказывала. Она проводницей на поезде в Москву ездит. Так она говорит, что самые привередливые пассажиры, это которые с московской пропиской. То им чай не слишком черный, то соседи громко храпят.
Соня прижалась ко мне и поцеловала:
— Ты хоть пиши мне и звони.
Я прижал ее покрепче. Так, будто хотел прилепить к себе насовсем. Может, Соня была наивной девчонкой, глупенькой провинциалкой. Но мне показалось, что рядом с ней никакая москвичка не будет казаться мне настоящей.