Особое мясо
«А тех, с черными крестами, — куда отправят?» — спрашивает второй. «В Лабораторию», — коротко отвечает он. Кандидат хочет спросить что-то еще, но Маркос молча поворачивается и идет дальше. У него нет ни малейшего желания рассказывать кандидатам про это место — Лабораторию «Валка». Впрочем, даже при желании он не смог бы сказать о ней ничего определенного.
Сотрудники, осматривающие прибывшее стадо, здороваются с Маркосом снизу, от клеток. «Завтра эту партию переведут в синие клетки, а оттуда — голову за головой — их отправят в забойный цех и на разделочную линию», — рассказывает Маркос, спускаясь вместе с кандидатами по лестнице.
Они переходят к боксам, стены и решетки которых выкрашены в синий цвет. Второй кандидат просто пожирает глазами содержащиеся здесь экземпляры. Он наклоняется к Маркосу и почти шепотом интересуется, правда ли, что этих отправят на забой прямо сегодня? Тот кивает. Взгляд кандидата вновь впивается в ряд синих клеток.
Перед тем как перейти в зону боксового содержания, они останавливаются у ряда клеток, выкрашенных красным. Сразу видно, что эти клетки больше синих по площади, но при этом в каждой находится только по одному экземпляру. Предвосхищая вопросы, он объясняет им, что эти головы предназначены для экспортных поставок, что они принадлежат к первому чистому поколению. «Это мясо — самое дорогое на рынке. Слишком много лет требуется на его выращивание». Приходится объяснять новичкам, что прочее мясо — результат генетической инженерии и селекции, направленной на то, чтобы экземпляры быстрее набирали вес ради большей рентабельности. «То есть мясо, которое мы едим, оно что — искусственное? Мы питаемся синтетикой?» — изумляется тот, что повыше. «Ну, я бы так не сказал. Оно не искусственное и не синтетическое. Модифицированное — вот, пожалуй, самое правильное определение. По вкусу оно не слишком отличается от мяса ПЧП, хотя есть, конечно, истинные ценители, способные по достоинству оценить все оттенки вкуса экземпляров из ПЧП». Оба кандидата молча рассматривают обитателей красных клеток. Их внимание явно привлекают штампы «ПЧП», разбросанные по всему телу этих экземпляров — по штампу за каждый год выращивания.
Высокий выглядит бледноватым. Похоже, он не выдержит того, что ему предстоит сейчас увидеть. Для начала его стошнит, потом он, того и гляди, грохнется в обморок. Маркос интересуется его самочувствием. «Все хорошо, все хорошо», — поспешно отвечает тот. Так всегда бывает с самым слабым из кандидатов. Деньги, конечно, всем нужны, но не все можно выдержать ради денег.
Он устал. Эта усталость, кажется, вот-вот убьет его, но он идет дальше.
11
В саму зону боксов они не заходят и остаются в комнате отдыха персонала, одна из стен которой представляет собой огромное окно, выходящее в производственное помещение — участок обезболивания. В этой зоне все поверхности и предметы выкрашены в белый цвет. Ослепительно-белый.
Высокий садится на стул, а второй спрашивает, почему нельзя войти в сам цех. Маркос отвечает, что вход в рабочую зону разрешен только сотрудникам, непосредственно участвующим в производственном процессе, причем каждый из них в обязательном порядке должен быть одет в специально разработанный стерильный костюм. Так снижается до минимума вероятность занесения в мясо какой-либо инфекции.
Один из сотрудников замечает гостей и, кивнув Маркосу, выходит из цеха в комнату отдыха. Это Серхио. Его профессия — забойщик скота. На нем белый комбинезон, черные сапоги, маска-респиратор, полиэтиленовый фартук, каска и перчатки. Рабочий радостно обнимает начальника и, неожиданно для кандидатов, обращается к тому на «ты». «А, старина Техо! Ты где пропадал?» — «Объезд делал. Пришлось помотаться по клиентам и поставщикам. Смотри, кого я привел. Знакомьтесь».
Они с Серхио довольно часто вместе выбираются выпить пива после работы. Есть в нем что-то настоящее, думает Маркос. Он не станет косо смотреть на тебя только потому, что ты начальник, правая рука директора, не будет высчитывать, какую выгоду можно извлечь из знакомства с тобой. Не постесняется он и сказать тебе все, что думает, если что-то придется ему не по душе. Когда у Маркоса умер ребенок, Серхио не смотрел на него с сочувствием, не бормотал, что «Лео теперь на небесах, маленький ангелочек», не стоял рядом молча, не зная, что сказать, не избегал встречи с ним. Его отношение к Маркосу вообще не изменилось. В день, когда он появился на работе, Серхио завел его в бар и напоил. Весь вечер он не переставая травил анекдоты, и под конец у обоих текли по щекам слезы — от следовавших один за другим взрывов хохота. Нет, боль никуда не делась, зато он понял, что у него есть друг. Как-то раз он спросил его, почему тот работает забойщиком. Серхио ответил, что выбора у него особого нет: или глушишь один экземпляр за другим, или не знаешь, на какие шиши кормить семью. «Я ведь больше-то ничего особо и не умею, а за эту работу хорошо платят. Всякий раз, когда во мне просыпались угрызения совести, я вспоминал своих детей, и все становилось на свои места: именно моя работа позволяет мне обеспечивать их, делать их жизнь лучше, чем была моя. А что касается особого мяса — так ведь с его появлением появилась возможность решить проблему перенаселенности, снизить уровень бедности и — при всей его дороговизне — почти искоренить голод. У каждого живого существа свое предназначение. Предназначение мясного скота — быть забитым и съеденным. Моя работа людей кормит, и я этим горжусь». Серхио говорил что-то еще, но он уже не мог его слушать.
Когда старшая дочь Серхио поступила в университет, они пошли в бар отпраздновать такое событие. Между тостами он вдруг озадачился вопросом, сколько экземпляров расстались с жизнью, чтобы оплатить образование детей забойщика Серхио? Интересно, сколько раз он заносил свою киянку, сколько раз обрушивал ее на голову жертвы? Маркос предложил другу стать его помощником по организации производства, на что Серхио с достоинством ответил: «Предпочитаю киянку». Он оценил этот отказ и не стал выпытывать у друга причины такого решения. Все и без того было ясно. Серхио вовсе не хотел его обидеть. Он сказал то, что имел в виду. Просто, убедительно и честно.
Серхио подходит к новичкам и протягивает им руку. Маркос рассказывает: «Этот человек выполняет одну из важнейших технологических операций. Его дело — оглушить забиваемый экземпляр. Потом оглушенному перерезают горло. Серхио, покажи ребятам, как нужно работать».
Он предлагает кандидатам встать на возвышение перед окном. Отсюда, сверху, им будет отлично видно все происходящее в рабочем боксе.
Серхио выходит в зал и поднимается на платформу. Взяв в руки киянку, он кричит: «Давай! Пошел!» Ползет вверх подъемная дверь, и в бокс вталкивают абсолютно голую самку. Совсем молоденькую — лет двадцать, не больше. Она вся мокрая, а ее руки связаны за спиной пластиковой стяжкой. Она пострижена наголо. Бокс узкий. Она почти не может в нем пошевелиться. Серхио подгоняет скользящую в пазах решетку из нержавеющей стали, устанавливает ее точно на уровне шеи самки и фиксирует блестящую железку. Самка дрожит, по ее телу то и дело пробегают судороги, она хочет вырваться из этого железного ящика. Ее рот открыт.
Серхио заглядывает ей в глаза и несильно, едва ли не ласково похлопывает ее по голове ладонью. При этом он что-то говорит ей или даже напевает. Что именно он произносит, наблюдателям не слышно. Самка замирает и явно успокаивается. Серхио заносит киянку и бьет жертву прямо в лоб. Раздается сухой стук. Удар наносится так быстро и так неожиданно, что зрители отказываются верить своим глазам. Самка теряет сознание. Ее тело обмякает, ноги подгибаются, и когда Серхио размыкает решетку, фиксирующую ее шею, она падает на поддон бокса. Открывается поворотная дверь, и поддон бокса наклоняется. Бесчувственное тело сползает по наклонной металлической поверхности на пол.
В зону боксов входит сотрудник разделочного цеха. Он ремнями привязывает самку за ноги к спускающимся с кран-балки цепям. Пластиковая стяжка, удерживавшая ее руки, разрезана, и рабочий нажимает кнопку подъемника. Тело подтягивают к потолку, и по системе подвесных рельсов транспортируют вниз головой в следующее помещение. Рабочий заглядывает в окно комнаты отдыха и приветственно машет Маркосу рукой. Имя этого сотрудника стерлось у него из памяти, но он точно помнит, как принимал его на работу месяца два назад.